— Но как же?.. — я не понимал, что она делает. Она же меня выручать должна!
Из затруднительного положения! А она что делает?
— Ты зачем пришел?
— В смысле, в бистро? — не понял я. — Перекусить. И подумать.
— Перекусил? Подумал? А теперь вали-ка отсюда, да побыстрей!
— Бабака, ТЫ ЧТО? — я просто был потрясен таким ее поведением.
— А то! А то, что все твои догадки и раздумья, все твои домыслы гроша выеденного не стоят!
— Яйца ломанного, — поправил я.
— Вот именно!
— Но как же тогда Человек-Кактус? Ведь он говорил…
— Он наврал.
— То есть, как это? — опешил я.
— С три короба. Здесь вообще никому верить нельзя. Все, что тут говорят, полная белибердовина! Усек?
— Но ведь есть еще Хавроний, Головорезы Зайцевы, Зазеркальский… Они что, тоже… того?
— Все! Все подчистую — того! — прошептала мне Бабака страшным шепотом. — А теперь, Костя, сматывайся. Пока не поздно.
Но было уже поздно.
Глава 20опять «Синий дилижанс»,или Что посеешь и пожнешь
Почтеннейшая публика! Дамы… Вернее, господа и… господа! — безусый конферансье обвел синих посетителей бистро цепким взглядом. — Только сегодня и только у нас, проездом из Монте-Карло, Рио-де-Жанейро и Камня-на-Оби великолепные, неподражаемые, восхитительные и несравненные Горячий Шоколад и По-о-о-о-о-о-о-о-ончик!
— Опоздали! — в сердцах выругалась Бабака. — Теперь сиди и не возникай!
Но я и не возникал. Бабака пригвоздила меня к стулу одним лишь взглядом.
«Что-то теперь будет?» — тоскливо подумал я, глядя на сцену.
Занавес уехал вверх, и деревянные подмостки осветил одинокий луч прожектора. Вернее, он осветил весьма странную парочку.
Один из этой парочки, судя по всему, был Горячим Шоколадом. Он был напудрен, румян и налит в стеклянную чашку. Второй был Пончиком. На нем был костюм из клубничной глазури и лаковые штиблеты. В пухлых ручонках Пончик держал небольшую гармошку, а у Горячего Шоколада изо рта торчала дудка. Оба то и дело подпрыгивали, гримасничали и улыбались неестественными улыбочками.
— Сатирические куплеты! — громко объявил Пончик и хихикнул.
— Кошмар, — фыркнула Бабака.
— Может, мы пойдем? — предложил я.
— Сиди пока, — зыркнула Бабака глазюками.
— Сатирические куплеты на злобу дня! — повторил Горячий Шоколад и оглушительно дунул в дудку.
Пончик подхватил его на гармошке и запел противным голосом:
Нет страны милей Иначе,
Хорошо живётся тут.
Все дружны, а это значит:
С потрохами продадут.
— Ла-ай, ла-ай, ла-ай, ла-ла-ла, ла-ай, ла-ай, ла-ай! — проорал следом Горячий Шоколад.
Синие мальчики одобрительно закивали. Им нравились сатирические куплеты.
— Это они точно подметили, — шепнул я Бабаке. — Не в бровь, а в глаз!
Горячий Шоколад и Пончик запели дальше.
К нам из Так проник лазутчик,
Всё вынюхивает здесь.
Будьте бдительны и лучше
Перестаньте пить и есть.
Ла-ай, ла-ай, ла-ай,
Ла-ла-ла,
Ла-ай, ла-ай, ла-ай!
— Что это? Про кого это? — заерзал я на стуле.
— Цыц! — пригрозила мне Бабака.
Синие мальчики зашушукались, а куплетисты опять запели:
Все мальчишки здесь похожи,
Если Синий, значит, свой,
Но один — розовокожий,
Лишь прикрылся синевой.
Ла-ай, ла-ай, ла-ай,
Ла-ла-ла,
Ла-ай, ла-ай, ла-ай!
— Что они такое поют? — всполошился я.
— Не дергайся, — Бабака больно сжала под столом мою коленку.
Посетители «Синего дилижанса» занервничали. Они стали озираться по сторонам и подозрительно приглядываться друг к другу. На себе я тоже поймал пару враждебных взглядов.
На всякий случай я вместе со всеми стал хмуриться и озираться.
Все мальчишки тут считают,
Что умны, ну, просто страх!
Ах, когда ж мозги оттают
В этих синих головах?
Ла-ай, ла-ай, ла-ай,
Ла-ла-ла,
Ла-ай, ла-ай, ла-ай!
Краем глаза я заметил, как один из синих мальчиков (он был довольно рослый и мускулистый) поднялся из-за стола и направился в нашу с Бабакой сторону.
С кожей розовой мальчишка
Здесь сидит. Его бы взять,
Не раздумывая слишком,
Очень строго наказать.
Ла-ай, ла-ай, ла-ай,
Ла-ла-ла,
Ла-ай, ла-ай, ла-ай!
Я стрельнул Бабаке глазами, но она продолжала сидеть сиднем.
Дураки и простофили,
Не дойдёт до них никак.
Так и не определили,
Где шпион сидит из Так.
Вот же он, розовогадкий,
Со своей собакой тут.
За столом сидят у кадки
И момент удобный ждут.
