Но как ей жить, такой доброй? У нее руки раскинуты, у нее все можно отнять!
Не могу я писать про Аришу! Слова не складываются в предложения, как будто я вдруг стала косноязычной. Все мое как будто отдельно от меня, руки сами не пишут, глаза сами плачут. Потому что — ЧТО ЖЕ, ЕСЛИ ЧЕЛОВЕК ДОБРЫЙ, У НЕГО ВСЕ МОЖНО ОТНЯТЬ?! Ариша на свадьбе смотрела на Светлану как ребенок, который не понимает, за что его наказали.
Невеста Виталика Зоя приехала из Ярославля, работает на «Ленфильме» монтажницей. Зое 25 лет, у нее взрослое лицо, пышная взрослая фигура. Тетя Фира ее видела, сказала «приятная женщина». Для Светланы эта Зоя — ничья дочка, не того круга, без образования, провинциалка, охотница за пропиской, и Виталик, нежный-хрупкий, рядом с ней как подросший воспитанник рядом с няней. Почему Светлана разрешила?!
Я сказала Алене:
— Виталик любит Аришу, он будет любить Аришу всю жизнь… Может быть, невеста беременна и он женится как благородный человек?..
— Виталик по-настоящему благородный человек, он для друзей ВСЁ, — не к месту серьезно ответила Алена.
— Что ВСЁ? Он вытащил тебя из Невы? Что это было… подвиг во льдах?.. — Я хотела сказать «пожар во флигеле или подвиг во льдах» и вовремя осеклась — я идиотка, шутить об огне с Аленой?!
— Он сказал: «Ты мне дороже обезьяны».
Обезьяна — это, конечно, шутка, какая-то смешная история. А я почему не знаю?!!
Я щипала Алену под столом и шептала:
— Расскажи! Расскажи, расскажи!.. Какая обезьяна?..
Но Алена только сказала:
— Просто он так сказал: «Ты мне дороже, чем эта хренова обезьяна».
И улыбнулась — мы так улыбаемся друг другу, когда кто-то не понимает нашу шутку. Почему Алена так улыбается мне? Как будто у меня недостаточно чувства юмора, чтобы оценить их с Виталиком смешную историю! Ужасно обидно, что у них есть своя классная шутка, своя смешная история без меня.
Не люблю, когда меня отстраняют, ненавижу, когда смешное — без меня!
Кто это хренова обезьяна?
В день печальных загадок хотя бы одна смешная разгадка…
Кто же эта Хренова Обезьяна? Какая-то подружка Виталика, кто же еще. Но кто? Кто-то из «дочек»?
Мне трудно писать, в голове все путается, то ли от нелепости этой свадьбы, то ли оттого, что я думаю только о том, как бы незаметно схватить соленый огурец. Я уже съела пять. Сейчас Алена, как в «Москва слезам не верит», строго спросит, подперев голову руками: «Ну, и давно тебя на солененькое потянуло?»
Такой сцены не может быть. Алена же знает, что я беременна. Наверное, беременность влияет на мозг.
Между тем Хренова Обезьяна вовсе не была ни одной из артистических или киношных дочек, но была такой важной на свадьбе, что могла бы восседать во главе стола рядом с женихом и невестой, именно фарфоровая обезьяна-скрипач, «эта хренова обезьяна» послужила поводом к этой странной свадьбе…
История была простая, логичная, как цепочка, одно событие вело за собой другое, но каждый из фигурантов этого дела знал свой кусочек, свое звено, а всей правды не знал никто, ни взрослые гости, изумленные социальной незначимостью невесты, ни дети, друзья Виталика, ошарашенные его изменой Арише.
Обезьяна-скрипач мейсенского фарфора высотой около 13 сантиметров, в голубом, отороченном золотом кафтане была извлечена Виталиком из шкафа, в котором хранилась Светланина коллекция (а оставшиеся фигурки он аккуратно раздвинул так, чтобы скрыть пустое место), и продана коллекционеру за четыре тысячи рублей — сумму, почти равную стоимости первой модели «Жигулей». Эту модель в народе называли «копейкой», копейка стоила пять с половиной, Резники всю жизнь копили, да так и не накопили, купили «Москвич».
Но откуда у Виталика, не по возрасту много знающего о жизни, но все же малолетнего, знакомства в среде антикварной торговли?
Коллекционера Виталик нашел через продавщицу комиссионного магазина антикварной торговли на Невском «Три ступеньки вверх», работающую там с открытия в 61-м году, когда Виталик еще не родился, и соответственно годившуюся ему в матери. А как он познакомился с продавщицей, как вообще Виталик заводил свои бесчисленные знакомства, как умел расположить к себе взрослых? «Любая тетя-мотя немедленно стремится стать мне родной матерью, и чем тетемотистей объект, тем быстрей получается стать опекаемым сыночком», — говорил Виталик, а уж как он это делал — не объяснить, это чистые глаза, нежное лицо мальчика из хорошей семьи, улыбка в стиле «тетенька, я потерялся», это — талант.
Виталик отдал продавщице завернутую в салфетку обезьяну, а уже через несколько дней получил от нее надорванный конверт — не с деньгами, а с адресом. Встреча была назначена на Невском, за армянской церковью, куда он отправился под конвоем продавщицы — она с материнской заботой разорвала конверт и сопроводила Виталика на встречу, пожелав убедиться, что операция по продаже фарфоровой статуэтки пройдет у ее чудного мальчика как должно, без неожиданностей.
