Я сжимаю веки ещё сильнее, чтобы удержать её подольше. И это работает. Более того, она становится ещё живее, потому что я клянусь, что чувствую её запах. Бриз приносит с собой сладкий аромат печенья с сахаром, которым пахнет Рен, и я позволяю ему разливаться по всему телу до кончиков пальцев. Я едва осознаю, что моя комната обычно не такая ветреная и моя кровать не такая жёсткая.
Мои веки распахиваются, и я резко просыпаюсь, когда реальность ударяет, как гонг, внутри моей груди.
Это не сон. Я снова в Долине Папоротников, и мы так и не вернулись домой.
Утреннее солнце разливается по небу, как пролитый желток, когда я осторожно кладу руку на плечо Рен. Я мог бы написать целую поэму об этом моменте, о том, как наконец вернулся, и как бы мне ни хотелось остаться здесь и позволить ей спать после её захватывающего и пугающего опыта Мунстарк, это было бы неправильно. Мне уже достаточно тяжело было пойти против здравого смысла и улизнуть. Ну, может быть, не слишком тяжело. Когда дело касается Рен, я не умею говорить «нет».
— Эй! — Я сжимаю её плечо и провожу рукой по её щеке, отбрасывая пряди светлых волос с фуксией на концах, упавшие ей на лицо за ночь.
— Нет, слишком рано. Я чувствую. — Она не открывает глаз и тянет руки над головой, не вздрагивая, когда её пальцы касаются земли. — Который час?
Я достаю телефон из кармана и морщусь, нажимая на экран. Если есть предел количеству пропущенных звонков, который может получить человек, моя мама, скорее всего, достигла его несколько часов назад. К счастью, мой телефон разряжен, и мне не приходится сталкиваться с чувством в груди, которое возникает, когда я подводю родителей. Они и так уже достаточно пережили.
Я убираю телефон обратно в шорты и поднимаю руку к горизонту. — Солнце примерно на высоте кулака, так что… — Я пожимаю плечами. — Да, я не умею определять время таким способом.
Её веки трепещут в смехе, и, не в первый раз, мне хочется запечатлеть этот звук и установить его в качестве сигнала будильника. Какой прекрасный звук для пробуждения.
— Мои дяди убьют меня. — Она садится и оглядывается на яблони вокруг нас. — Если это моё последнее утро на земле, нам следует пойти позавтракать.
— Это не случится. — Я качаю головой. Я хочу остаться на хорошей стороне Брэдли и Джоэла. Добавление ещё одного нарушения в список только усложнит мне задачу выбраться из той ямы, в которой я нахожусь.
— Ты стал таким законопослушным.
Я встаю и стряхиваю грязь с шорт. — Спасибо.
— Это не комплимент.
— Только потому, что ты не ценишь правила. — Я наклоняюсь и предлагаю ей руку так, как это делают джентльмены девятнадцатого века во всех тех шоу и фильмах эпохи Регентства, которые она заставляла меня смотреть, потому что, опять же, я не могу сказать «нет» девушке, с которой только что провёл ночь. — Миледи.
— Милорд. — Она принимает мою руку и поднимается с грацией королевы. Моей королевы. Если бы я только набрался смелости сделать шаг. Я скоро уезжаю, так что, может быть, сегодня тот день.
Моё сердце пропускает удар. Рен тоже поедет со мной.
Я открываю рот, чтобы выпалить, что она Мунстарк. Что она поедет со мной. Что мы будем вместе всё лето, без дядей, родителей, работы, школы или обычных людей, о которых нужно беспокоиться. Но она смотрит на меня так, что у меня пересыхает во рту, и я не могу говорить.
Она стоит передо мной, её ясный голубой взгляд направлен на меня. — Ли…
Слова застревают в горле, когда она поднимается на цыпочки и тянется к моему лицу. Она поднимается, как будто выходит на поверхность, её розовые губы приоткрыты, её гладкая белая кожа золотится в утреннем свете, струящемся сквозь деревья, и на мгновение мне кажется, что я снова в одном из своих снов.
Её пальцы касаются моего виска, и моё сердце начинает биться в животе.
— У тебя мусор в волосах. — Она машет в воздухе веточкой, прежде чем бросить её и повернуться в сторону Мейн-стрит, скрытой узловатыми ветвями старых яблонь.
— О. — Я выдыхаю, когда воздух вырывается из моих лёгких, как спущенный шарик.
Рен и я друзья с тех пор, как она переехала из Портленда в Долину Папоротников пять лет назад. Нас притянуло друг к другу. По крайней мере, так я это описываю в стихах. В реальности нас связывает лунная магия. Наши родители были в одном классе на Лунном острове. Они не были близки, но, когда трагедия случается с одним из нас, она затрагивает всех.
Я прочищаю горло, пытаясь избавиться от кома в груди, который сжимает мои лёгкие. Моя семья пережила свою трагедию, но я не хочу об этом думать.
Тем не менее, независимо от моей связи с Рен, магической или иной, каждый день укрепляет меня в зоне дружбы. И мои два года в Бруклине не помогли.
— Так что теперь? — Рен прерывает мою внутреннюю борьбу, когда мы идём между деревьями к двухполосной дороге, ведущей в город.
Я похлопываю затылок, проверяя, нет ли ещё мусора в волосах. Мои косички в беспорядке, так что даже если я смогу незаметно вернуться домой, у меня всё равно будет что-то, за что придётся ответить.
