Про того, кого не заменить — страница 9 из 10



— Где же я возьму столько будильников? — удивился Нырненко.

— Ты у знакомых попроси.

Нырненко даже засмеялся.

— Они разве дадут?

— Смотря какие знакомые, — улыбнулся Брюс.

И я почему-то подумала о Перепёлкиной.

Эх, вы! Говорит измерительная станция, которую собирает Брюс!

— Эх, вы! Для вас будильник — чудо техники, а мне это просто смешно слушать. Я сложней будильника в тысячу раз, а может быть, и в миллион!

Что может сделать будильник за час? Только опишет круг своей минутной стрелкой.

А я за час проверю двадцать тысяч деталей — правильно ли они сделаны! В будильнике нет никакого электричества, а во мне запрятан фотоэлемент — прибор, который вырабатывает электрический ток. Ярче его освещают — сильнее ток.

А ещё во мне есть много реле — воротников, которые то пропускают электрический ток, то преграждают ему дорогу. У меня есть зеркальце, оно то опускается, то поднимается — смотря какая попадается деталь: маленькая или большая, а различаются они всего на волосок…

А вы говорите — будильник.

Какой трудный случай

Чтобы правильно собрать такую сложную измерительную станцию, надо разбираться в электричестве, в механике и даже немножко в физике и сопротивлении материалов.



Когда же Брюс успел всему этому научиться?

Оказывается, его заставили учиться автоматы, которые он собирал. Они сказали ему, когда он вернулся после армии на завод: «Лёня, надо учиться. Год от года мы будем становиться всё сложнее. И ты должен умнеть вместе с нами. А то наступит такой день, когда ты нас не поймёшь. Нам придётся искать себе другого хозяина».

Брюс послушался и поступил в школу рабочей молодёжи. Утром работал, вечером учился. Сначала было трудно. На уроках хотелось спать, вместо уроков хотелось сходить в кино. Но потом Леонид Васильевич так втянулся в учёбу, что и сам не заметил, как прошло три года.

После окончания школы Брюс поступил в Заочный северо-западный институт. Опять: днём — работал, вечером — учился. Два года проучился и заболел от переутомления.

Лежал дома, и ему не спалось ни днём, ни ночью. Как только он закрывал глаза, так ему начинали сниться весы. На одной чашке сидит его верстак, на другой чашке — лаборатория в институте, где все ходят в белых халатах. Подпрыгивают они на этих чашках-тарелках, кто кого перетянет, — прямо настоящие качели.

Верстак говорит: «Зачем тебе институт? Ты любишь руками работать. Ну, выучишься, пойдёшь в инженеры, а они руками не работают — тебе ведь это не понравится!»

Институт хохочет: «Не нравится инженером? Да не слушай ты эту старую развалюху! Слушай меня. Инженером быть лучше. Все это знают. Пиши контрольные работы, сдавай экзамены — и станешь инженером!»

Откроет Брюс глаза. Голова чугунная. И учиться надо, и верстак бросать жалко. Как сделать выбор? Помогите!

Советчики

Когда я рассказала Нырненко, как тяжело однажды пришлось Брюсу, он воскликнул:

— А зачем выбирать! Я бы сделал, как верстак говорит!

А Пчелинцев засмеялся:

— Это потому, что ты глупый.

— Кто?

— Ты!

— Ты!

Я еле разняла их.



— А чего, — сказал Нырненко обиженно, — он же не понимает, а лезет. Моя мама инженер, а кружева у неё получаются, как блины. А у бабушки кружева — как снежинки! А Брюс и не такое умеет… Я сам видел, а ты же не видел, а лезешь!

Я стала их мирить.

— А Брюс, если бы стал инженером, в космос мог полететь… — сказал Пчелинцев.

— Верно! — согласился Нырненко. — Точно бы полетел. Спорим?!

Мы сами — своими руками

Леонид Васильевич представил себе, как придёт в свой цех, на свой участок инженером. Его друзья будут собирать новый станок, а он будет стоять в стороне и смотреть, как они собирают.

Не привык он быть посторонним. Обязательно полезет тоже работать — привык он так делать, руки его привыкли. А рабочие скажут ему: «Лёня, это не твоё дело. Иди к своим чертежам! Думай над новыми станками. А мы будем делать своё дело. Не мешай нам. Мы не вмешиваемся в твою работу, и ты не вмешивайся в нашу!»

Нет, он не смог бы стоять в стороне. И раз он сказал себе так, и два, и двести тысяч раз. И остался стоять у своего верстака.

Он мог бы окончить институт, ничто бы ему не помешало. Такой он человек, чтобы справляться с трудностями. Он остался рабочим, потому что ему нравилось работать руками.

А учиться Брюс не бросил. Он учился дома сам, по книгам, по учебникам. И опять стал весёлым.

Хоровод вокруг станка

Таким весёлым стал Брюс, что захотел прыгать вокруг станка от радости. Он так и написал об этом в газете «Смена»: «Не хватает слов, чтобы рассказать о том прекрасном чувстве, которое испытываешь после напряжённых дней, иногда месяцев, когда собираемый тобой и твоими товарищами автомат начинает работать и получает «прописку». Ну прямо плясать хочется».

