И я решил показать себя с лучшей стороны. Время как раз подходило к обеду — есть хотелось зверски. И я позвал всех в кафе.
Глава 13«Олимпийское»
В кафе-мороженом «Олимпийское» было не протолкнуться, хоть оно и под открытым небом. У нас в «Баскин Роббинс» и то не бывает такой толпы, хотя там 750 вкусовых сенсаций. А тут, я смотрю, сплошное сливочное.
Пришлось ждать, пока освободится пенёк. В «Олимпийском» все посетители сидели за большими пнями на маленьких пенёчках. Они были вкопаны прямо в землю, между ёлками. А рядом вкопали олимпийского мишку — тоже деревянного. Мне этот мишка показался ужасно знакомым. Точно, я его у торгового центра «Уютерра» постоянно вижу! Когда еду в автобусе. Его теперь там в цемент вмонтировали и перекрасили в розовый.
Девочки уселись за пень, а мы с Тишкой встали в очередь у теремка.
— Слушай, Тишка, ты это… — Я переминался с ноги на ногу.
— Чего?
— Это… мы когда мороженое поедим, ты, может, пойдёшь со Светкой погуляешь?
— Что, клеишься к Тюльпанской? А Чаплю не боишься? — Тишка смотрел на меня по-хитрому.
— Нет, — сказал я, хотя Чаплю боялся.
— Четыре пломбира по двести, — сказал Тишка уже не мне, а усатой мороженщице в окошке. — Два с шоколадом, два с орехами.
— Мне ещё с вареньем! — крикнула с пенька Щиборщ.
— Одно с орехами и вареньем, пожалуйста. — Тишка поморщился. — Ещё четыре лимонада, четыре трубочки и четыре заварных.
— Мне ещё корзиночку! — опять крикнула Светка.
А у нас в классе девчонки вечно худеют.
— Вот жиртрест! Ещё корзиночку, будьте добры.
— А одно место у ваших барышень, случайно, не слипнется? — хмыкнула мороженщица из своего теремка.
— А усы у вас, случайно, не отклеятся? — парировал Тишка.
— Хам! — сказала мороженщица и стала взвешивать пломбир.
— Ой, мальчики, вы нас балуете! — сказала Тюльпанская, когда мы вернулись к пеньку, и благосклонно мне улыбнулась.
— Это не мы вас балуем, это он вас балует, — поправил Тишка. — Ешьте не кашляйте. Хотите анекдот расскажу?
— Давай! — разрешила Тюльпанская.
— Чебурашка нашёл копейку и пристаёт к Гене: «Копейка — это много?» — «Отстань». — «Много или мало?» — «Отстань». — «Ну много или мало?» — «Много!» Чебурашка пошёл в магазин. Набрал кучу игрушек, подходит к продавщице и протягивает копейку. Она на него вылупилась, а он говорит: «Ну, сдачу давай!»
Я засмеялся. Мне правда анекдот понравился, никогда его раньше не слышал.
— Вечно у тебя, Барашек, анекдоты бородатые, — скривилась Тюльпанская. — Костечка, расскажи лучше про свой город, — вдруг попросила она. — Очень интересненько.
— Про свой город? — Я даже растерялся.
Про что им рассказывать-то? Про Москву?
Я там один раз всего был, да и то проездом — в Домодедове. Или всё-таки про наш Барнеаполь?
— У меня вообще классный город, — сказал я, — просто замечательный.
— Правда?
— Я в самом центре живу.
— Это на Красной площади? — кисленько уточнил Тишка.
— Бывало, выйду утром на балкон — кругом суета сует! Машины мчатся, вернее, наоборот, в пробках стоят, бибикают, люди в офисы бегут с портфелями, вороны гнездятся, тополя опыляются. И все спешат, спешат, спешат куда-то! А на горизонт глянешь — между небоскрёбами розовые холмы и речка блестит, лес голубеет. Избушки на курьих ножках стоят. И речной порт ещё с трамвайчиками на зелёных волнах. И до всей этой красоты каких-то пять минут на троллейбусе.
— Ух ты! А у нас в Барнауле тоже избушки с трамвайчиками! — сказала Светка, засовывая в рот трубочку.
— А мавзолей ты видел? — спросила Тюльпанская. — С Лениным?
Мавзолея я не видел.
— Жвачку хотите? — предложил Тишка и вынул из кармана несколько квадратиков в блестящих обёртках.
Всё-таки он реальный френд, этот Тишка.
— Мы такую не жуём — она крошится, — скривилась Алка. — И ещё от неё пломбы выскакивают.
— Её надо жевать со сметаной, — со знанием дела посоветовал Тишка.
Я пошарил по карманам, где-то у меня была хуба-буба — надувная лента.
— Из неё хорошо дуть пузыри, — сказал я, откусывая от ленты и протягивая остальным.
— Пузыри? — не поняла Светка. — Как это?
— Во так. — Я пожевал немного и выдул изо рта пузырь. Получилось неплохо — примерно с бильярдный шар. Я громко его чпокнул.
Девчонки тут же принялись надувать свои. А Тишка — наоборот, ушёл за лимонадом.
И вдруг у меня в кармане что-то завибрировало.
Я сначала перепугался — я же совсем забыл про телефон.
Вернее, не ожидал, что он может тут у них звонить. Но он звонил! Из моих штанов на всё кафе пел Снуп Догг, причём отлично так пел, в своём репертуаре.
— У тебя там что, радио? — удивилась Алка.
— Простите, я на минуточку, — сказал я и побежал в ёлки. — Алё!
— Алё, ты где вообще, мерзавец?