— Твои дяди не убьют тебя, и Джоэл никогда не доводит до конца наказания, которые они с Брэдли дают. Ты, наверное, проведёшь пару часов под присмотром, прежде чем тебя отпустят за хорошее поведение и ты снова начнёшь нарушать закон. — Я пригибаюсь под веткой, тяжёлой от розовых и белых цветов, и поднимаю её, освобождая путь для Рен.
— Не с моими дядями, — вздыхает она, и сутулится, хотя ей это и не нужно. Она надеялась, что вырастет, но её рост не изменился с тех пор, как я уехал. Это часть её, застывшая во времени, в то время как другие части стали острее, более полностью Рен. Я отпускаю ветку, после того как она проходит, и лепестки медленно падают на землю. Мне хочется постоять ещё немного, придумывая, как описать этот момент, но Рен движется вперёд, словно стрела сквозь деревья.
— С, знаешь, магией. — Она шепчет это слово, как будто здесь есть кто-то, кроме нас.
Честно говоря, я рад, что она подняла эту тему, потому что после начального всплеска энергии, я не был уверен, как это сделать. Она была настроена на то, чтобы быть обычной и вписываться в общество, не осведомлённое о существовании настоящей магии. Теперь она знает, что она особенная. Есть доказательство этому. Хотя я никогда не сомневался.
— Похоже, ты поедешь со мной. — Я обнимаю её за плечи, и она стонет. Я не принимаю это на свой счёт и замедляю шаг, зная, насколько её ноги короче моих. Её вздох был не из-за меня. Это из-за Лунного острова.
Мы выходим из яблоневой рощи и идём по багряной клеверной траве, окаймляющей двухполосную дорогу, ведущую в город. Мы идём так некоторое время, настолько привыкнув друг к другу, что молчание стало просто ещё одной частью нас.
Это хорошее время, чтобы сказать это. Сказать, Рен, я люблю тебя. У меня целый дневник стихов о тебе.
Может быть, не эту последнюю часть.
У меня пересыхает во рту, мой язык словно липкая краска к нёбу.
Но теперь у нас есть лето вместе. Никакой спешки.
Да… я не боюсь, я просто позволяю всему идти своим чередом.
— Я ничего не чувствую.
Я нахмуриваюсь и убираю руку с её плеч. Она может читать мои мысли?
— Сэм говорит, что она чувствует что-то, — продолжает Рен. — Лунную магию. Но я ничего не чувствую.
— Эм… — Моему мозгу требуется минута, чтобы переключиться с безнадёжного романтика на парня, который может говорить больше, чем мычать. — Да, я тоже чувствую лунную магию. Даже когда солнце светит, луна всегда с нами. Она никогда не покидает нас. Так же, как и наша магия.
Я провожу ладонью по груди, ощущая тепло, которое всегда находилось под моим сердцем, напоминая о луне и моей связи с Ней.
— Значит, я свободна, — отвечает Рен. — Это была случайность. Я провела ночь с луной, и это больше не повторится.
— Я уверен, что это не так работает.
— Но ты не уверен на сто процентов. Плюс, я даже не родилась под знаком магической луны. — Она останавливается, ставит руки на бёдра и смотрит на меня с таким блеском в глазах, который говорит, что она готова спорить, но я знаю, что на этот раз её не переубедить.
— Твои родители были Мунстарками, и ты тоже. Не важно, когда ты родилась. Ты никогда не станешь как Брэдли и Джоэл. Ты никогда не будешь Мундан.
Её взгляд падает на улицу, и она снова начинает идти. На этот раз медленнее, как будто произнесение правды отняло часть её силы. Но эта часть всегда была ей чужда.
— Рен… — Я ловлю её руку и поворачиваю к себе. — После этого лета у нас будет такая жизнь, доступ к вещам, о которых Мундан могут только мечтать. Остров Луны изменит наши жизни.
— Вот этого я и боюсь. — Она вырывает руку и продолжает идти по направлению к ряду кирпичных зданий на Мейн-стрит.
Я не знаю, что сказать, поэтому просто следую за ней молча. Сколько себя помню, я всегда ждал, когда моя жизнь изменится. Мои родители вбили в меня стремление к успеху и продолжение семейного наследия, и теперь всё зависит только от меня.
— Что я скажу своим дядям? Брэдли и я никогда не говорили Джоэлу о магии, так как же мне сказать ему… — Её голос прерывается, и она ускоряет шаг, но я догоняю её в два шага. — Сказать ему, что я внезапно передумала? Что я хочу оставить их и магазин, и Грейс Келли, и всё, что я люблю?
Её голос дрожит, и я знаю, что она плачет. Мои руки зудят от желания обнять её, прижать к груди, провести пальцами по её волосам и сказать, что всё будет хорошо. Но я не делаю этого. Это Рен. Вчера вечером был первый раз, когда я видел её плачущей, и она не допустит этой ошибки снова.
— Мы что-нибудь придумаем. Мы всегда так делаем.
— Всё, что я скажу, будет ложью. По крайней мере для Джоэла. Я хочу сказать ему правду. Я должна сказать ему правду. — Она всхлипывает и вытирает щеки. — Я скажу ему. — Она смотрит на меня, её взгляд бурный, её голубые глаза темнеют от вызова.
— Это запрещено. — В моём голосе появляется нотка, которую я никогда не использовал с ней раньше, и она замирает. — Рен, это одно правило, которое ты не можешь нарушить.