Известно, что самые неимоверные душевные страдания кажутся легкой неприятностью, если кому-то рядом еще хуже. «Утешительно иметь товарищей по несчастью».
– Хорошо, Раф, что ты в носу так самозабвенно не ковыряешь, а то тебе за твой довольный вид морду давно начистили бы как сапоги, – мстительно полез я под кожу бедняге.
– Это же не жопа! – резонно огрызнулся друг.
Услышав знакомые буквосочетания, возбудившие различные ассоциации, послышался дружный скрип кроватей пробудившихся ото сна товарищей курсантов.
– Вы что тут травите?! Только и слышишь: жопа да жопа!
– А зачем Рафка свои корочки по сторонам раскидывает как сеятель. Спать не дает! Заразиться же можно, если жопой на них присесть. А потом еще и на лицо перейдут.
Вы на него только посмотрите! Такая же рожа будет!
Раф образованный человек, Гашека тоже читал. Все самое смешное в армии крутится вокруг заднего места.
– Нет, – меланхолично протянул он, – рожи точно не будет. Я уже сколько дней эксперимент провожу, и никто пока из вас не заболел!
– Вот! – вскричал я в притворном гневе, окончательно разбудив дремлющих курсантов. – Я давно подозревал, что он специально всех соседей осеменяет! Бактериальный диверсант! – выкрикнул обвинение. – Вон у Ильдарика вся простыня в кровяных пятнах и засохших корочках.
Соседние бойцы стали подозрительно осматривать простыни Ильдара, известного своей чистоплотностью и неимоверной брезгливостью.
С радостью нашли разницу между своим и его бельем.
– Точно, точно, вон там пятнышко и вон там! А у нас нет.
Ильдар, блаженно развалившийся на нарах, лениво отбивался:
– Идите вы, это от комаров!
– Ага! А вот это, наверное, крылья от бабочки! – подлил масла в огонь Рустем Ишбулатов. – Ты что, дерматологию не проходил? Один в один серозно-гнойные корочки!
Ильдар обеспокоенно заскреб пальцами по белью и скомандовал:
– Раф, блин, отодвинься!
Сосед с другой стороны, Ишбулатов, тут же возмутился:
– Не двигайся! Я тебе подвинусь! У меня еще детей нет. А у тебя, Ильдарыч, уже двое. Тебе теперь все равно. Наследники хоть останутся.
К беседующим присоединился Равиль, с интересом наблюдавший за перепалкой.
– А мне кажется, это вообще не Ильдаркина простыня, а Рафкина. Он сегодня дневальный. Взял, наверное, и поменял со своим бельем, когда мы на утренней зарядке были.
Эта версия тут же нашла нашу поддержку.
– Точно! То-то я удивляюсь, почему простыни у меня местами поменялись. Верхняя на матрасе оказалась.
Ильдар нервно вскочил и начал теребить свои простыни, сравнивая их степень загрязнения. Раф лежа вяло отбивался:
– А что я? Не виноват. Это взводный все перевернул. Ругался, что плохо застелил! Он ко мне давно вяжется. Может, случайно и перепутал.
Все окончательно проснулись и с подозрением стали коситься на белье друг друга.
– Все, Раф! Мы тебя убьем! Если узнаем, что ты у нас тоже перепутал.
То и дело слышались новые крики из разных сторон палатки.
– А это что у меня за пятна темнеются?
– Ха-ха! Это от поллюции, когда эти мудаки про жопы толковали.
– И у меня таких пятен не было. Раф?! Ты и тут бродил?
Дело запахло серьезным политическим скандалом. Раф решил пойти на мировую.
– С кем не бывает? Может, и перепутал. На вашем белье не написано, что кому принадлежит.
Ильдар взвизгнул:
– Как не написано, как не написано? – хлестнул его по спине полотенцем. – Давай перестилай! – и судорожно начал отряхиваться от невидимых микробов.
Мы похохотали и обсудили ситуацию.
Между соседями и не такое бывает! Каждый втайне радовался, что не соседствует с шелудивым.
Когда показалось, что все успокоилось и инцидент исчерпан, а простыни были заменены, прозвучало предположение, повергшее бедного Ильдара в прострацию.
– А может, и не перепутались! Смотрите! Теперь у Рафки простынки беленькие. Довольный лежит, ухмыляется. На чистеньком бельишке отдыхать хорошо!
Ильдар взвился:
– Отвечай, гад! Перестилал простыню или не перестилал?
– Откуда я помню? Может, и не перестилал. Да отдам я ее тебе. На, возьми!
В палатке послышалась бурная возня и пыхтение:
– Давай сюда! Забирай свое тряпье!
Кто-то посоветовал:
– А вы их на свет сравните! Надо подсчитать количество пятнышек на квадратный дециметр.
Откинулся полог палатки и вошел взводный.
– Почему не спите? Что за шум? Ага! Опять одни и те же!
Два наряда вне очереди!
Солнце, лениво катившееся по небу, наконец достигло финиша, и еще один день канул в Лету. На смену дневному светилу явилось ночное.
Тревога ворвалась в палатку громким свистящим шепотом Ишбулатова, стоявшего на часах:
– Пацаны, атас! Сейчас тревога будет! Подъем!
Через короткое время раздался зычный голос комбата:
– Тревога! – тут же продублированный несколько раз командирами рангом пониже.