Наверное, рабочие на самом деле иногда пляшут прямо в цехе. Но Пчелинцев и Нырненко за этим занятием их не застанут. Оно — не для посторонних. Притом запляшет не каждый. Есть такие, которые только усмехнутся.

А Брюс запляшет. Он — человек такой.

Брюс — депутат

Брюс отзывчивый человек. Может быть, за это его и выбрали управлять городом Ленинградом. Нырненко с Пчелинцевым ни разу пока не выбирали даже командиром звёздочки, а Леонид Васильевич уже десять лет — депутат городского Совета.

Дела у депутата самые разные. Иногда он выступает в роли почти волшебника. И если это у него получается, Брюс очень радуется.

Нет, не волшебник. Говорит Брюс

— Напрасно вы так сказали «волшебник». Чего нет, того нет. Но иногда людям могу помочь. Обратился однажды ко мне рабочий Иванов. На заводе работает давно. Трое детей, больная мать. Говорит: «Помоги, пожалуйста, с жильём. Замучился. Комната тёмная, тесная. Повернуться негде. А очередь ещё далеко».

Ну что сказать ему, сам не знаю. Мы жилья много строим, больше всех в мире, но пока ещё не всем хватает. А он такой расстроенный, что мне даже не по себе стало. Но обнадёживать его боюсь — трудную он мне задал задачу. Я ведь не золотая рыбка!

Одно меня утешает — что он давно на заводе работает. Сейчас на эти вещи особое внимание обращать стали. Начал я за него просить в исполкоме. За других воевать легко — не за себя!

И вот мне говорят: «Твоя взяла! Пусть за ключом приезжает!»

Я как это услышал — опрометью побежал: скорей ему сообщить. Ног под собой не чую. Прыгнул в троллейбус. Еду на завод, а самого от радости так и распирает. Прямо петь хочется. Вдруг слышу:

— Гражданин, перестаньте!

Я удивился.

— Перестаньте петь, говорю! Спать человеку мешаете!

А я даже не заметил, что напеваю. Оборачиваюсь к человеку, который мне сделал замечание, чтобы извиниться, вижу — сидит старичок и спит, даже шляпа у него на нос съехала.

Не стал я его будить. Вышел — как раз моя остановка. Иду и всё равно пою. И так мне хорошо, просто слов нету.

И резинщик и пирожник

Несколько лет назад решили закрыть завод резиновых и целлулоидных игрушек. Но Леонид Васильевич и другие депутаты сказали: «Нельзя этого делать. Как же детям без игрушек?»

К голосу депутатов прислушались. Поэтому сейчас Нырненко и Пчелинцев в любом игрушечном магазине могут купить резиновую игрушку — какая понравится, и целлулоидную тоже.

Однажды Брюс и другие депутаты вступили в спор с пирожниками, которые никак не могли решить, строить им в Ленинграде холодильник для глубокого замораживания тортов или не строить. В таком холодильнике можно было сохранить торты, заранее изготовленные перед праздником. «Хватит думать! — сказали депутаты. — Надо, чтобы к празднику можно было купить торт без всякой очереди!» Пирожники послушались, и в Ленинграде уже начато строительство такого холодильника.

Этому особенно Пчелинцев радуется, а то у него день рождения — седьмого ноября, и он в этот день вечно без торта остаётся.

Вас могут «ограбить»

Случай с будильником потряс всю школу, где учился Нырненко. Второклассники захотели пригласить Леонида Васильевича в гости. Брюс идти не хотел.

— Да такие маленькие! Ведь они ничего не поймут.



Но я его уговорила:

— Поймут, не такие уж они маленькие, второй класс всё-таки.

Когда Брюс пришёл в школу, у него оттопыривались карманы. Он выгрузил из карманов шайбочки, подшипники, обоймы, свёрла, метчики, лерки и ещё какие-то наглядные пособия, в которых я не разбираюсь.

Леонида Васильевича слушали очень внимательно. В классе стояла тишина. Когда Брюс наконец перешёл к демонстрации своих наглядных пособий, оказалось, что демонстрировать нечего — он был полностью «ограблен». На столе ничего не осталось.

— Так вот взяли и ограбили среди белого дня, — говорил он после этого, — и слова не сказали! Ещё маленькие. Пускай растут. С восьмиклассниками есть о чём говорить. А эти? Пусть играют.

И кто их придумал!

Сегодня Нырненко пришёл ко мне звонить по телефону. Три раза он звонил из автомата Пчелинцеву, чтобы узнать, как его здоровье (тому вырезали гланды), и все три раза телефон-автомат «глотал» монеты.

— Тоже мне, автоматы… — ругался Нырненко. — Кто их только выдумал?

Кругом автоматы

Действительно, кто?

…Тряслась посуда на полках. Люди выбегали из домов. Бегство было молчаливым — от страха люди забывали кричать. Ветер срывал с них шляпы и катил на север, а с юга надвигалось зарево и приближались неторопливые шаги какого-то тяжёлого существа, сотрясавшего землю…

Так рассказывается в средневековой легенде о глиняном великане Големе — механическом слуге человека, взбунтовавшемся против своего хозяина. Это был сильный и злой великан, люди с ним не могли справиться.