У отца его нет. Мне жаль, что папа не боец по своей сути, он не борется, он слишком тонок для этого. Всю жизнь я помню выражение отцовского лица, всегда казалось, что он слышит какую-то тихую, светлую музыку.
Теперь он не слышит ее. И у меня ее нет.
На самом деле я очень плохой сын. Не потому, что часто срываюсь и бываю несправедлив к испуганному, состарившемуся отцу. Право, это мелочи.
Главный мой грех — я еще не подарил ему внука.
26 октября 2017 г.
Папа сломал свой красивый нос, зацепившись ногой за порог. Скорую вызывать не стали, но я много орал, потому что он не ходит ни с палочкой, ни с новыми ходунками. Лечил его сам, уложил в постель («У меня теперь будет кривой нос?» — «Я в туалет хочу!»). Долго гладил отца по седой голове и улыбался, ласково говоря: «Не ссы, нос будет как у меня», принес отцу сметанный торт и смотрел, как он его ест сквозь кровавые сопли.
Поел, и я полотенцем, смоченным в теплой воде, стер с его лица засохшую кровь. Он уснул.
Что вы знаете о стрессе? Я о нем знаю все.
27 октября 2017 г.
Смотрю через открытое окно, как Котася расслабленной походкой отправляется в угол двора, где золотятся на солнце опавшие листья, и блаженно растягивается там на солнышке, ни дать ни взять престарелая аристократка, принимающая солнечные ванны. С удовольствием потерлась макушкой о теплую листву, свила в колечко и затем расслабленно вытянула хвост.
Из кустов появляется ехидная морда собаки Белки.
— А! Ха-ха!
— Мр-р-р… кто здесь?
— Вы думаете, что вы в безопасности?
— Ах, оставьте.
— Мир вам, кажется, друг, да?
— Пустое.
— Сударыня, а не пора ли нам принять влажные процедуры?
Белка делает прыжок, стараясь прижать Котасю передними лапами к земле и облизать ей затылок. Котася каким-то чудом, не меняя позы и просто боком оттолкнувшись от земли, взлетает над ней и оказывается на дереве. Белка возмущенно смотрит на меня в окне.
— Скажи ей, кошке надо помыться!
— Белка, отстань от Котаси.
— Мне скучно-скучно-скучно! Поиграй со мной, а?
Приносит игрушку, розовую резиновую гусеницу, осторожно держа ее за хвост, потому что, если надавить на голову червя, игрушка резко дудит и собака Белка пугается. Я отрицательно качаю головой. Опять руки мыть придется, а я только что их помыл.
Скучно ей, конечно. У нее есть друг, соседский пес, но что это за пес, неизвестно, его не выпускают за двор, и я знаком только с его носом, уныло выглядывающим из ворот, когда мы с Белкой гуляем по улице. Они с Белкой общаются через забор и за много лет подружились, часто обгавкивают одного ежа, когда он ползет по нейтральной территории. Иногда я кладу возле знакомого носа кусочек колбасы, нос благодарно тыкается мне в руку и слизывает мясную монетку. Белка даже не ревнует — ни ко мне, ни к колбасе. Друг потому что.
Они с ней целуются через ворота, и нос исчезает.
Шекспировская драма. Надо уговорить соседа одну секцию забора разобрать, пусть ходят друг к другу в гости и играют вместе. Канаву поделили, что нам еще делить. Если это кобель, на Белку трусы надену.
Топ-топ, сверху сыпется мелкая листва — кошка Котася аккуратно и сосредоточенно, как канатоходец, идет по тонким проволочкам сетки, натянутой вдоль крыши. Вот уж кому раздолье. Тихое, вечернее солнце касается бровей собаки Белки, прилегшей возле забора, и она прищуривает глаза.
Рай во дворе. Иногда думаю, правильно Адама и Еву изгнали из него. Бегали бы друг за другом вокруг дерева до сих пор, и на этом все.
29 октября 2017 г.
Ухаживая за пожилым родным человеком, надо первым делом лишиться иллюзий, а не то будет неприятно садиться голым задом на бетон.
Первое. Благодарности не будет. Никакой. И не надо говорить, что она вам не нужна, — нужна, кошка, поймавшая мышь, и та орет, дескать, я хороший охотник, похвалите.
Вы всегда будете плохой охотник, даже если сожрете всех мышей в доме. И во дворе. И вон ту мышь поймай тоже. Ах, уже поймал — так я и думал, ты садист и убийца.
Второе. Вы всегда будете должны, даже если отдадите все. У вас на руках ребенок в семьдесят килограммов весом. Вдобавок — ребенок болен. Всегда. Неизлечимо.
Оттого он капризен, эгоистичен (а что вы хотели от детей) и, к сожалению, агрессивен. Вы любили своего ребенка и продолжаете любить, но, если вы не закуклите свою любовь в себе, иного слова не нахожу, — вы сойдете с ума. Пусть она лишь подсвечивает ваше чувство долга. Так можно жить.
Третье. Приготовьтесь к самым обидным и несправедливым ситуациям и словам в свой адрес. Половина родственников от вас отвернется, а как иначе, пожилой человек, возможно, будет жаловаться на вас (по телефону, по скайпу, по всем средствам связи, которые вы ему в очередной раз настроили после очередной потери паролей), а о хорошем не будет сказано ни слова. Его как бы нет вовсе. Не слишком далекого ума человек (а много ли вы знаете умных людей среди своих родных?) будет знать о вас только плохое.