Вырванные из объятий Морфея и сладострастных сновидений столь не физиологичным образом, курсанты заметались по палатке в броуновском движении, сталкиваясь, с матюгами натыкались друг на друга. С грехом пополам пытались быстро надеть штаны, гимнастерку, намотать портянки, вбить ноги в сапоги, застегнуть ремень, разыскать пилотку, вещмешок, выскочить на плац и занять свое место в строю!
В числе самых первых, заблаговременно предупрежденных о тревоге, посмеиваясь над отстающими курсантами, мы свысока посматривали на другие подразделения, отпуская в их адрес язвительные замечания.
Ощущая себя бравыми бойцами, лихими воинами, удалыми рубаками, мы уже мысленно готовились к предстоящему марш-броску.
Внезапно я на себе ощутил пристальный взгляд Равиля, с недоумением взиравшего на мою амуницию.
– Ты что так на меня смотришь? Что случилось?
– Сам не пойму, чего-то тебе не хватает! Повернись!
Я юлой крутнулся перед ним. Вещмешок, пилотка, ремень, брюки, портянки, сапоги. Вроде все на месте.
Лунный свет отразился от надраенной пряжки ремня, красной звездочки и обнаженного живота.
– Ё! Ты гимнастерку не надел!
Под смех сослуживцев, пригибаясь, я ринулся сквозь встречный поток выбегающих курсантов, с трудом пробился в свой угол, чертыхаясь, привел себя в порядок и в числе последних встал на место.
Взводный наградил меня и других опоздавших свирепым взглядом и доложил лейтенанту о готовности. Невдалеке штабные командиры с секундомерами в руках наблюдали за построением.
Во время ночного марш-броска шуточки в колонне быстро стихли. Раздавалось только натужное шумное дыхание, глухой топот сапог и бряцание вооружения. Отстающих бойцов командиры по-отцовски подгоняли пендюлями и отборным матом.
Изнеженные, ослабевшие от шестилетней учебы, курсанты быстро выбивались из сил.
В нашем отделении, задыхаясь, первым упал на землю потный Рафка. Сзади неумолимо приближался грозный голос ротного, прерываемый вскриками раненых.
– Вставай, Раф! Вставай, догонят! Бежим!
– Все, не могу больше! Не стать мне врачом! Устал!
– Давай сюда автомат!
– За что? – испуганно заерзал он всем телом, пытаясь подняться с земли.
– Я понесу твой автомат!
Вещмешок ослабевшего солдата подхватил Равиль, а шатающегося от изнеможения Рафа подхватили под руки Рустем и Ильдар. Русские своих не бросают!
– Бежим, бежим! Немного осталось! Командиры тоже устали, скоро привал сделают. Не до утра же бежать будем. Вон огни Ульяновска появились, рукой подать!
– Спасибо, спасибо, друзья! Ильдарик, прости меня! Я не специально, – забормотал умирающим голосом Раф.
– Я не поп прощать! Заткнись, дурак! Не напоминай. Вот ночью, когда тебя не видно, ты нормальный парень.
– Слушай, Раф! А ты ему свои простыни завещай!
– Смотрите, смотрите, мужики! Педики отстают, выдохлись слабаки!
– Зато стоматы как дуют, не догонишь! Конечно, они меньше учились. А у нас Рафка на руках висит, не бросишь!
– Стой! – наконец послышался долгожданный крик командира. – Привал тридцать минут!
Немного отдышавшись, Ильдар приподнялся на локте и голосом инквизитора произнес:
– Раф, поклянись, что при мне больше в своем лице ковыряться не будешь!
– Ильдар, дорогой, я в конец строя встану. А спать отвернувшись от тебя буду!
– Заметано! Все слышали? – победно вскричал тот.
Кто-то посоветовал:
– Ты хоть обними его, Раф! Поблагодари, расцелуй!
В темноте послышались звуки борьбы, сопение и возмущенные крики:
– Иди отсюда! Не прикасайся ко мне! А-а-а!
В настоящее время некоторые действующие лица этой истории до сих пор работают докторами, другие докторами наук, третьи коммерсантами, бывший старшина – во вневедомственной охране, некоторые уже далече, а про остальных не знаю.
Жизнь разметала!
Монолог мужа
Прямо не знаю, братцы, что и делать, хоть белугой вой. На луну. Женин юбилей как прыщ на носу надувается. Куда бежать? Что делать? Бьемся как рыба об лед. Колготимся, готовимся. Все гладко так получается, как по маслу подготовка идет, что и подозрительно. Где подвох-закавыка случится? Может, на юбилейном столе закуски не хватит и тогда кто-нибудь из гостей заскучает. Мордой в салате. Или, напротив, закуска пересилит и будут гости родные словно бирюки осоловелыми глазами друг на друга лупать. Под гармошку.
Тут главное баланс соблюсть надо, чтобы впросак не попасть. Не промахнуться в ту или иную сторону. Надо чтобы на каждого родного гостя, включая их детенышей, по одной бутылке спиртного приходилось, травки какой-никакой на закусь и из животного мира что-нибудь пошамать.
И вот еще что! Хозяин должен самым последним за столом слечь. А перед этим надо гостям под голову травку подстелить, кого остатками шубы укрыть, третьего на боковину перевернуть, чтобы на стол не опростался. Много забот! Много.