Роберт схватил его за руку и удержал.
– Ты не пойдешь первым. Пойду я.
Рич смог улыбнуться.
– Хочешь присвоить себе всю славу?
– Это, вероятно, ловушка. Я лучше подготовлен справляться с такими ситуациями, чем ты.
Бабушка Сью скользнула в проем.
– Эй! – крикнул шериф.
Времени для споров уже не было. Роберт быстро последовал за старушкой, а Рич – за братом. Остальные прошли друг за другом в совершенно случайном порядке: Сью, Бьюфорд, Вудс, Росситер. Бьюфорд и коронер несли зеркало.
Узкий проход вывел их в комнату с каменными стенами. В логово капху гирнгси.
Войдя, Рич натолкнулся на брата и бабушку Сью. Он чувствовал, как напряглись мускулы Роберта, ощутил, как дрожит от страха старушка, когда схватил ее за руку, чтобы та не упала.
Луч его фонаря, пока он пытался сохранить равновесие и дать дорогу Сью, шедшей за ним, качнулся и осветил стену, но это была не земля, как он ожидал, и не камень, – а цвета и формы. Рисунки.
Луч его фонаря плясал по стене, а потом ее осветили и фонари Роберта, Сью и Бьюфорда.
– Вот ведь дерьмо, – выдохнул последний.
Стены комнаты были расписаны таинственными фресками – изображениями таких зловещих ужасов и жестокостей, что Рич был рад тому, что фонарик осветил лишь небольшую их часть. Он подошел ближе, осторожно прикасаясь к стене. Луч света осветил изображения существ, которые или никогда не существовали, или жили так давно, что о них не сохранилось никаких сведений. Тела, с которых сдирали кожу, души, подвергнутые изощренным мучениям; все извращения, которые можно представить, и много таких, которые представить невозможно, были на этой порочной картине.
Он предполагал, что вампир действовал чисто инстинктивно, а не разумно, и являлся существом, которого интересовала только пища. Но фреска доказала, что это существо не просто действует, подчиняясь инстинктивным импульсам, но воплощает в себе активное и изощренное зло. Представляла ли собою фреска отчет о реально происходивших событиях, или была примером художественного самовыражения, она являлась продуктом глубоко извращенного ума. Рич похолодел, представив, как капху гирнгси, сидя в одиночестве в подземной тьме, рисует эти ужасы со всеми их болезненными подробностями.
Но в своем воображении Рич видел не высокое существо с детским лицом с видеозаписи – он видел Смеющегося Человека. Мысль о существе, что сидит одно в темноте и хихикает себе под нос, пугала его больше всех остальных ужасов.
Послышался звук то ли ветра, то ли воды, какое-то неясное шипение и бульканье, и все фонарики повернулись в сторону источника этого звука. У дальней стены стоял трон, огромный трон, сделанный из человеческих костей и черепов и голов мертвых животных.
На троне сидел пастор Уиллер.
Рич посмотрел на пастора и увидел безумие в его глазах. На коленях у проповедника лежала окровавленная Библия, и на какую-то секунду Ричу показалось, что всех их провели: нет никакого капху гирнгси, только лишь этот фанатик и его сектанты, терроризировавшие городок.
А Кори и Анна – в безопасности.
Потом он услышал смех, увидел тень, маячившую рядом с троном, и почувствовал, что воздух стал холоднее.
Капху гирнгси.
Рич попятился, натолкнулся на Сью, и только это не дало ему убежать в узкий проход, через который он только что вошел. Журналист почувствовал, как в его горле рождается крик. Сумрачная фигура попала в лучи одного из фонариков – и это был Смеющийся Человек. Рич увидел его ухмылку, лишенное всяких черт лицо, услышал гортанное хихиканье.
Потом фигура повернулась к ним, и он увидел следы других лиц. Казалось, что, когда существо двигалось, его голова меняла форму. Появились ли теперь у монстра губы Элвиса? Залысины Дракулы? Восточные глаза? Кожа из песка? А под всем этим скрывался Иисус Христос… Рич понял, что был прав, но этот факт его не успокоил. Капху гирнгси действительно использовал мифы, в которые верили его жертвы, формировал свою наружность, извлекая их из сознания, и эти мифы многое говорили о личности жертвы.
– Что мы будем делать? – спросил Роберт у Сью.
– Умрете, – ответил капху гирнгси шепотом, который прозвучал как раскат грома, и засмеялся.
Сью обмочилась.
Сначала она не почувствовала этого, пока не подошла ближе к бабушке и не ощутила, как тепло распространилось по ногам от ее промежности. В любых других обстоятельствах девушка окаменела бы от смущения и не смогла бы думать ни о чем другом, кроме как о своем конфузе, но сейчас она испытывала такой ужас, что ее мозг просто зарегистрировал этот факт – и тотчас о нем забыл.
Есть другие вещи, о которых ей следовало думать.
И потом, при сложившихся обстоятельствах Сью не было стыдно. Она видела капху гирнгси точно таким же, как на видеозаписи, и знала, что, в отличие от других, на ее восприятие никак не влияют мифы и страхи.
