Женщина застегнула свой жакет, защищаясь от холода, и взяла дочь за руку.
– Пошли, – сказала она девочке, – становится холодно, нам лучше поторопиться домой.
Пэм обернулась и помахала смотревшей из окна мисс Атвуд. Ее учительница музыки помахала в ответ.
Они жили всего в трех кварталах от мисс Атвуд, но сегодня эти три квартала казались Эмили тремя милями. Она быстро вела дочь к дому по покрытому трещинами тротуару.
– Мисс Атвуд сказала, что я играю достаточно хорошо, чтобы со следующей недели перейти к сложным упражнениям, – сказала Пэм.
Эмили улыбнулась, стараясь казаться заинтересованной.
– Это здорово.
Что-то и в самом деле происходило. Ночь была холодной, но безветренной. В то же время Эмили слышала шум ветра и воды, но он, казалось, доносился со всех сторон. Было что-то пугающее и неестественное в таком сочетании шумов, и ей хотелось бежать по тротуару, потом через улицу и всю дорогу до дома, а потом запереть дверь и задернуть все занавески. Ее останавливали лишь высокие каблуки – и присутствие Пэм.
Девочка продолжала щебетать о своих уроках игры на фортепьяно, рассказывая о допущенных ею ошибках, о том, какие трудности она преодолела, чему научилась, но Эмили слушала дочь невнимательно. Она вглядывалась в окружавшую их ночь и смотрела на дома, казавшиеся заброшенными, на кактусы-сагуаро, похожие на людей, на кусты, напоминавшие животных. Все сегодня казалось неправильным, ненормальным. Ее восприятие изменилось, обострилось, и всюду, куда бы она ни глянула, таилась опасность. Шум ветра и воды стал сильнее. А потом она увидела это.
В конце квартала неподвижно стоял под слабым светом фонаря крупный и очень полный мужчина.
Эмили остановилась, крепко сжимая руку дочери. Пэм охнула – так сильно мать сжала ее руку – и тоже остановилась. Она как раз рассказывала о том, как ей хочется начать разучивать более сложные упражнения из нового сборника, потому что в нем много популярных песен.
– Мама?
Эмили сделала дочери знак, чтобы та вела себя тихо, и сделала осторожный шаг вперед, ожидая, двинется ли фигура. Но толстый мужчина стоял на месте. Эмили надеялась, что он выйдет на свет, и тогда она сможет уверить себя, будто ничего необычного не происходит. Но ее собственный испуг и голос Пэм ясно давали понять, что это не так. Она пристально смотрела на неподвижный силуэт в конце квартала. Что-то в его очертаниях показалось знакомым, но, несмотря на это, она все равно был напугана.
– Это Элвис, – тихо сказала Пэм.
– Что?
– Это Элвис.
Вот что это было. Сердце Эмили бешено забилось. Теперь она узнала знакомую фигуру. Элвис. Элвис Аарон Пресли. Король рок-н-ролла.
Они стояли неподвижно, Эмили по-прежнему крепко держала руку дочери.
Тротуар между тем местом, где они стояли, и углом квартала был захвачен игрой светотени: квадратные секции цемента казались черными и белыми клетками, то подсвеченными лампами на крыльце домов и уличными фонарями, то затемненными пологом ночи.
Эмили всю жизнь мечтала о том, чтобы встретиться с Элвисом, преданно покупала все номера журналов, в которых утверждалось, будто Элвис жив, молилась, чтобы это оказалось правдой, верила, будто он просто решил где-то спрятаться или стал участником федеральной программы защиты свидетелей, или пошел работать в ресторан «Бургер кинг». Но она прекрасно знала – теперь особенно отчетливо, – что Элвис мертв, причем с 1977 года.
Однако вот он, стоит в конце квартала.
Фигура повернулась к ним, и теперь она могла разглядеть белый костюм, черные волосы и бакенбарды.
– Мама, – сказала Пэм, и в ее голосе слышался ужас. – Давай уйдем отсюда.
Элвис двинулся к ним, оказываясь то на свету, то в тени – толстый и неуклюжий; это могло показаться комичным, если бы не было таким пугающим и странным.
– Мама!
Король внезапно бросился к ним, улыбаясь Пэм.
– Нет! – закричала Эмили, дернув дочь за руку.
Но Элвис настиг их.
Анжелина работала медленно, но целенаправленно. Не было нужды спешить. Ее сыновья, Дэйвид и Нил, были надежно заперты в сарае и сбежать оттуда не могли.
Она использовала ножницы для резки проволоки, чтобы срезать бельевые веревки, натянутые на их заднем дворе. Мистер Уиллер был прав. Если она хочет когда-либо попасть на небеса и сохранить свою душу от вечных мучений в аду, она должна слушаться велений Господа.
А согласно Библии, если сыновья ее ослушались, они должны быть преданы смерти. Господь не потерпит неуважения к родителям.
Анжелина слышала, как Дэйвид плачет в сарае; слышала, как Нил кричит и колотит кулаками по двери, тщетно пытаясь выбраться. Она улыбнулась сама себе, срезая последнюю веревку, которая упала на землю.
Анжелина позвонила Уиллеру сегодня днем и сказала о своем решении предать сыновей смерти за их грехи, потому что Дэйвид отказался чистить зубы после ужина, а Нил не хотел застилать постель. Но пастор сказал, что будет лучше, если она предложит своих сыновей Спасителю в жертву и даст Ему решать, каким будет их наказание. Сердце Анджелины радостно забилось, когда она услышала эти слова. Мысль о том, что Господь Иисус Христос соблаговолит посетить ее скромный трейлер, вызвала у нее ликование, и, заперев сыновей в сарае, она начала уборку в трейлере, а потом и во дворе.