Это была Бабака. Только она может так меня мерзавцем назвать, чтобы было не обидно. Только она, моя говорящая собака. Моя верная и преданная, моя ласковая и нежная собака Бабака Косточкина.
— Бабака! Родная! Как я по тебе соскучился! — заорал я так, что на меня стали оборачиваться посетители. А среди них, между прочим, были полицейские. Вернее, милиционеры.
— Не кричи, — сказала Бабака. — Мы тоже по тебе соскучились. Так соскучились, что все морги обегали. У тебя почему абонент не абонент? Я еле дозвонилась по спецлинии, спасибо Горбункову Семён Семёновичу.
Семён Семёнович Горбунков — Бабакин начальник по контрразведке, гвардии генерал Советского Союза, как она рассказывала.
— Бабака, слушай, тут такое дело… — Я замялся.
— Какое?
— Ну… э-э-э… Короче говоря, я сейчас в прошлом.
— Где? — не расслышала Бабака. — Тут помехи на линии.
— В прошлом!
— Чего в прошлом? — не поняла Бабака. Даже странно, обычно она такая догадливая — всё на лету схватывает.
— Я в 1981 году.
— Так-так, — заинтересовалась Бабака, — а где именно? Координаты точные можешь сообщить? Широту, долготу?
— Да какая там долгота! Я в Барнауле, только тридцатилетней давности.
— Ага, — сказала Бабака.
— Что — ага? — насторожился я.
Я эти её «ага» знаю.
— А то, что плохи твои дела, Костешок.
Какой такой Костешок? Я похолодел.
Не надо меня Костешками называть.
— Почему плохи? — спросил я.
— По кочану, — отрезала Бабака. — Ты там уже наследил?
— В смысле?
— Ну, жизнь кому-нибудь уже спас? Или наоборот, испортил?
— Вроде бы нет.
— Так вроде или нет?
— Нет.
— Хорошо. Вот и не геройствуй, без фанатизма там. Сейчас поговорим, мобильник спрячь подальше. Он тебе при телепортации понадобится.
— Понял.
— Голодаешь?
— Я робота вчера продал.
— Контакты с туземцами сведи к минимуму.
— Понял.
— А теперь слушай внимательно, — сказала Бабака. — Завтра ровно в 18:00 будь в точке бифуркации.
— Где-где?
— Тебя куда телепортировали? По месту жительства?
— В двадцать седьмую, к Репяхам.
— Ну вот, завтра в 18:00 сиди по прописке. Будем тебя обратно выуживать.
— Спасибо, Бабаконька!
— Только смотри не опаздывай! Иначе навсегда там застрянешь.
— Как это?
— А вот так. Всё, отбой, — сказала Бабака.
Глава 14Ещё одна ссора
— Бабака? — Тюльпанская смотрела на меня с подозрением.
Она, что ли, ревнует?
— Это я так бабушку называю, — ответил я. — У нас с детства так: я её — Бабакой, она меня — мерзавцем.
— Как интересненько, — сказала Алка и стала пить через соломинку лимонад. У неё это очень элегантно получалось.
— А где все? — спросил я.
Тишки со Светкой нигде не было.
— Они в парк пошли, кататься на каруселях.
Да! У меня аж сердце запрыгало. Мы же с Алкой одни! Если не считать милиционеров и посетителей «Олимпийского». Но они все как-то разом отступили на задний план.
А Тюльпанская наоборот — выступила на передний.
Вот она — глядит на меня выжидающе. Вот он я — молчу и краснею, как в первом классе. А времени у меня между тем совсем мало — до завтрашнего вечера. Надо действовать, и действовать решительно.
Но что-то мне совсем не действовалось.
— А ты с бабушкой по рации разговаривал? — спросила Алка. — Которую на биологии показывал?
— Угу. — Я кивнул.
— Чёткая!
— Хочешь подарю? — вдруг предложил я.
С ума сошёл я, что ли? Но включать заднюю было поздно.
— Ой, прямо даже не знаю. Это же, наверное, дорого.
— Да ладно, бери! У меня таких дома ещё знаешь сколько…
— Ты прелесть! — Алка цопнула телефон и мигом сунула его в сумочку.
— Звонить, правда, не получится, у вас сети пока нет. Зато там калькулятор есть, музыка, все дела.
— Я музыку обожаю! Ты Пугачёву любишь?
— Это которая с Галкиным?
— Да нет, Алла Пугачёва! Любишь?
— Я? Да.
— Я от неё в полном восторге! Особенно вот эта мне нравится, грустная: «Куда уходит детство? В какие города? И где найти нам сре-е-едство, чтоб вновь попасть туда?» — запела Алка. — Знаешь такую? — И опять: — «Оно уйдёт неслышно, пока весь город спит. И писем не напишет, и вряд ли позвони-и-и-и-ит!»
А у неё здорово получается. Голос такой пронзительный.
— Я артисткой хочу стать. В кино сниматься или даже петь на эстраде.
— Ты очень артистичная! — подтвердил я.
— Знаю. Мне все так говорят на кружке. Я на кружок драматический хожу. Это у меня талант от бабушки, она работала в цирке.
— Девочкой на шаре?
— Нет, она дрессировала крыс. Красавица была необыкновенная! — Алка перекинула через плечо косу.
— Ты тоже очень красивая.
— Везёт тебе, — сказала на это Алка. — В Москве живёшь. Я тоже, школу закончу, подамся в Москву. У меня там троюродная тётя живёт. В Щукинское буду поступать или во ВГИК. Меня, кстати, уже в «Будильник» приглашали сниматься.
— В какой будильник? — не понял я.