Они выросли в аризонском городе Меса, в его восточной части, находившейся совсем рядом с Суперстишн-маунтинс – «Горами Суеверия», – и все годы учебы в школе бредили легендарной золотой шахтой «Пропавший Голландец», мечтая стать закаленными, стойкими, богатыми и знаменитыми старателями. В течение полугода, когда они учились в пятом классе – и, сэкономив деньги от завтраков, вскладчину купили в туристском магазине на Мейн-стрит потертую «Подлинную карту сокровищ Пропавшего Голландца», – мальчики думали, что сокровища шахты уже у них в руках. Их страсть чуть поутихла в старших классах школы, но они все еще серьезно планировали провести год, занимаясь старательством в горах Суперстишн, начиная с лета после окончания школы. Они не рассчитывали всерьез найти шахту, но надеялись весело провести время, пожить на природе и получить наслаждение от последнего глотка свободы, перед тем как станут ответственными взрослыми.
А потом он увидел Лицо в Песке.
Катлер никогда не говорил своим двум друзьям о том, что он видел, зная, что те сочтут его трусишкой. Вместо этого он заявил им, что вырос и отказался от детских игрушек. Его слова их не убедили. И Хоби, и Фил отчаянно старались – и вместе, и поодиночке – переубедить его, играя на их взаимной симпатии, воспоминаниях, преданности, но Катлер не поддался уговорам. Потом они дрались с ним, потом дрались друг с другом, и идея скончалась самым позорным образом. После этого он не встречался с друзьями ни разу и даже не знал, общаются ли они между собой. В конце лета с одним только рюкзаком, с которым Катлер когда-то планировал отправиться в горы Суперстишн, он уехал в Денвер, где, по слухам, была школа авиамехаников. У него было желание – правда, не слишком сильное – стать механиком реактивных самолетов, но он прожил в Денвере только около девяти месяцев, а потом перебрался в Колорадо-Спрингс, однако и там продержался лишь тот же срок, перед тем как двинуться в Альбукерке, где тоже провел девять месяцев, а потом уехал. И всегда Лицо преследовало его.
Он увидел Лицо в плоской пустыне рядом с городком Апач-Джанкшн в центральной Аризоне. Был жаркий субботний день, и он шел один по старой индейской тропе, которая вилась между частными участками и землями резервации к подножию гор Суперстишн. Небо было очень красивым, таким ярко-голубым, что он особо отметил это, хотя обычно не обращал на подобные вещи внимания. У него слегка закружилась голова; Катлер присел на песчаный холмик, снял футболку и вытер ею пот с лица, поняв по боли от прикосновения, что у него обгорели лоб и нос. Затем он посмотрел себе под ноги – и увидел Лицо. Оно было в два раза больше обычного человеческого лица и выглядело как торчащая из земли скульптура. Подбородок и щеки, глаза и рот, нос и лоб – все это было сделано из песка, и у его поверхности была странная гладкая, но чуть-чуть зернистая структура. Какое-то время Катлер удивлялся, почему не заметил Лицо раньше и что именно использовали его создатели, чтобы скрепить песок. А потом он увидел, что Лицо двигалось – его мышцы напряглись, губы растянулись в беззвучном крике, глаза бешено вращались.
Катлер вскочил, споткнулся и чуть не упал, пытаясь отбежать от песчаного холмика. Хотя он быстро отступал назад, не мог оторвать взгляд от лица в песке. Или Лица в Песке, каким оно немедленно для него стало. Ему хотелось кричать, но он не отваживался, боясь ответной реакции Лица. Холодный пот струился по его щекам, сердце бешено колотилось. Его напугало не столько то, что песок оказался разумным, но сама структура Лица: его контуры и черты. Было что-то такое в очертаниях жестокого рта, в расположении глаз относительно носа, что казалось неправильным, неестественным. Зло. Эффект был еще ужаснее из-за одноцветной природы песка. Глаза, уставившиеся на него, искаженный гримасой рот – все было желтовато-беловатого цвета, и навязанная двумерному субстрату трехмерная форма выглядела чудовищной.
Сквозь биение своего сердца и пульсацию крови в висках Катлер различил шум, свистящий звук, который шел из двигающихся песочных губ. Он задержал дыхание, пытаясь расслышать.
Слова были тихими, но различимыми:
– Я найду тебя.
Глаза Лица встретились с его глазами, и хотя Катлер и пытался отвести взгляд, сделать этого он не смог. Лицо напрягалось, росло, выпячивалось, будто пытаясь вырваться из земли, а потом превратилось в обычный песок.
Наступил краткий период спокойствия, несколько секунд, когда Катлер приписывал свое виде́ние тепловому удару и своему разыгравшемуся воображению. Потом Лицо снова появилось из песка у его ног. Маленький кактус засосало в открывшийся рот. Ужасные глаза уставились на него, а потом тот ухмыльнулся и прошептал его имя.
– Катлер.
И снова:
– Катлер.
И потом:
– Я найду тебя.
И тогда он побежал назад по тропинке, туда, откуда пришел, сознавая, что в любой момент Лицо в Песке может появиться снова, может выдавить себя из песка, может прошептать его имя.
Может сделать что-то еще более страшное.
