Она долго ходила за мной с упорством и громогласно требовала, чтобы я немедленно вернул лето. Убедившись, что это бесполезно, решив, что я не бог, а так, ерунда какая-то, Котася стала мрачно мерзнуть молча. Сворачивается клубочком в целлофановых пакетах, кошки имеют врожденный инстинкт бродяг.
Сделал ей домик из картонной коробки, вырезал вход, поставил в своей комнате.
Пошел за утеплением, вернулся, стал просовывать старые полотенца в отверстие, натыкаюсь на что-то теплое и костлявое.
— А-а-а!!! — Из дыры высовывается перепуганная голова Котаси: подумала, что я заманил ее в этот картонный гроб и хочу теперь там тряпками удушить.
Кошки никому не доверяют до конца, и теперь Котася поняла, что была права в подозрениях все двадцать лет, наконец я открыл свое коварное, хищническое нутро. Только через час Котася решилась снова обосноваться в коробке. Пусть задушат, замерзнуть теперь, что ли.
Папа не кричит, экономит силы для обогрева своего могучего тела. Я набираю этот текст деревянными, белыми пальцами.
Сашка дышит в своей комнате. Котася свернулась клубочком в новом домике.
Так и перезимуем.
10 октября 2017 г.
Сегодня водил папу в поликлинику на ежемесячный осмотр его единственного видящего глаза. Позубоскалил с врачихой, и она выписала нам еще направление на флюорографию, чтоб к терапевту еще не стоять, папа что-то кашлять стал по ночам.
Народ в очередях злой, как собаки цепные, папа всего боится, то кушать хочет, то надоело сидеть, то в туалет…
По дороге домой поставил его возле забора, стой, держись, а сам забежал в магазин Сашке за творогом, в этой семье ответственный за казну и покупки я, нам, немцам, доверия больше. Лишнего не купим, и все будут сыты.
Хотя сытый папа другого мнения, у него все лишнее.
Выходя с пакетом творога, увидел отца у забора, вытянувшего шею и напряженно выглядывающего меня в толпе.
Ни дать ни взять пятилетний мальчик, оставленный мамой в очереди стоять, пока она в другой отдел глянет (а очередь все ближе!). Или собачка, привязанная у магазина.
Все они с одной беззащитной планеты — и дети, и старики, и собачки.
12 октября 2017 г.
Эгоизм в высшем своем проявлении — это когда наберешь любимых отцом потрошков от домашней, я подчеркиваю, домашней курочки, свежих, розовых, упругих, и нажаришь их с луком, черным перцем, лавровым листом, да на сильном огне сперва желудочки с сердечками, потом только печенки добавишь, чтоб не затвердела, обжаришь это сочное великолепие до восхитительной корочки, тогда огонь убавишь, крышкой накроешь, чтоб настоялись, и наложишь все это вместе с густой луковой подливкой, выбирая куски помягче и посочнее, в отцовскую чашку.
Сашку от сковородки отгонишь — это папе, нам с тобой обычная курятина есть, не баре, чай, прожуем. Сашка, хихикая, утащит себе пару желудочков, как шелудивый кот, ткнешь его вилкой в грудь. А вот и папа за стол садится. И начинает кричать, что опять сын набрал какой-то дорогой фигни, жарил долго и невкусно вообще. Но тебе пофиг, потому что главное — ест.
Так и с детьми, наверное. Все время смотришь на главное, не обращая внимания на мелочи.
15 октября 2017 г.
Я знаю, чего папа кричит и злится по пустякам. Дело не только в возрасте. Тревожность повышена и неуверенность, вот что главное.
Папа сегодня изводил меня с раннего утра. В том числе был скандал из-за трех куриных голов, неизвестно как попавших в пакет с потрошками, и, следовательно, я идиот, который покупает ненужное не глядя.
Второй вечерний скандал меня добил, и я ушел из дома прогуляться.
Вернулся через полчаса, закрылся у себя в комнате.
…Через пять минут в дверь робко просовывается седая голова, похожая на засушенную тыковку, и начинает мне кивать, как голова спаниеля, деликатно просящего, чтобы с ним погуляли.
— Максим, ты… это…
— Что тебе?
— Тебе, может, деньги нужны, а? Там пенсия же пришла, ты возьми у меня сколько хочешь, мне не жалко.
— Не нужны, у меня еще есть.
— А, ну хорошо тогда.
Счастливая голова быстренько исчезает за дверью.
Бывают же такие чудесные дни: и с сыном помирился, и деньги сэкономил.
16 октября 2017 г.
К ночи пошел крупный крымский дождь, такой, как будто кто-то огромной кистью винограда в небе трясет.
Сашка возится в своей комнате. Кошка Котася лежит на верхней полочке. Папа смотрит кино.
А я пытаюсь постичь секрет этой гармонии, чтобы включать ее по желанию.
18 октября 2017 г.
Когда много лет назад папа уехал в командировку и я остался с мамой, мы с ней однажды зашли пообедать в «Шахтерскую» столовую, расположенную как раз под окнами нашей пятиэтажки.
Мне пять лет, я впервые в жизни ем в кафе. С мамой. Помню здание обычной рабочей столовки, оно показалось мне огромным, я и сейчас вижу его таким, корабли и рыбки на стенах, выложенные бело-голубой мозаикой, они мне показались волшебно красивыми.