Ла-ай, ла-ай, ла-ай,
Ла-ла-ла,
Ла-ай, ла-ай, ла-ай!
Это были уже какие-то не сатирические куплеты, а черт-те что и сбоку бантик! Какая же это сатира? Это чистой воды донос! Ну, с меня хватит!
Я встал из-за стола и двинулся к выходу, но дорогу мне преградил мускулистый Синий Мальчик. Вернее, он был светло-голубой — почти такой же, как я. А мерзкая парочка на сцене во все горло заорала:
Ну! Скорей его держите!
Не уйти от нас ему!
Вы лазутчика вяжите!
Да, в тюрьму его, в тюрьму!
Ла-ай, ла-ай, ла-ай,
Ла-ла-ла,
Ла-ай, ла-ай, ла-ай!
Толпа синих мальчиков двинулась на меня. Признаюсь, это было жуткое зрелище. У них были совершенно дикие лица — со скрежещущими зубами и гуляющими туда-сюда желваками. Даже не лица — морды. Причем всех оттенков синего. Здесь были морды лазурные и лавандовые, сапфировые и кобальтовые, аквамариновые и ультрамариновые, иссиня-черные и цвета морской волны. Морды цветов: индиго и ляпис-лазурит, деним и маренго, прусская синь и персидская сирень, пармская фиалка и даже ярко-синий электрик.
И это были мои морды!
Обычно, когда сердишься или злишься, не видишь себя со стороны, в зеркало не смотришься. А тут я смотрелся! Только не на себя, а на них — своих омерзительных двойников! И лица мои, то есть морды мои, мне совершенно не нравились! Просто ни капельки! Они были какими-то кривыми, совсем не симпатичными, как я раньше о себе думал, а наоборот. Уродскими!
А мускулистый Синий Мальчик напирал. Он уже буквально подмял меня под себя, под свою широкую атлетическую грудь. Я глянул на Бабаку, но ее нигде не было. Бабака исчезла.
И тогда… Тогда я в отчаянии закричал:
— Что же вы делаете, братцы?!
Вернее, я только хотел так закричать.
Но потом подумал:
«Братцы? Вот эти синие уродцы — мне братцы? Ну уж нет!»
И я крикнул:
— Не на того напали! Вон того держите, мускулистого! У него, смотрите, смотрите, шея РОЗОВАЯ!
И знаете, это сработало! На секундочку Синие притормозили, но только на секундочку, а потом…
Потом они бросились на Мускулистого.
У него вокруг шеи был намотан розовый шарфик — это меня спасло.
Воспользовавшись моментом, я вытиснулся из толпы бушующих Синих и бросился к выходу.
Но выхода не было.
Вместо выхода была свеженькая кирпичная кладка с табличкой:
Тогда я бросился к кадке с фикусом. Бросился чисто интуитивно — подумал, что, может, там Бабака спряталась.
Но нет. Никакой Бабаки там не спряталось. Зато в кадке, рядом с фикусом, росло каштановое дерево. Точнее, это фикус рос рядом с деревом. Мой каштан стал таким толстым и высоким, что его корни вылезли из кадки и расползлись почти по всему бистро. А макушка продырявила потолок, и видно ее не было.
Из дырки дул ветер свободы и перемен.
— Эврика! — воскликнул я мысленно и полез на каштан.
А еще, взглянув из-под потолка на орущих и дерущихся внизу Синих, я мысленно сам себе сказал:
— Я их всех выше.
Глава 21Квартира № 15
Я пролез в дырку и затаился в ветвях. На всякий случай. Мало ли, куда меня занесло? Благо, крона у моего каштана была раскидистая. Вернее, развесистая — кругом висели аппетитного вида каштаны и молча мне улыбались. Я хотел у них спросить, чему они улыбаются (мне лично после всей этой катавасии с Синими было не до улыбок). Но каштаны улыбались так тихо и счастливо, что я не решился их беспокоить.
Я высунулся из кроны.
Вокруг меня была довольно уютная комната — вся в английских обоях в полосочку и со старомодным комодом в углу. У комода стояло кресло-качалка. В нем сидела сухонькая старушонка с пяльцами для вышивания на коленках.
Еще на коленках у старушки лежал клетчатый шотландский плед, а на голове — рыжий сиамский кот.
Вы скажете, что рыжих сиамских котов не бывает. Но кот был, и я его видел своими глазами.
Я стал разглядывать дальше. Кроме старушки и кота, в комнате было из живых существ еще двое. Одно сидело в клетке, подвешенной на цепочке к потолку, и было рыбой с крыльями. Второе плавало на комоде, в аквариуме, и было птицей с плавниками.
Все четверо занимались каждый своим делом: Старушка вышивала, кот мурлыкал, а птица с рыбой ели сухой корм. Время от времени они переглядывались и нежно улыбались друг другу. У них в комнате царил уют домашнего очага. Это произвело на меня очень хорошее впечатление, и я тоже, незаметно для себя, тихонько стал улыбаться.
— Простите, куда я попал? — с обворожительной улыбкой спросил я, высовываясь из каштана.
— Это, смотря куда тебе нужно? — вопросом на вопрос ответила Старушка, не отрываясь от вышивания.
— Мне нужно в пятнадцатую квартиру.
— Значит, это пятнадцатая.