Боже, как он ненавидел самодовольную манеру этих козлов, одетых в дорогие костюмы!
Еще хуже было то, что Роберт шмыгал носом и чихал почти все время, пока шло совещание. Его носовой платок совершенно промок. Осень для него всегда была самым плохим временем – из-за аллергии. И к несчастью, осень началась именно сегодня. Роберт мог бы принять таблетку, если бы знал о совещании заранее, но в этом случае лекарство оказалось бы чуть ли не хуже, чем сама болезнь. Даже слабые антиаллергические препараты, продававшиеся без рецепта, вызывали у него сонливость. Если бы он принял таблетку, то, вероятно, заснул бы в середине обличительно-язвительной речи агента ФБР.
Но даже не это было самым плохим. Он и агент Грег Росситер мгновенно почувствовали антипатию друг к другу.
Это было странно. Обычно общительный Роберт умел найти общий язык практически с любым человеком. Но в Росситере было что-то отталкивающее. Как только Роберт впервые увидел этого блондина с коротким ежиком волос, делающим его похожим на киношного нациста, он сразу понял: этот человек ему не нравится. Да и впечатление от Джона Кэша, полицейского из управления штата, было почти таким же негативным.
Было похоже, что оба этих мужчины находили какое-то извращенное удовольствие в том, чтобы представить его как можно более некомпетентным и неумелым. После того как они дали ему возможность сообщить данные, полученные коронером при вскрытии тела Мануэля Торреса, и рассказать о том, что он сам видел на кладбище, Росситер сказал только:
– В Рио-Верди лишь около десяти тысяч жителей. Если бы появилось что-то новое или необычное, это сразу заметили бы вы или ваши люди, не так ли?
Снисходительный тон и скрытый упрек разозлили Роберта, но он старался держать себя в руках и не стал оправдываться, но объяснил спокойно и профессионально:
– Необязательно. Наш городок, может быть, и мал в сравнении с Финиксом, но мы все равно не знакомы лично со всеми его жителями. И мы не привыкли навешивать на людей ярлыки, если они не сделали пока ничего плохого.
– Но сейчас-то они сделали нечто плохое, разве не так?
– Кто сделал? – Роберт все еще старался говорить ровным тоном. – Мы в двух часах езды от Флоренса, Глоуба, Майами, Супериора. В четырех – от Финикса. В пяти – от Пейсона и Рэндала. В семи – от Флагстаффа и Сидоны. Разве можно отрицать, что кто-то мог приехать в наш город, сделать свое дело и уехать? Много туристов проезжают через Рио-Верди по пути к озеру Рузвельт. Мне кажется более чем вероятным, что это сделал кто-то из приезжих, а не житель Рио-Верди.
– В самом деле? – Агент посмотрел на него без всякого интереса. – Я считаю маловероятным, что какой-нибудь преступник или психопат специально и несколько раз приедет сюда для того, чтобы сделать то, что он может сделать и в своем городе.
Роберт чихнул и ничего не сказал.
Больше всего его раздражало то, что оба залетных копа придавали мало значения тому, что случилось в Рио-Верди, их равнодушное отношение к тем ужасам, которые здесь произошли. Убит человек, у которого остались друзья и близкие. Тела сотен усопших выкопаны, а их могилы осквернены. Убиты дикие животные. Но все это, похоже, не произвело никакого впечатления ни на Росситера, ни на Кэша. Создавалась впечатление, что они считают события в Рио-Верди слишком банальными, чтобы относиться к ним серьезно; будто это детские забавы, которые не должны волновать взрослых.
Роберт даже подумывал о том, чтобы позвонить начальству этих людей и выдвинуть против них обвинение в расизме, заявив о том, что они спустя рукава относятся к расследованию, поскольку Мануэль Торрес был латиноамериканцем. Этот шаг уж точно вызвал бы реакцию.
Вот только Роберт не был уверен в том, хочет ли он более активного участия этих людей в расследовании. ФБР поставило факс в его кабинете для прямой линии связи с главным зданием в Финиксе, чтобы он мог сразу отсылать туда все отчеты и документы. Это и так было серьезной помехой в его работе, как он считал.
Он будет информировать их о ходе расследования и сообщит, если будет найдено что-то новое, но не более того.
Загудел сигнал селекторной связи, и Роберт отошел от окна, вернувшись к своему столу. Он нажал белую кнопку «Говорите» и спросил, наклонившись к микрофону:
– В чем дело?
Громкий голос Стива был хорошо слышен.
– У нас тут одна… э… ситуация. Я думаю, вам лучше прийти сюда.
– Через секунду буду. – Роберт отпустил кнопку, вытер нос мокрым платком и, собрав формы и брошюры, оставленные агентом ФБР, понес их в приемную.
За барьером в зоне ожидания, отделявшим от двери внутренние помещения участка, сгрудились шесть или семь человек. Они были явно расстроены. За столом дежурного Ли-Анна пыталась выглядеть занятой, перебирая только что отпечатанные документы и не глядя на ожидавших. Роберт глянул на эту группу людей и сразу понял, что все они из Центрального банка Аризоны.
Как по команде все повернулись к нему. Роберт бросил брошюры на стол Стива и наклонился к нему.
– Что это такое? – тихо спросил он.
Стив покачал головой, ухмыляясь.
– Пусть лучше они сами вам скажут.
– Мистер Джонсон хочет, чтобы мы носили нижнее белье, – сказала Тамита Уокер.