Он не знал, почему Лицо пообещало преследовать его, но мгновенно понял, что ему нужно убираться из пустыни, подальше от Аризоны, подальше от песка. Что бы это ни было, какими бы ни были его цель и мотивы, оно не сможет отыскать его в лесах или в городе, если он уедет, скроется от субстанции, бывшей сутью Лица.
Ему неплохо удавалось избегать пустыни, пока он не приехал в Рио-Верди и не начал работать на ранчо «Рокинг Ди». Но почему-то он никогда не уезжал далеко. Не поехал на Восточное побережье США, или на Юг, или в северо-западные штаты Тихоокеанского побережья, или в другую страну. Он всегда жил на юго-западе рядом с Аризоной.
А теперь он вернулся.
Почему он не уехал навсегда?
Катлер снова закрыл глаза, желая, чтобы Лицо исчезло; он молился Богу, обещая Ему или Ей, что он будет хорошим, что никогда не будет больше ругаться скверными словами, если только ему удастся выбраться из этого туалета, сохранив разум и жизнь.
Было поздно, и заправка скоро закроется. Наверняка дежурный придет сюда, чтобы узнать, что случилось с ним, и сообщить, что можно закрываться.
Но Лицо в Песке может добраться до дежурного – и тогда приедет полиция.
А что если и полиция не сможет остановить Лицо? Что если его ничто не способно остановить? Что если оно не остановится, пока не получит его – неважно, скольких людей ему понадобится убить до этого?
– Катлер.
Шепот был грубый, а слова – едва слышными сквозь свист и шелест ветра.
Катлер хотел закричать, но не мог. Он открыл глаза и увидел в зеркале, что его рот открыт, хотя не издавал никаких звуков. Над его плечом за маленьким окном нависло Лицо. Его черты изменились: это была стена песка за грязным стеклом, которая меняла форму – то гримасничала, то улыбалась, то кричала; ее движения были не гладкими и текучими – прерывистыми.
Было ли оно раньше более текучим?
– Я нашел тебя.
Катлер заткнул уши, стараясь не впустить в них этот голос, не слышать его, но звук ветра стих, а голос эхом отдавался в его голове. Он повторял только две фразы: «Катлер» и «я нашел тебя» и это почему-то пугало его больше, чем если бы он услышал связную и осмысленную серию угроз.
Стекло в окне разбилось, осколки полетели внутрь. Инстинктивно реагируя, Катлер упал на пол и скрючился под раковиной, подогнув ноги и закрыв голову руками. Теперь он визжал: это были короткие, высокие женские взвизгивания.
Он перестал визжать, когда первые зерна Песка защекотали его шею.
За последние пятнадцать минут не проехало ни одной машины, а Бьюфорд хотел сегодня закрыть свою закусочную пораньше. За девять лет работы он никогда не закрывал ее раньше десяти часов; не хотел делать это и сейчас, но что-то было не так. Он это чувствовал, он это видел. Бьюфорд посмотрел на часы, периферийным зрением прихватывая окошко для заказов, и, облизав губы, начал петь. И конечно, как бывший морской пехотинец, – военные песни.
– Ну-ка, взломай замок моим здоровым членом, сказал матрос Барнакл Билл!
Однако его голос в тишине звучал странно, и Бьюфорд почти сразу же прекратил горланить. Протянул руку, включил радио и покрутил ручку настройки – слышны были лишь разряды статического электричества.
Что-то точно было не так. Ему не нравился то ли цвет неба, то ли звук ветра, то ли тот факт, что его закусочная была единственным открытым заведением в этой части города в этот поздний час.
Бьюфорд поскоблил гриль лопаткой, концентрируя все свое внимание на квадрате темного металла и коричневом спекшемся жире, стараясь не думать о темноте за окном для заказов. По его рукам побежали мурашки, и он не мог не признать, что напуган.
Черт возьми, несколько минут назад он чуть из своих ботинок не выпрыгнул, когда зазвонил телефон. Это всего лишь звонила Джейси, и те несколько минут, пока они разговаривали, он чувствовал себя нормально, но как только повесил трубку – снова почувствовал холодок.
Бьюфорду показалась, что он видит какое-то движение за окном, но, присмотревшись получше, он ничего не увидел.
С этого момента Бьюфорд не смотрел в окно.
Он притворялся перед самим собой, будто не слышал шумов.
Закончив отскребать гриль, Бьюфорд собрал лопаткой застывший жир и счистил его в пустую банку из-под кофе, стоявшую на полу. Он никогда раньше не боялся. Ни во Вьетнаме, ни где-либо еще.
Но ведь и здесь нечего было бояться, ничего там не было.
Бьюфорд взял свою чашку, стоявшую на краю гриля, и допил остатки кофе. Ему следует закрыть заведение. Пусть сегодня у «Тако Белл» или у «Дейри Куин» будут дополнительные клиенты. Да и сколько там он смог бы заработать до десяти? Если ему повезет, может, пара подростков остановится, чтобы купить кока-колы и пакетик картофеля фри, когда закончится кино, – это все, на что он мог надеяться. И учитывая тот факт, что на этой неделе в кино показывали «серьезный» фильм, а не приключенческий или комедию, и это был будний, а не выходной день, шансы на то, что кто-то завернет к нему, были почти нулевыми. Бьюфорд те