риезжать», что это уже как будто отделило Катьку от нас, оставило ее одну со СВОИМ, без нас. Поэтому она испугалась? А может быть, хочет, чтобы Вика ее понимала, жалела, ободряла. Но Вика, единственный человек в мире, который никогда не обсуждает по-настоящему важных решений, приняла решение и все, точка.
– Покажи зачетку, – попросила Катька, – настоящая… О-о, у тебя уже пятерка!
– Я уже получила пятерку за зачет по… не помню чему. – Вика скромно улыбнулась как человек, не перестающий удивляться своим способностям. – И слушала очень интересные лекции по… не помню чему… экзистенциальной философии, вот. Кьер-ке-гор, надеюсь, не знаете?
Мы не знаем Кьеркегора. Катька беременна, ей не до него, а мне в лицее еще не рассказывали. Вика всегда тянет одеяло на себя! Катька хочет поговорить о себе, а вместо этого обсуждает с Викой ее глупости! Как человек, который собирался раскрыть парашют и, передумав, начал падать.
– Роль! Твоя роль! А наш спектакль, наш Чехов? А как же твоя роль? – вдруг сказала Вика и сама себе ответила: – Какая, к черту, роль! При чем здесь вообще какая-то роль! Как можно сравнивать! Твоя беременность – чудо, ты беременна первый раз в жизни! А я про какого-то Чехова!
Катька кивнула:
– Буду репетировать, а потом перейду во второй состав.
– Я просто удивляюсь! – недовольно сказала Вика. Она смотрела не на нас с Катькой, а в угол, на диван. – Вот судьба! Человеку в кои-то веки повезло, один раз в жизни человеку повезло, у человека один раз в жизни последний шанс! И надо же, такое совпадение!
Вика как будто выговаривала судьбе, которая сидела на диване. Но правда же, судьба повела себя странно? Роль последний шанс и беременность тоже последний шанс.
– Маруся? – Катька тормошила меня, щекотала и даже немного укусила меня за ухо, – ты что такая испуганная? Если ты боишься, если ты против, если ты не хочешь, тогда и я не хочу…
– Ты что?! Это маленькие дети ревнуют, боятся, что перестанут быть единственными, – удивилась я. – А мне четырнадцать лет, а не пять или три!
…Но знаете что? Я соврала.
Я очень рада за Катьку, но я не знаю, я не хочу!
И Вика тоже не хочет! Она только думает, что хочет, потому что она взрослая и не знает своих настоящих желаний. На самом деле Вика сама хочет быть Катькиным ребенком, хочет, чтобы Катька всегда любила ее так преданно, снисходительно, нежно, как сейчас! Катька со своим талантом быть близкой могла бы так дружить и с другой Викой, любить другую Марусю, а вот нам найти другую Катьку невозможно.
– Как назовем? – деловито спросила Вика.
– Пусть Маруся придумает, – счастливо сказала Катька.
– Марфуша, – предложила я.
– Ну, не знаю, – ревниво сказала Вика, – лучше Алеша.
– Марфуша, – подтвердила Катька, – вы представляете, девочки, что у меня будет ребенок? Я нет.
Я тоже нет.
Санечке я буду Маруся, старшая сестра Марфуши… старшая дочь. Старшая дочь гораздо хуже, чем просто Маруся.
Как только я увижу Марфушу, хорошенькую, в кружевах, моя ревность закончится, я ее полюблю.
Ревность. Дикая нерассуждающая ревность. Хочу, чтобы Катька любила только меня! Как будто мне не четырнадцать лет, а пять или три. Это естественная реакция – если кого-то сильно любишь, хочешь, чтобы он был только твоим. Наверное, другие люди моего возраста умеют бороться с плохими стыдными мыслями, а я нет.
Лабораторная работа
Результаты наблюдений за экспериментальной крысой Эллой.
Сразу же оговорюсь. Не думайте, что это не может быть – что она такая дура. ТАКАЯ дура. Ведь она пишет книжки, хоть и любовные романы. Выступает по телевизору, хоть и в ток-шоу. Вы думаете, что при этом всем она не может быть ТАКАЯ? ЧЕСТНОЕ СЛОВО, ОНА И ПРАВДА ВСЕ ЭТО ГОВОРИТ И ТАК СЕБЯ ВЕДЕТ!
Но если оценить ее объективно, без детского раздражения – ведь мне четырнадцать лет, а не пять или три.
Ее неглупый ум отдельно, а она отдельно. А разве вы не встречали людей, которые глупее, чем их умная карьера? Одна Санечкина подруга, доктор наук, всегда рассказывала, как мужчины упали от восторга, когда она вошла – в булочную, в поликлинику, в трамвай. И все переглядывались – надо же, а ведь доктор наук…
А сколько умных людей непрерывно говорят о себе, разве это не глупо?..
Объективно у Эллы неиссякаемый интерес к себе. Для нее все свое такое важное, что с ней всегда возникает неприятное чувство, словно все твое неважно.
По-моему, вежливо было бы немного поговорить о себе, а потом поинтересоваться – а как у вас, ребята? Элла рассказывает о своих гонорарах, вложениях, покупках, о своей семье. Разве можно представить, чтобы Санечка рассказывал о своих гонорарах, покупках и вообще О СЕБЕ кому-то, кроме Катьки?!
Элла говорит о себе в автономном режиме, ей не нужен отклик, вроде кивания головой или «а-а, ну да», потому что она автомат. Но если выйти из комнаты, она замолкает, может быть, она все-таки полуавтомат.