Развязав розовую ленту на коробке конфет, полученной от покупателя — изящных манер, очевидно, был человек, — Виталик как-то даже беспомощно взглянул на продавщицу — он думал получить за обезьяну рублей триста, а тут… «Ни фига себе… вы когда-нибудь видели столько денег?..» Ну, продавщица, конечно, видела, ей по-матерински было приятно, что с ее помощью этот милый малыш тоже увидел, и она покровительственно кивнула: «В антикварном мире свои законы… если хорошая редкая вещь…»
В антикварном мире свои законы, основанные не на том, чтобы в своем кругу за гроши купить ценную вещь, а на том, чтобы дать правильно заниженную цену — обмануть, но не украсть. Да и выстроенные на более-менее честности отношения коллекционера с продавщицей антикварного дорогого стоили. Но не будем преувеличивать честность неизвестного господина с изящными манерами — он дал умеренную цену.
История как история, обычная, — люди часто не знают ценности своего, домашнего. Первый обезьяний оркестр из двадцати музыкантов и дирижера был создан в 1753 году на мануфактуре Мейсен и в том же году был куплен мадам де Помпадур. Из-за большой популярности серии Мейсен делал ее снова и снова вплоть до 1945 года — этому времени и приписывали скрипача.
Люди не знают ценности своего, домашнего, но коллекционеры знают. Считали, что скрипач был поздней репликой, а он оказался тем самым, из оркестра мадам де Помпадур.
Виталик в детстве так трогательно просил прощения, что Светлана, сговариваясь с сыном, демонстрировала гостям забавную сценку: Виталик как-нибудь при гостях шалил, а она нарочито хмурилась — чтобы гости увидели его умилительные гримаски и услышали хитровато-простодушное «я не спица-ально». Но на этот раз он действительно «не спица-ально». Из множества фарфоровых фигурок в Светланиной коллекции Виталик выбрал обезьяну-скрипача, руководствуясь вовсе не надеждой на большую наживу, а скорее гуманными соображениями: мама любит пастушек, к жанровым сценам спокойна, а к немногим в коллекции фигуркам животных равнодушна… Равнодушна — да, но не так равнодушна, чтобы — а-а, подумаешь, фигуркой больше, фигуркой меньше, к тому же у Светланы был цепкий взгляд, и в первый же после пропажи визит она истерически кричала: «Где моя обезьяна, идиот, куда ты дел мою обезьяну, где моя обезьяна, где?» Светлане повезло, что она так и не узнала, где обезьяна-скрипач — впоследствии статуэтка была продана на аукционе Сотбис — и сколько денег было в коробке из-под конфет ассорти, это могло бы надолго ее расстроить. В семье коллекция считалась милой, но не особенно ценной, иначе Светлана никогда не оставила бы ее наедине с Виталиком. Иногда лучше не знать.
…Планы Виталика по спасению Алены были самые неопределенные, от нанять за триста обезьяньих рублей Кольку-мента, чтобы попугал сутенера, до самому начать его шантажировать, правда, чем именно, не ясно… Шантажировать шантажиста — глупее не придумаешь, и Виталик, любитель Агаты Кристи, понимал, что все это сплошная нелепость и детский сад. Но столько денег — это возможность изменить детский план на взрослый. Он сразу же вспомнил модный французский детектив, в котором герой преследовал шантажиста, доводя его до сумасшествия, пока тот не догадался, из-за кого страдает, — как это интересно!..
Из любой ситуации Виталик стремился выжать максимум, максимум интересного — поиграть, раскрасить скучную картинку жизни, слепить из обыденности артистическое действо. А уж сейчас ему было где развернуться: Алена проститутка, он ее спасает!.. И то, что Виталик сразу же, во дворе у армянской церкви, составил неинтересный план, принял решение — просто, без ужимок и прыжков, отдать за Алену деньги, выкупить ее у шантажиста, означало, что Алена и правда была ему дорога.
…И все помчалось-покатилось, словно мучительную Аленину историю переключили на режим быстрой перемотки. От первой улыбки Виталика продавщице антикварного в стиле «тетенька, я потерялся» до протянутого Алене конверта со словами, сказанными так небрежно, словно он протягивал ей леденец: «…На, возьми. Сделаешь ему предложение, от которого он не сможет отказаться», — прошла неделя. А уже на следующий день все разрешилось.
— Ну, кто был прав, платная ты моя?.. — усмехнулся Виталик. — Покуда живы жадины вокруг, удачи мы не выпустим из рук… — И высоким голосом, изображая хлопотливую маменьку из Островского, добавил: — Ты ручку-то, ручку целуй благодетелю… — И затем мужественным басом большевика из старого советского кино: — Ты мне спасибом-то своим не тычь… Ты жизнь проживи так, чтобы мне за тебя не было стыдно.
Алена засмеялась, заплакала, засмеялась. Не приняты между ними глупые высокие слова, язык не поворачивался произнести «я навсегда тебе благодарна», а Виталик так гениально все повернул, что ей ничего не нужно говорить. Вот только одно… Виталик — болтун.
Бедный Виталик, как ему хотелось рассказать о своей виртуозной операции! Тане, чтобы увидеть ее восхищенные глаза, Леве, чтобы получить очко в подспудном с ним соревновании, кто умней, кто взрослей… ну хотя бы Арише, чтобы насладиться ее благодарностью и любовью.