Но на этот раз Роберт был обеспокоен. Это было не похоже на Майка – исчезнуть на такой длительный срок, никого не предупредив, где он находится; а особенно смущало, что он звонил дочери и сообщил, когда именно вернется.
– Ты звонил еще раз в департамент? – спросил он Теда.
Его заместитель утвердительно кивнул.
– Ни аварий, ни пробок. Их вертолет пролетел по всему маршруту примерно за час до заката.
Роберта снова зазнобило. Вероятно, эти эпизоды не были связаны, боже, он надеялся, что они не связаны, но он не мог не думать о том, что тот, кто убил Мануэля Торреса, все еще разгуливает на свободе.
Он представил Майка, лежащего на дне оврага, его скрюченное, съежившееся и обезвоженное тело. Беспокойство, видимо, отразилось на его лице, потому что Тед сочувственно посмотрел на него.
– Ты выглядишь измотанным.
– Да, – признал Роберт.
– Оправляйся домой и отдохни.
Роберт в знак несогласия покачал головой.
– Мы должны найти какие-нибудь ключи к этому убийству.
– Сегодня? Сегодня мы уже ничего не добьемся. Отправляйся домой.
Роберт провел рукой по волосам и посмотрел на своего заместителем. Внезапно на него навалилась безмерная усталость. Он потер рукой глаза и сказал:
– Ты прав. – Перегнулся через барьер и взял пачку форм, скрепленных резинкой. – Я выключу автоответчик, чтобы самому принимать звонки. Если позвонят из Департамента общественной безопасности или еще что-то всплывет – дай мне знать.
– Ладно.
Было уже поздно, и улицы опустели, когда Роберт ехал домой. Он миновал дом Рича и уже собирался, как обычно, посигналить ему, но заметил, что свет нигде в доме не горит, и понял, что брат и его домашние уже спят. Он свернул на улицу Сейджбраш, чувствуя себя одиноким. Луна уже взошла; она отражалась в окнах на фасадах всех домов на правой стороне улицы, и в ее тусклом голубоватом свете улицы выглядели пустынными и заброшенными, будто в каком-то призрачном городке.
Дорога сделала поворот у подножия холма – и началась пустыня. Дома здесь стояли дальше друг от друга, разделенные участками песка.
Во времена его родителей здесь почти никто не жил, и школьный автобус специально заезжал сюда, отклоняясь от основного маршрута, чтобы подобрать его и Рича. С тех пор появились новые дома, но этот район все еще был наименее населенной частью Рио-Верди, в котором кактусов насчитывалось гораздо больше, чем людей. Бо́льшую часть времени ему это нравилось: он мог включать свое стерео на полную катушку, не опасаясь побеспокоить своих соседей, или тренироваться в стрельбе в пустыне за домом, не опасаясь, что может попасть во что-то, кроме камней. Но иногда Роберт все-таки чувствовал свою изолированность от остального города, от остального мира; в такие минуты он думал, что вместо того, чтобы выкупать долю Рича, ему стоило продать родительский дом, и тогда они с братом оба переехали бы ближе к городку.
Он притормозил у своего почтового ящика и опустил стекло, проверяя, не пришла ли почта. Вытащил три счета, бросил их на пассажирское сиденье, потом проехал по старым мосткам через канаву и остановился на немощеной дорожке перед сараем для хранения инструментов.
Когда он входил, как всегда, в доме никого не было, и в безмолвной гостиной царила темнота. Он жил один уже дольше, чем был женат, но все-таки успел привыкнуть к некоторым обстоятельствам семейной жизни и скучал по ним.
Одним из них было возвращение в теплый и освещенный дом.
Роберт бросил ключи на кофейный столик и включил свет в гостиной, столовой и на кухне. В доме, как ему показалось, было тише, чем обычно. Роберт подошел к телевизору и включил его, чтобы слышать хотя бы какие-то звуки. На канале HBO показывали фильм, в котором полицейский детектив приглашал молодую симпатичную женщину зайти к нему домой.
Роберт добрался до кухни, достал пиво из холодильника и какое-то время стоял в дверном проеме и смотрел в телевизор. Он не мог вспомнить, когда в последний раз приглашал к себе женщину. Их было очень мало после Джули – потаскушки на одну ночь, которых он подцеплял в барах; но и тех он приводил домой скорее назло, а не для удовольствия, чтобы ему было чем ответить Джули, если когда-нибудь они снова будут вместе.
Однако они так и не воссоединились – вообще больше никогда не встречались после той последней встречи в суде, – и Роберт постепенно перестал приводить к себе домой девиц, поняв, что это бессмысленно.
Больше всего пугало то, что ему они были, в общем, не нужны. Секс напрочь исчез из его жизни, и это его нимало не беспокоило. Роберт даже не мог вспомнить, когда в последний раз трахался.
Он сел на диван в подавленном настроении.
Иногда его посещала мысль о том, а не тратит ли он свою жизнь понапрасну в Рио-Верди?
Роберт никогда не жил в каком-то другом месте, даже не выезжал за пределы Аризоны дольше, чем на несколько дней, и не знал, что это такое – жить в другом штате. Рич часто говорил Роберту, что ему повезло и что он не совершил такой же ошибки, как Рич, когда решил уехать. Но Роберт сомневался, что брат прав. Рич всегда был другим, всегда. Он и в тюрьме был бы счастлив, если бы там у него было достаточно книг для чтения. Сам Роберт, с другой стороны, жил в большей степени в реальном, а не в воображаемом мире, и ему для счастья были нужны реальные, материальные вещи.