Бабушка взяла ее за руку. Сью ожидала, что между ними пробежит что-то вроде электрического разряда, ожидала, что почувствует какую-то общую силу или общее озарение, но был только физический контакт со знакомой старой рукой, костлявые пальцы которой сильно сжимали ее пальцы. Другая рука Сью болела – так сильно она сжимала в ней копье.
– Что мы будем делать? – спросила она бабушку.
– Бахт гва.
Их шепот громко прозвучал в похожей на пещеру комнате. Сью не удивилась бы, если бы капху гирнгси понял эти слова. Он говорил на английском. Понимает ли он кантонский диалект китайского? Да и нужно ли монстру вообще слышать их? Может ли он читать их мысли?
– Бахт гва, – повторила Сью. – Нам нужно зеркало.
– Вот оно, – сказал Росситер и протолкнул к ней по утрамбованному земляному полу зеркало.
Капху гирнгси исчез. Сью больше его не видела. Высокая комната была погружена в почти полную темноту, их жалкие фонарики прочерчивали в ней лишь тонкие желтые линии. Монстр может быть где угодно, знала она. На другой стороне комнаты или рядом с ней.
Нужен ли свет, чтобы он смог увидеть себя в бахт гва?
Было так много разных вещей, о которых ей стоило спросить бабушку до того, как они отправились на этот бой…
Сью прикоснулась к бахт гва, ее пальцы ощутили холодную поверхность зеркала. Она подтянула его ближе к себе и развернула наружу, спрятавшись за ним, как за щитом.
Чей-то фонарик был направлен на трон, на Уиллера. Проповедник, наклонившись вперед, слизывал кровь со своей Библии.
– Он тоже капху гирнгси? – спросила Сью бабушку.
– Нет, – ответила старушка. – Он мог им стать. Он уже близок к этому. Он под сильным влиянием.
– Но разве капху гирнгси не пытается превратить его в свое подобие?
– Капху гирнгси тщеславен. Он хочет, чтобы люди знали о его делах. Вот почему он оставил пастора в живых: чтобы тот рассказывал о нем.
– И это его ошибка.
Бабушка взялась за зеркало и попыталась его поднять, но оно было слишком большим и тяжелым. Сью заметила, что пытается сделать старушка, и подняла другую сторону зеркала. Рич помог ей, и втроем они сумели поднять бахт гва на уровень лица.
– Двигайте его медленно, – сказала бабушка, и Сью перевела.
Она повернулась слегка налево, и Рич сделал то же самое. Поверхность зеркала смещалась, отражая разные места затемненной комнаты. Внезапно в дальнем ее конце последовала вспышка света, почти взрыв, и крик боли, такой громкий, что в ушах у Сью зазвенело.
– Не останавливайтесь! – кричала бабушка. – Вы поймали его! Он себя увидел.
– Что происходит? – спросил Бьюфорд. Его голос был высоким, слишком высоким – он был близок к панике.
Сью не ответила, но продолжала медленно поворачиваться, перемещая бахт гва.
Еще один взрыв. В яркой вспышке света – такое впечатление, будто у боковой стены взорвался бочонок пороха, – она увидела крутящуюся красную и до боли знакомую форму, но это был не капху гирнгси, а что-то другое, нечто, что она видела раньше и почти узнала.
Голос создания послышался из сумрака.
– Клэн. – Он вызывал ужас, но это не был неприятный голос: он был сильным, властным и, без сомнения, харизматичным.
Сью всматривалась в темноту. На фоне страха, гнева и ужаса она почувствовала слабое волнение в своей крови, желание сбросить свое нефритовое ожерелье и присоединиться к Уиллеру на троне капху гирнгси. Несмотря на все ужасы, что-то в голосе создания вызывало у нее отклик. Ей хотелось узнать, чувствуют ли это и другие.
Она надеялась, что нет.
Создание снова заговорило своим сладким голосом, в котором звучали странные интонации:
– Убей их. Убей китаёз и их чертовых друзей. – Теперь всякая привлекательность голоса пропала, и остался только ужас.
Она и Рич продолжили медленно поворачивать бахт гва.
Сидевший на троне Уиллер положил кровавую Библию на подлокотник и соскользнул с высокого сиденья. Он выглядел почти комично, когда сползал с непомерно большого сиденья, но это впечатление оказалось недолгим и неверным. Проповедник встал, и в его лице был не просто фанатизм, но и опасная решимость.
– Иисус велел убить всех чертовых китаёз. Они порочны. Они последователи Врага рода человеческого, и ты должен покарать их во имя Господа.
– Почему же он сам не может нас покарать? – Роберт выступил вперед, выставив перед собой копье и освещая фонариком разные углы комнаты. Он стоял лицом к Уиллеру и светил своим фонариком в глаза проповеднику. Пастор моргнул, поморщился и отступил назад. – Почему же он так боится нас? Почему он не может прикоснуться к нам? Неужели он не любит нефрит? А? Он боится наших маленьких палочек? Я никогда не слышал, чтобы Иисус боялся нефрита. Я никогда не знал, что он боится ивовых веток. Я никогда не читал о таком в Библии.
Уиллер перевел взгляд с Роберта в темноту слева от себя. На его лице появилось сомнение, и на какой-то миг маска фанатизма пропала.