– Униформы! – добавила Максин Джильберт.
Роберт выпрямился и непонимающе уставился на них.
– Он хочет, чтобы мы носили униформы, сшитые из нижнего белья!
– Он сошел с ума! Должен быть закон против этого!
Роберт поднял руку, призывая всех к тишине.
– Стоп, стоп, стоп! Подождите. Попридержите лошадей. Говорите по одному. – Он кивнул в сторону Максин. – Макси, почему бы вам не рассказать мне о том, что произошло?
Пожилая женщина-кассир поджала губы и нервно открыла, а потом снова захлопнула свою сумочку.
– Уже неделю с мистером Джонсоном было что-то не так. Обычно он активно контролирует работу банка, но последние несколько дней мы его вообще не видели. Все время он сидел, закрывшись в своем кабинете. Но сегодня утром, когда мы пришли, он ждал нас, развесив для всеобщего обозрения эти его… униформы.
– Это было омерзительно! – вставила Тамита.
Роберт снова поднял руки.
– Дайте возможность Макси закончить, пожалуйста. – Он кивнул Максин. – Продолжайте.
– Они были… – Пожилая женщина покачала головой, подбирая слова. – Они были сделаны из нижнего белья. Он сшил вместе пояса, бюстгальтеры и мужские трусики, получились штаны и блузки, это не настоящие штаны и блузки, но у них есть подобие рукавов и штанин и вырезы для головы, и он это называет униформами. Он сказал, что все сотрудники банка должны теперь носить эти униформы. Сказал, что если мы не будем их носить, то нас уволят.
– Я думаю, они сшиты из поношенного нижнего белья, – добавил, скривившись, Морт Эмерсон. – На них пятна.
Роберт откашлялся.
– Я не совсем понимаю, каких действий вы от меня ожидаете.
– Пи Ви знал бы, что делать, – процедила Стефани Бишоп сквозь сжатые губы.
– Я не Пи Ви.
– Мы хотим, чтобы вы его арестовали, – сказала Тамита. – Это незаконно – заставлять нас носить униформы, сделанные из нижнего белья.
– Не думаю, что это тянет на настоящее преступление. Я отправлюсь туда и поговорю с мистером Джонсоном, если вы хотите, но я не могу его арестовать. Мое предложение: позвоните в главный офис, поговорите с президентом банка и расскажите ему о вашей проблеме.
– Главного офиса не существует, – сказал Морт. – Софокл Джонсон и есть президент банка.
– Ну что же, на худой конец, если мистер Джонсон действительно вас уволит, вы можете подать на него в суд.
– Нам нужна наша работа, – сказала Тамита. – И что вы имеете в виду, когда говорите о суде? Разве нет закона против принуждения работников к тому, чтобы они носили униформы, сшитые из нижнего белья?
– Поношенного нижнего белья, – добавил Арт.
Роберт вздохнул.
– Я поговорю с мистером Джонсоном. А если ничего не получится, позвоню в Бюро по улучшению деловой практики и в Комиссию по вопросам оплаты труда и рабочего графика штата. Я с этим разберусь, договорились?
– Он безумец, – сказала Максин. – Он не станет с вами говорить.
– Похоже, он немного не в себе, – согласился Роберт. – Я посмотрю, что можно сделать. А сейчас оставьте номера ваших телефонов Ли-Анне в приемной, и я сегодня днем вам позвоню.
Максин снова открыла и закрыла свою сумочку.
– А как насчет банка? Он так и останется закрытым?
– Я не могу терять зарплату за целый день, – сказала Джейнис Лейк.
– Я сделаю, что смогу, – сказал им Роберт. – Я собираюсь прямо сейчас звонить мистеру Джонсону. Оставьте номера телефонов Ли-Анне.
Он отвернулся, поручив дежурной разобраться с работниками банка, посмотрел на Стива, который ухмылялся и делал большие глаза, а потом вернулся в свой кабинет.
Первое, что ему бросилось в глаза, когда он вошел, был факс, стоявший на приставном столике.
Будет чертовски трудный день.
Перед тем как он вышел на пенсию и переехал в Аризону шесть лет назад, Билл Коуви был архитектором. Старшим инспектором по архитектуре в районах Сипл, Дойл и Дейн города Ирвайн в штате Калифорния, если говорить совсем точно. Он никогда не питал иллюзий на собственный счет и признавал, что его усилия на почве архитектуры не вдохновляли. Многие маленькие магазины и рестораны, которые он спроектировал в 50-х и 60-х, были снесены и заменены более яркими и привлекающими внимание зданиями во время строительного бума, прокатившегося по Южной Калифорнии в 70-е и 80-е годы. Кооперативный жилой дом, спроектированный Коуви перед выходом на пенсию, был его последним проектом, выполненным для компании, где он работал; этот дом, наверное, можно было считать лучшей его работой – и все равно его нельзя назвать чем-то оригинальным.
Сейчас, однако, он чувствовал вдохновение.
Коуви подстегивал себя кофеином. Весь вечер он пил одну чашку кофе за другой, быстро рисуя набросок за наброском, не стараясь исправлять неточности, смягчать острые углы и соблюдать масштаб. Он проектировал, воплощая в жизнь идеи церкви Живого Христа, будущий дом для Сына Господня на земле, и его не беспокоили мелкие технические детали. Мелочи он мог исправить позже, а сейчас работа у него шла, и он пытался зарисовать все появлявшиеся у него идеи, не потеряв ни одной из них.