Анжелина выбросила все, что принадлежало ее детям, и это очень облегчило уборку.
Теперь была ночь, и она знала, что настало время приготовить Господню жертву.
Анжелина зашла в трейлер, взяла нож из ящика в кухне, бечевку, которую она купила днем, и пошла к сараю. Осторожно, не говоря ни слова, отперла дверь и чуть-чуть приоткрыла ее. Как она и ожидала, Нил подбежал к двери, толкнул ее и попытался убежать, но его мать просунула в щель нож и попала мальчику в щеку. Он закричал и упал, прижав руки к лицу.
Анжелина схватила Дэйвида за руку, вытащила его из сарая и снова заперла дверь.
Дэйвид попытался вырваться, но она ударила его ножом по бедру. Лезвие легко отсекло тонкий кусок кожи и мышцы, и мальчик обмяк у нее в руках. Из раны сильно текла кровь, но Анжелина, не обращая на это внимания, потащила сына в маленький задний дворик. Там она привязала его нагое, истекающее кровью тельце к столбу в благоговейной позе распятия; для верности обмотала несколько раз бельевой веревкой его яички и тоже привязала к столбу. Точно так же мать привязала к другому столбу Нила. Потом она зашла в трейлер, приняла душ, надела пижаму и легла в постель смотреть по телевизору повтор комедийного шоу Боба Ньюхарта.
Снаружи Дэйвид молчал, а Нил долго плакал и кричал от боли.
Анжелина выключила телевизор и мирно заснула под благостную музыку криков мальчика. Ей снился Иисус.
К утру обоих ее сыновей не стало.
Эмили глядела то на Роберта, то на Вудса.
– Элвис убил мою дочь.
– Твои слова записываются на диктофон. Расскажи нам подробно, что произошло.
Роберт сочувственно улыбнулся женщине и протянул ей пластиковую чашку с кофе. Давным-давно он встречался с Эмили. В те дни, еще до их свадьбы с Джули, даже думал, что они с Эмили поженятся, хотя ему трудно было теперь представить себя мужем женщины, сидевшей перед ним. Много раз за последние годы Роберт думал о ней, о том недолгом времени, когда они были вместе, и ему хотелось бы знать, помнит ли и она те прежние дни, или время, проведенное с ним, было для нее просто коротким эпизодом в туманном и трудноразличимом ныне прошлом. Он подумал о том, что было бы, если бы они поженились. Выглядел бы он сейчас старше? Выглядела бы она моложе?
Что он больше всего ненавидел в жизни в маленьком городке, так это то, что прошлое постоянно вторгается в настоящее. Ты никогда не можешь начать с чистого листа, если твоя прошлая история – часть твоего настоящего.
Эмили отпила кофе и посмотрела на него. Ее голос был удивительно спокойным; ужасало то, что он был лишен всяких эмоций.
– Элвис Пресли убил Пэм. Мы шли домой после урока музыки и увидели его, стоящего под фонарем на углу улиц Окотилло и Индиана Хилл. Пэм первая узнала его. Потом он побежал к нам, и я думала, что он собьет с ног нас обеих, но я просто почувствовала… дуновение ветра, и оба они пропали.
– Элвис и Пэм?
– Да. – Эмили наклонилась вперед, и на шее у нее Роберт увидел золотую цепочку с зеленым квадратиком. Нефритовый кулон.
– Можно мне на это посмотреть? – спросил Роберт.
Она нахмурилась и нервно прикоснулась к цепочке.
– Это? Зачем? Пэм подарила мне ее на прошлое Рождество.
– Просто посмотреть.
Эмили расстегнула цепочку и протянула ее Роберту.
– Как выглядел Элвис? – спросил Вудс. – Как мертвец? Как призрак? Как вы думаете, это мог быть кто-то, выдающий себя за Элвиса, кто-то одевшийся как он?
– Это был Элвис. Он был мертв и выглядел как в тот день, когда умер.
Роберт рассматривал ее нефрит. Это был простой квадратик с чем-то похожим на китайский иероглиф, вырезанным на нем. Он вернул цепочку Эмили и сказал:
– Мы обыскали тот район города; мои люди прочесывают остальные районы Рио-Верди и показывают фотографию Пэм. Мы также обыщем прилегающие районы пустыни, если потребуется, но нам нужна вся информация, которую ты можешь нам дать.
– Я уже все рассказала. Все, что знаю.
– Давай вспомним шаг за шагом все с того момента, как ты вышла из дома, чтобы отвести Пэм на урок.
Через час все они вымотались. Эмили плакала, но у них так и не прибавилось новой информации. Роберт отпустил женщину, поблагодарив ее и пообещав, что они будут ее информировать, и поручил Теду отвезти ее домой.
Роберт вздохнул, вынул кассету из диктофона и отдал ее Ли-Анне.
– Расшифруй ее и пошли факсом Росситеру, ладно?
Она утвердительно кивнула.
Вошел, хромая, Стю.
– Что с тобой случилось?
– Ничего. – Он прошел за барьер и сел за свой стол; его лицо исказилось от боли, когда он выпрямил правую ногу.
– Это судороги.
– Замечательно. Люди умирают, Элвис воскрес из мертвых, а мои офицеры выбывают из строя из-за судорог.