Периодически он подумывал о том, чтобы уехать: собрать чемодан и двинуться в путь, никому ничего не сказав и не оглядываясь назад. Это была прекрасная мечта, но всего лишь мечта. Идея достаточно романтичная, чтобы привлекать его, но Роберт был практичен и понимал, что это не более чем фантазия. У него здесь были обязанности. Он не был никчемным человеком, которого никто не хватится. Он, черт возьми, был начальником полиции.
И где-то на свободе бродит убийца.
Вампир.
Роберт допил пиво и выбросил банку в мусорную корзину. И вспомнил, что обещал Теду отрубить автоответчик.
Протянув руку, он, не вставая с дивана, переключил телефон в ручной режим. Потом положил ноги на кофейный столик и пытался несколько минут смотреть телевизор, но, ощущая какое-то беспокойство, суетливо переключал каналы, не способный ни на чем сосредоточиться. Наконец встал и вышел на улицу.
Ночь была теплой; холодного ветерка, который дул по вечерам несколько предыдущих дней, сегодня не было. Роберт стоял на крыльце, облокотившись на перила, и смотрел на звезды. Были видны Венера, и Большая Медведица, и пояс Ориона, но из-за яркого света многие маленькие звезды скрывались в сумраке. Роберт перевел взгляд с неба на землю. На севере виднелась целая армия многоруких кактусов-сагуаро, выделявшихся на фоне слабого свечения городских огней. Он переступил с ноги на ногу; доски крыльца скрипнули, и поющие цикады на время смолкли. Из пустыни, с того направления, где высился пик Апачей, донесся отзвук далекого воя койота – одиночный и зловещий звук, который, несмотря на то, что Роберт всю жизнь прожил в пустыне, все еще ассоциировался у него с фильмами ужасов.
Вампиры.
Он снова почувствовал озноб и, оглядевшись, понял, что из-за особенностей рельефа с крыльца ему не видны даже огни соседних домов. Снова раздался вой койота, далекий, но ясно различимый даже на фоне возобновившегося пения цикад.
Поежившись, Роберт вернулся в дом и запер за собой дверь.
Кори завезла Анну в детский сад, а потом зашла в видеосалон, чтобы вернуть кассеты, взятые напрокат на уикенд. Кассеты нужно было вернуть еще вчера, но ей почему-то не захотелось сделать это, и они сейчас лежали на заднем сиденье ее машины. Последние несколько дней у Кори было грустное и меланхолическое настроение, и, по правде говоря, ей вообще не хотелось ничего делать. Обычно, когда она впадала в депрессию, ей удавалось взбодриться, когда она читала Анне или играла с ней; но в последнее время, похоже, у нее постоянно было подавленное настроение, что бы она ни делала. И Кори не могла понять почему. Она было подумала, что это предменструальный синдром, но проверила свой календарь, и оказалось, что месячные у нее начнутся только дней через десять.
Это из-за Рича, решила Кори. Из-за их отношений. Они стали отдаляться друг от друга.
Или скорее она стала отдаляться от него.
Рич оставался там, где и всегда, будто его удерживала прочная якорная цепь.
Проблема была в том, что она и сама никуда не двигалась.
Какое-то время у нее была идея вернуться к учебе и получить магистерскую степень. Кори даже подумывала о том, не завести ли ей с кем-нибудь роман. Но ей все не нравилось, все казалось неверным. Рич, конечно, не догадывался ни о чем. Он был так же счастлив, как всегда, забавляясь со своей маленькой газетой, писал статьи о хозяевах ранчо, получавших метан из конского навоза, и о миниатюрных старушках, когда-то встречавшихся с актерами, игравшими в малобюджетных фильмах. Кори не была уверена в том, действительно ли он считает свою работу важной, но знала, что Рич доволен ею. У него не было желания затевать что-то более амбициозное и становиться кем-то иным, кроме как хроникером скучной жизни обитателей этого заштатного городка. И он не хотел жить нигде, кроме Рио-Верди.
Ей же хотелось большего. Она знала это с самого начала, как только он привез ее впервые в этот городок, чтобы познакомить с братом. Кори старалась привыкнуть к этой дыре ради Рича. Она понимала, как много городок для него значит, как он ненавидит Калифорнию, и хотела, чтобы он был счастлив. Но, черт побери, она тоже заслуживала быть счастливой, и, возможно, пришло время, чтобы он пошел ради нее на небольшую жертву.
И ради Анны.
Кори не была уверена в том, чего бы ей хотелось для их дочери.
Она не была уверена также, что и Рич это четко представляет. Она понимала его аргументы о преступности, наркотиках и бандах в больших городах, но знала, что он понимает и ее аргументы о недостатках интеллектуальной среды в маленьких городках.
Кори вздохнула. Да уж, вот какими замечательными родителями они оказались. Суть в том, что она несчастлива. Настало время что-то менять. Даже если Кори и не знает, какие нужны перемены. Что-то в ее жизни должно измениться. Она чувствовала, как что-то давит и душит ее, хотя и не знал