Зрелый человек проявляет терпимость к различиям между собой и другими, уважение и признание их особенностей, чувств. И вообще – уважает ЧУЖОЕ!
Элла все время говорит слово «здраво». Здраво рассуждать, здравый подход, здравое решение. Санечка считает, что у нее такой успех на телевидении (подумаешь, в тупых ток-шоу!), потому что людям нравится ее здравый смысл.
Она нравится людям по телевизору. Но люди не знают, какая она хищная в жизни, эта мисс Здравый Смысл! Она только по телевизору говорит, что все должны считаться друг с другом, а сама!.. Она даже не умеет просто быть с кем-то вместе!
Зрелый человек умеет справляться со своими эмоциональными состояниями, с гневом, подавленностью, плохим настроением, зрелый человек в плохой день не закатывает немотивированную истерику, не срывает зло на первом встречном.
Конечно, Элла не срывается на Санечке или на мне.
Но я не раз слышала, как она визжит по телефону – «Я этого не желаю! Я это не буду! Вы мне за это ответите!». Чаще всего она визжит на свою «обслугу». Она так и говорит «моя обслуга»! Несчастные люди покупают ей продукты, билеты, возят по городу, приносят цветы на встречи с читателями, моют ей пол, а она на них ка-ак закричит, как выпустит когти!.. У Эллы «плохой день» бывает через день – может, ей туфли жмут?
Зрелый человек покупает себе туфли своего размера, разве нет?
Она не только на свою «обслугу» орет дурным голосом, но и на других безответных людей – редакторов на телевидении, пиар-менеджеров в издательстве.
Вчера Элла склочничала с телевидением. Хотела быть почетным гостем на аналитической передаче о состоянии экономики. А позавчера с издателями, требовала, чтобы ее портрет повесили на входе в издательство. Кричала – я, я, я!
Но что «я»?! Она не эксперт в экономике и не одна в издательстве.
Кстати – зрелый человек реалистически воспринимает себя в окружающем мире, не передергивает факты в угоду своим потребностям и имеет адекватные притязания. Зрелые люди имеют представление о своих сильных сторонах и слабостях.
И – честное слово, она не умеет пользоваться ножом и вилкой! Разрежет мясо, кладет нож на стол и берет вилку в правую руку. Хорошо, что ей не надо есть мясо в прямом эфире!
А Санечка только улыбается.
Вывод для лабораторной работы: Элла (назову ее другим именем и без указания профессии) – противная невротическая личность.
Моя главная жизнь
Иногда прозрение приходит вдруг. А иногда постепенно. Теперь я все знаю о мужчинах. Я знала почти все, а теперь я знаю все.
В моей комнате у Вики появились новые потрясающей красоты вещи. Ярко-красный экскаватор, пятитомная энциклопедия искусства, соски. Экскаватор принес профессор – оказывается, он мечтал о мальчике. Соски купила я. Яркие, прозрачные, как разноцветные бабочки.
Кое-что принесла Вика – подогреватель для рожка в виде ракеты, утилизатор памперсов, радионяня для связи матери и ребенка. Марфуша приобретает реальность с каждым днем!
Вика радовалась ярким красивым вещам, особенно экскаватору и соскам, и не заметила, что радуется одна. А Катька даже не обрадовалась рожку в виде куклы, который я купила в аптеке у Аничкова моста. Вежливо повосхищалась, и все. Она так сосредоточенно о чем-то думает, что даже не смеется.
У нас много Эллы, мало Катьки.
Элла всегда у нас, сидит в своих шлепанцах на шпильках, а если у нее вечерний прямой эфир, то после спектакля приходит Катька и остается ночевать. Такая строгая очередность, как будто день и ночь… Катька редко остается ночевать, а ведь мы с Катькой… мы же семья, пусть и странная. Но Элла не заказывала Санечку вместе с Катькой…
Несправедливо, чтобы Элла ничего не знала, и может быть, она все-таки уберется, если узнает, что Катька беременна. Но сказать ей я не могу – это уже не интрига, а мое прямое участие.
Сказать не могу, могу забыть на видном месте соски.
– Это кому? – Элла показала на соски.
– Это мне, – ответила я.
– Знаешь, почему мне это безразлично? – Элла кивнула на соски.
Я растерянно молчала. Она ЗНАЕТ?
– Вот я – я люблю себя. Я от него материально не завишу. Я никогда не буду зависеть от него психологически. Ему нужна сильная женщина. Ему нужен партнер по жизни, а не эти ваши шуточки, глупости, нежности.
Санечке не НУЖНЫ «эти наши нежности»?..
Катьку как-то утром тошнило. Она сгорбилась и виновато поглядывала на Санечку: «Я беременна, я не специально, но вот…». Менялась в лице – бледная, красная, опять бледная, выбежала из-за стола, и мы услышали звуки. И он сказал: «Меня самого сейчас стошнит. Это что же, ближайшие месяцы так и будет? Неужели нельзя как-то сдерживаться?» Еще недавно Санечка ее любил! Это всегда знаешь, если сидишь рядом, из нежностей, невысказанных слов, из воздуха. А сегодня поглядывает на Катьку зло и непонимающе, взглядом «что ты тут, рядом со мной, делаешь?!»
Катька не обиделась. Санечка очень брезгливый. Он не может прикоснуться даже к губке для мытья посуды или к тряпке для пола. Он не выносит неприятных запахов. Из-за этого у нас нет собак – щенок же писает на пол, а он не сможет видеть даже, как я вытираю лужу. Он боится крови. Ненавидит слабости, болезни. Чужая боль вызывает у него досаду.