Их окружали Доспехи Бога — лучники с наложенными на тетивы стрелами и мечники с обнаженными клинками. Они держались на безопасном расстоянии, но не спускали глаз с Восходящих. Оссакер и Ардуций разговаривали вполголоса.
— Где остальные? — спросил Ардуций.
— Тебе лучше знать.
— Выходит, малыши все-таки убежали. Здесь их не видно.
— Будем надеяться, что остальные из десятой пряди укрылись вместе с ними. Кстати, Эстер тоже нет. Если она спаслась, у нас остается какая-то надежда.
— Они знают, куда побежали малыши, — сказал Ардуций. — Видели их, когда меня поймали.
— Время еще есть, — отозвался Оссакер. — И мы не беспомощны.
Ардуций кивнул в сторону многочисленных стражников:
— Всю эту ораву нам не одолеть. Даже мне, тебе и Брину вместе.
— А ты подумай, почему мы еще не мертвы.
— Сейчас задумался.
— Полагаю, за это надо благодарить канцлера. Не забывай, мы для нее враги веры, и ей нужна не просто наша смерть, а публичная, показательная казнь. Она наверняка хочет устроить из этого настоящее театральное представление.
— Звучит не слишком утешительно.
— Но тем не менее оставляет нам некоторые возможности. Дверь отворилась, и в помещение вошла Фелис Коройен.
— Акт первый? — спросил Ардуций.
Оссакер кивнул.
Канцлер медленно обошла всех своих пленников по очереди, завершив круг рядом с Оссакером и Ардуцием.
— Ну, Оссакер, ты, помнится, говорил, что был бы не прочь выпить со мной чаю в этих покоях, и вот, кажется, такая возможность появилась. Наверняка ты представлял себе это несколько иначе, но тут уж ничего не поделаешь.
Она улыбнулась и быстро обежала взглядом комнату.
— Знакомое место. Предназначенное для того, чтобы принимать посетителей, размышлять над вопросами веры и обсуждать распространение учения Всеведущего среди народов Конкорда. Вы сохранили тут все так, как было при мне. Очень мило с вашей стороны.
— Как я уже говорил, мы здесь не хозяева и ничего менять не собирались, — отозвался Оссакер. — Мы всегда были готовы вернуть тебе твои здания и объединиться с тобой в искании милости Бога.
Коройен поморщилась.
— Не может быть и речи о том, чтобы вы обрели милость Бога Всеведущего. Здесь нет места нечистым идолам, которым вы поклоняетесь. Да и само ваше присутствие пятнает святость этого места. Видимо, мне придется потрудиться над очищением его от скверны. — Широким жестом канцлер указала за дверь, в коридор, где на полу валялся разбитый бюст Ардола Кессиана. — Процесс уже начался.
— А ты свой видала? — спросил Брин, и все головы повернулись к нему. — Эстер случайно спихнула его с постамента, но, кажется, он остался где-то здесь. Правда, с отбитым носом, но так даже лучше, ты не находишь?
— Смейся, мальчик, смейся. — Канцлер напряглась, но не сдвинулась с места. — Но помни, что я-то останусь в живых, поэтому восстановить мой скульптурный портрет для ваятеля не составит труда. А вот все, что останется от вас, вашей Академии и всей вашей извращенной истории, это воспоминания, да и те мы постепенно вытравим. Плаха уже дожидается вас, а потом огонь обратит ваши тела в пепел.
Боюсь, сенатор Аврелий в последний раз ошибся. Для еретиков существует много способов смерти. Вы примете ее на рассвете, перед лицом всего города, когда первые лучи светила Всеведущего коснутся меня и благочестивых верующих.
Ардуций не почувствовал страха, и он знал почему: всеобъемлющая печаль и чувство утраты заслонили для него все остальное. Он вздохнул и поскреб висок: место ушиба, несмотря на старания Оссакера, немного побаливало и отчаянно чесалось.
— Колесо совершает полный цикл, не так ли, Фелис? — промолвил он.
Глаза канцлера сузились, как бывало всегда, когда кто-то из нижестоящих осмеливался обратиться к ней по имени.
— Все наши жизни — это циклы, Ардуций.
— И ты предпочитаешь насилие и убийства, в то время как тебе требовалось лишь прислушаться и постараться понять. И нас ты тоже убьешь, хотя прекрасно знаешь, что мы никогда не представляли угрозы твоему влиянию. Нас растили в любви к тебе, подобающей благочестивым гражданам.
— Видимо, никто из нас не склонен изменять своим методам, — промолвила Коройен мягким, почти дружелюбным тоном. — Вы упорствуете в своей лжи. Лжи, надо признаться, столь убедительной, столь правдоподобной, что я сама чуть в нее не поверила. Но хватит пустой болтовни. Время разговоров истекло. Отвечайте, где находятся остальные ваши ублюдки во главе с Эстер Наравни, матерью всего этого зла?
— А ты что, сама не знаешь? — удивился Ардуций.
— Конечно не знаю, — буркнула канцлер. — Нам известно только, что некоторые из малолетнего отродья побежали вниз, в подвалы, а оттуда выхода нет. Найти их до настоящего момента нам не удалось. Но я узнаю, где они прячутся.
— Не от меня, — заявил Ардуций. — И не от кого-либо из нас.
— Не заставляй меня причинять тебе боль.
Ардуций рассмеялся, наслаждаясь яростью на ее лице.