Запах, необычный, очень вкусный, как мне тогда показалось, состоящий из смеси испарений мокрых тряпок и жареной мясной крошки в темном масле, но я же тогда этого не знал, и мне он показался прекрасным.
Я помню легкий столик и непривычные тонконогие стулья. Мы ели с мамой котлеты и макарошки, кажется. А еще мама взяла жареных оранжевых кабачков.
И вот они были необыкновенно вкусные. Просто необыкновенно, мне и сейчас кажется, что ничего вкуснее я в жизни не ел.
Мама положила их мне на тарелку, и будто сочные огоньки загорелись на ней, круглые ломтики кабачков просто таяли во рту, оставляя после себя нежное сливочное послевкусие.
Мама тоже ела и нахваливала и, видя, как я их уписываю, подошла к кассе взять порцию кабачков еще, но их больше не оказалось — видимо, не только нам с мамой они понравились.
И тогда мама, вернувшись, придвинула мне свою тарелку, сказав: «Я больше не хочу».
Я был маленький тогда и съел все. Помню последний ломтик, ярко-оранжевый, как солнце, нарисованное в детской книжке, в облаке сливочного нежного соуса…
…Проходили годы, все менялось в нашем микрорайоне, а старая «Шахтерская» столовая продолжала стоять.
И не раз, наказанный родителями, зареванный, я подходил к окну и смотрел на столовую. На рыбок и корабли — скрытые за стенами, но я все равно ясно их видел сквозь кирпич.
Там мы однажды ели с мамой волшебные кабачки. Где меня еще любили просто так, за то, что я есть на белом свете, а не за то, хорошо я учусь или плохо, занимаюсь музыкой или нет…
22 октября 2017 г.
Первый погребальный обряд возник не у человека разумного, а у неандертальцев. Именно в их захоронениях находят окаменелые остатки еды, что клали в могилы ушедших, и даже следы цветочной пыльцы.
Уже неандертальцы верили в то, что человеческое существование не прекращается с физической смертью тела?
Может быть.
Но какой смысл тогда закапывать вместе с холодным телом остывшую еду во времена, когда был ценен каждый ее кусок, и класть рядом сорванные цветы? Или неизвестно было тогда, что мертвые не едят? Неандерталец лучше нас знал, сколько хранится оставленная пища и во что она превратится уже через неделю вместе с телом покойного. Что уж говорить о цветах, сминаемых комьями земли мгновенно.
Потому, мне кажется, все могло быть и иначе.
Живому судьба умереть. Так было, есть и будет. Но, покорно бездействуя, соглашаться с этим… Как, вопреки реальности, выразить в последний раз любовь и надежду?
Поцеловать или по-неандертальски лизнуть холодный лоб? Этого так мало, да и покойный безучастен. Он не слышит меня больше, не чувствует.
Но дедушка, мама или друг так любили жаренные на углях птичьи желудочки. Возьми их с собой, я знаю, что ты уже не поешь их, но пусть они будут, а вдруг…
И вот эти семена… Помню, в дни, когда солнца много, мама вечером сядет у костра, горсточку в ладонь возьмет и одну себе в рот, а другую мне. И шелуха у нее на подбородке, я, маленький, все время пытался ее погладить, как жесткую бороду отца, а мама почему-то сердилась, ей нравилось сидеть вот так, со смешной бородой из мокрой шелухи, и смотреть на огонь.
Потом разом смахнет ее в гаснущие угли, те зашипят…
Неужели не будет этого уже никогда?
Мама, возьми с собой этих семян. Горсточку, как ты любила. Вот, я кладу их вместе с тобой.
Я уже знаю, чем закончится эта книга.
24 октября 2017 г.
Вчера в конторе Водоканала выяснилось, что папа перепутал платежки и я один и тот же счет, за починку нашего счетчика, оплатил дважды.
То есть выстоял пресловутую крымскую очередь и потратил деньги зря. Их можно вернуть, но тогда потребуется посвящать в это отца, и я махнул рукой — сумма плевая, а для папы это будет удар под дых. Подчеркивать пожилому человеку его беспомощность — это все равно что упрекать дислектика в безграмотности. К тому же папа и деньги (начиная с пяти рублей) — это вопрос жизни или смерти того, кто их растранжирил. И так переживания каждый день, а тут отцу и свалить вину не на кого.
Сегодня проснулся от криков папы: «Он дважды, дважды заплатил!» — и увещевательного говорка Сашки: «Да нет, дядя Витя, вы же видите, квитанция одна, а это совсем другое, акт о выполненных работах…»
Так ведь и есть, и папа успокоился.
Но я поежился и натянул себе одеяло на голову — этот мир мистичен даже в мелочах…
25 октября 2017 г.
Отцу не хватает моей любви, именно поэтому он провоцирует меня, пытаясь достучаться до этого сосуда, без которого в жизни его нет ничего, кроме ужаса и надвигающейся темноты. Не любишь меня, так хотя бы заметь…
Испуганного ребенка можно взять на руки, спеть ему смешную песенку. Даже если ребенок зол и машет руками и ногами, чуть сильнее сожми ладони, пусть почувствует, что сила тоже может быть ласковой и мягкой, но слабее она от этого не становится.
Но у ребенка есть свой внутренний щенок, и он быстро проснется.