Четвертое. Стресс станет ровным фоном вашей жизни. Постоянным. На любой резкий звук вы будете взвиваться в воздух котом, пытаясь в прыжке угадать его дислокацию и успеть переместить тело в нужную сторону — падение для пожилого человека может означать… я не хочу писать, что оно может означать. Отец сегодня снова упал, спиной, приземлившись в пяти сантиметрах от бордюрного камня. Он сам пошел стричь ветки секатором, меня отпихнул в сторону с криком «С дороги!» — и вот…
С отчаянным уже подвыванием поднял с земли отца, отобрал садовые ножницы, чуть не плача запихал домой, снял с него куртку, на крики протеста прошипел: «Молчи лучше и не выступай, а то дам по шее, и все».
В очередных телефонных жалобах — чем это не угроза избить старого отца? «Представляете, что он мне сказал, когда я упал…»
Добавить ко всему этому — вам надо где-то минимум раз в месяц доставать деньги.
Готовьтесь стать Красной Шапочкой и Серым Волком одновременно. И все это при вечно кричащей на вас бабушке.
30 октября 2017 г.
К нам приехала погостить моя младшая сестра Тоня.
— Что ты выглядишь как бомж!
Я закатываю глаза и напускаю на лицо выражение циничного, высокомерного безразличия, это у меня хорошо получается.
Сестра моя младшая Тоня мордочкой и фигуркой похожа на японские аниме, няша такая. Как Поклонская. И характер такой же, блин.
Мы сидим в клубе, отмечаем ее приезд. Берусь за ручку шарманки и начинаю бормотать как в медитации:
— …У меня джинсы от Кардена, ремень кожаный «Магнум», плащ ручной работы…
— А куртка! Куртка!
— Что куртка?
— Она — старая! Бомжовская! От нее воняет вообще!
Вот не надо трогать мою куртку. Она верой и правдой служит мне уже шестой год. Это прекрасная «Элвинес», теплая, непромокаемая и дышащая. Я с ней столько пережил…
— Не ври, от нее не воняет!
— Нет, воняет, отсядь от меня!
Рядом за столиком сидит миловидная девушка, жена владельца клуба. Я обращаюсь к ней.
— У меня деликатный вопрос, только ответьте честно: от меня воняет?
Девушка несколько смущена.
— Нет, конечно. Ну, я не замечала, по крайней мере…
Я вполне допускаю, что моя одежда может пропитаться запахом дома. И не только куртка, а и джинсы, футболки и даже носки. Дома у меня больной, пожилой папа. И старая кошка с проблемными почками. Летом эти испарения выветривались, а теперь из-за холодов окна все время закрыты. Амбре в доме стоит — на любителя. Окопный дух у наших войск…
— Купи себе куртку, а эту подари бомжу какому-нибудь, если возьмет.
— Нет, эта куртка — мой друг.
— Тогда я сама тебе куплю новую. А эту повесь в шкаф, доставай иногда и дружи с ней сколько влезет.
— Я не буду носить новое, пока у меня есть старое.
— У меня под началом семьдесят пять человек, а мой брат пахнет и выглядит как бомж. Увидел бы из них кто тебя…
Я снова становлюсь надменен.
— Да плевал я на эту кучку балбесов…
Если я начал ругаться, значит, вы меня довели. Следующая ступенька — врежу по шее. Ну, не сестре, конечно, но, так сказать, энергетика чувствуется.
— Что? Да как ты…
— То! И Котасю я не усыплю, хрен вам всем.
Кошка старая, гонит и ссыт везде. Уже давно. Папа старый, слегка чудит. Куртка старая, но она не воняет.
Все будут жить. И куртка, и Котася, и папа. «Выкинь», «Купи новую…» — эта куртка служила мне верой и правдой столько лет, укрывала от зимней польской стужи, берегла от сырости Гамбурга, защищала от дождя и ветра в Норвегии, а теперь я на другую ее буду менять? Пусть умрет естественной смертью. Только это еще не скоро будет. «Элвинес», как-никак…
1 ноября 2017 г.
Папа достал сестру. А-ха-ха!
Правда, перед этим, еще утром, он вынес мозг мне — по дороге в больницу (я решил все-таки показать его бедный нос рентгену), в самой больнице и по дороге из нее (нос целый, так, небольшой ушиб) накалив меня до такой степени, что я взглядом свалил кухонный абажур и потом стоял в облачке серебристой пыли, стройный и красивый. Папа понял, что переборщил, ни к чему портить вещи, и успокоился на два часа.
За ужином он не утерпел и начал с того, что я положил ему в борщ слишком много мяса, для того чтобы он плохо спал ночью, ведь его приучили с детства все доедать, и вообще, он хотел плова.
Я отшутился, и тогда он начал кричать на винегрет, с какой стати его надо есть с общей чашки, и, в общем, тут был прав, я отложил ему салата на тарелочку. Правда, за десертом папа вскрикнул, как подстреленный заяц, из-за того, что я решил отрезать ему кусок пирожного на другую тарелку — зачем лишнюю посуду пачкать!
Тут я взорвался, то есть, отдав ему его любимый десерт, молча всплеснул руками, как крупье, на которого орет разбушевавшийся посетитель-гангстер, и ушел к себе, закрыв дверь в свою комнату.
И тут — трам-тарарам — пришла домой сестра.
Тигру вернули добычу.