— Ты что, и вправду надеешься пытками принудить к чему-то Восходящего? Неужели тебе не известно, что мы способны подавлять боль? Причем ты даже не сможешь узнать, делаем мы это или нет. Попробуй придумать реальную угрозу. Впрочем, вряд ли у тебя что-нибудь получится: к смерти мы уже готовы.
Коройен пожала плечами.
— Готовы, вот и хорошо. — Оно обежала глазами комнату, и ее взгляд остановился на парнишке из одиннадцатой пряди — Икедеме, Объявляющем Боль, ученике Оссакера.
— Этого!
Икедем закричал, когда огромный, с мощными ручищами солдат сорвал его с кресла и поднял перед собой, держа за шиворот. Бедняга дергался и пытался пинаться, но безуспешно.
Коройен направилась к нему, на ходу доставая из-за пояса длинный, с узким лезвием нож. Он забился еще сильнее, призывая на помощь.
— Никто тебе не поможет, — промолвила Коройен. — Думаю, ты знаешь, где эти щенки. Скажи мне, и я спрячу этот ножик.
— Молчи, Икедем! — крикнул Оссакер. — Не отвечай. Не бойся, ничего с тобой не случится.
— Тронь его и посмотришь, что будет с тобой, — предостерег Ардуций.
В тот же миг на него была нацелена дюжина луков.
— Я так не думаю. Одно движение, и ты умрешь.
— Возможно, это предпочтительно.
— Если ты так считаешь, попробуй что-нибудь мне сделать. — Коройен снова повернулась к Икедему, который взял себя в руки и теперь встретил ее взгляд. — Ну, Икедем. Последняя возможность. Где они?
Она поигрывала ножом перед его глазами. Мальчик молчал. Канцлер поцокала языком и сокрушенно покачала головой. Годы не лишили ее быстроты и ловкости в обращении с ножом. Крепко ухватив рукой левую ногу мальчика выше колена, она полоснула по его бедру. Он закричал от боли. Кровь хлынула из глубокой раны, обагрив низ его тоги.
— Бедренная артерия, а, Оссакер? — сочувственным тоном произнесла Коройен. — Можешь полюбоваться, как он истечет кровью. Или сказать то, что мне нужно, и я позволю тебе сохранить его — для костра.
Икедема била дрожь. Он дергался в беспощадных руках солдата, по щекам струились слезы. Рот открылся в мольбе о помощи, но она так и не прозвучала.
Оссакер встал.
— Успокойся, Икедем. Ты ведь знаешь, что делать. Главное, сохраняй спокойствие.
— Прекрати, Фелис, — сказал Ардуций. — Это тебе ничего не даст.
— Не согласна с твоим утверждением. Может быть, не сразу, но даст. Он ведь только первый, поверь мне.
— Это займет у тебя остаток ночи.
— Ну и пусть. Времени в моем распоряжении предостаточно.
— Ты просто не знаешь, с чем имеешь дело, — улыбнулся Ардуций.
Коройен проследила за его взглядом. Икедем перестал дергаться. Его глаза были закрыты. Кровь больше не текла. Коройен рывком задрала его тогу — на месте раны остался лишь шрам, выглядевший так, словно рана уже несколько дней как затянулась. Ардуций уловил, как канцлер напряглась перед тем, как отступить на шаг.
— Попробуй управиться с этим, маленький безбожный ублюдок.
Коройен всадила нож в грудь Икедема с такой силой, что лезвие, пробив сердце, пронзило его тело насквозь, выйдя со спины так, что острие уткнулось в панцирь солдата. Он выронил мальчика и отскочил, вытаращившись на канцлера. Икедем упал на пол, из раны хлынула кровь. Он дернулся и затих.
Канцлер повернулась к Ардуцию. В ее глазах полыхала безумная ярость.
— Говори, где они, или я сделаю с каждым из вас то же самое, что с этим щенком!
— Это зашло слишком далеко, — промолвил Андреас Колл.
Ардуций, еще пребывавший в ошеломлении от случившегося на его глазах, развернулся к нему. Андреас стоял, поддерживаемый Меерой. Лицо его было смертельно бледным, по щекам текли слезы. И в памяти Ардуция всплыли события десятилетней давности, выступление отца Кессиана на форуме в Вестфаллене. Еще один немощный старец, мужественно отвлекавший вкусившую крови хищницу на себя.
— С этим я полностью согласна, — промолвила канцлер, прерывисто дыша и держа нож наготове для следующего удара.
— Даже твоих людей возмутит то, что ты сейчас сделала. Просто взяла и убила двенадцатилетнего мальчонку!
— Я исполнила приговор, вынесенный еретику, — быстро ответила она. — И моим людям это известно.
Канцлер обвела взглядом помещение, и Ардуций заметил, что накал ее ярости ослабевает. Солдаты опустили луки, растерянно глядя то на нее, то на валявшееся в луже крови детское тело. На помощь ему рассчитывать больше не приходилось, но от боли и страха он был избавлен.
Коройен пристально посмотрела на солдат.
— Помните о своем Боге и его врагах. Помните, какой может быть цена нашей неудачи.
Оссакер обмяк в кресле, уронив голову на руки. Ардуций знал почему, но кто сейчас мог упрекнуть его за это? Брин выглядел так, словно готов был наброситься на канцлера, но Меера схватила его свободной рукой за плечо, удержав на месте.
— Ну и что теперь, Фелис? — спросил Ардуций. — Кто следующий? Я? Осси? Или ты предпочитаешь сначала убивать самых беззащитных? Это твой почерк.