Миссури, другой многоводный приток Миссисипи, печально известен бурными разливами. Весной 1951 года полмиллиона американцев спасались бегством от его вод.
Профессор Зиман писал также о том, что в пойме Миссисипи за десять лет разорились 300 тысяч фермерских хозяйств. Волны расовой ненависти бушуют на берегах великой реки, отравляя жизнь людей, и недаром с каждым годом уменьшается доля примиссисип-ских штатов в общем числе жителей страны.
Точность некоторых важных штрихов этой картины годом позже косвенно подтвердил весьма влиятельный американец. Миссури разлилась снова. От катастрофического наводнения пострадали жители пятидесяти городов. Американец, пролетев над районом бедствия на самолете, сказал журналистам:
— Мы слишком долго валяли дурака!
Слова эти принадлежали тогдашнему президенту Соединенных Штатов Гарри Трумэну…
Рассказ о Волге 1951 года начинался утверждением: "ось России" уже не та река, что некогда текла через Русскую равнину. О старой Волге ее знаток С. Монастырский писал: "Затруднения и печали судоходства доводили до отчаянья. От Рыбинска до Твери пароходство совершенно прекратилось. Смешно сказать, что в некоторых местах, даже у Ярославля и Костромы, Волгу переходили вброд, а суда стаскивали с мелей "народом"… Обмеление Волги вряд ли поправимое зло".
В 1951 году выше Рыбинска о мелях забыли и думать: там шумело Рыбинское море, самый большой искусственный водоем планеты. Действовали первые три гидроузла великого каскада. На протяжении тысячи трехсот километров волжского русла навсегда прекратились катастрофические наводнения.
То, что еще недавно казалось далеким будущим Волги, в 1951 году уже становилось ее настоящим. Достраивался Волго-Донской канал, и скоро очередной отпуск многие счастливцы смогут провести на теплоходах, плывущих из Москвы в Ростов.
…По Волге тянется за буксировщиком огромный плот. Над ним — полотнище: "Строительству Сталинградской ГЭС от марийских лесорубов".
Марийцы — это тот вымиравший народ, о котором один исследователь писал некогда, что в его настоящем и будущем "одна только темь беспробудной ночи и впереди не сияет спасительный луч зари новой жизни". Марийцы — это один из поволжских народов, получивших после революции свою государственность, свои города и заводы, свои институты, свои газеты, свои театры, на сцене которых живут герои Шекспира и Островского. Не в крутом ли повороте судьбы марийского народа, как в капле воды, отразились перемены в жизни людей, населяющих берега великой реки?
Так заканчивался рассказ о Волге 1951 года.
Текли воды двух рек, текло время. Листая однажды старую подшивку "Литературной газеты", мы нашли страницу о Волге и Миссисипи:
— Ровно десять лет! Может, рассказать читателю, что у нас и у них теперь?
И я опять поехал на Волгу, американскому журналисту Гарри Фримэну послали телеграмму: просим побывать на Миссисипи, поделиться впечатлениями.
Осенью 1961 года читатели "Литературной газеты" снова увидели крупный, во всю страницу, заголовок: "Судьба двух рек".
Рассказ о волжских буднях начинался с записок Юрия Гагарина:
"Внизу блеснула лента Волги. Я сразу узнал великую русскую реку… Все было хорошо знакомо: и широкие окрестности, и весенние поля, и рощи, и дороги, и Саратов, дома которого, как кубики, громоздились вдали…"
Первого человека из космоса приняла на свой берег не Миссисипи, не Темза, не Сена и не какая-нибудь другая из сотен тысяч рек планеты — приняла Волга. И человек этот еще недавно учился в Саратове, собираясь стать техником-литейщиком, дружил с соседями по общежитию и водил самолет над Волгой, блеск которой увидел потом сквозь иллюминатор "Востока".
Без большого риска ошибиться, можно было сказать, что Волга не только принимала, но и снаряжала космические корабли: в орбите великой реки производилось множество видов промышленной продукции и многое из того, что понадобилось при рейсе к звездам.
Читателю напоминали, что на монументе "Волга", поставленном над волноломом в заливе Рыбинского моря, начертаны ленинские слова: "Коммунизм — это есть Советская власть плюс электрификация всей страны". Применительно к этой формуле и оценивались итоги нового волжского десятилетия.
Десять лет спустя и по другую сторону монумента действовали гидростанции под Горьким, в Жигулях, у Волгограда. Последние две — гиганты мирового класса. Десятилетие прибавило Волге три моря, и по ним понеслись на подводных крыльях стремительные, как их названия, сормовские "Ракеты", "Метеоры", "Спутники".
Десять лет…. "Стоводная удаль безудержной Волги" за эти годы подчинена человеческому разуму, и великая река предстает перед миром воплощением ленинской формулы о преобразующей творческой силе Советской власти, электрифицирующей страну.
Присланная из Нью-Йорка статья Гарри Фримэна начиналась так:
"Редакция "Литературной газеты" попросила меня написать о том, какие события произошли за последние десять лет на Миссисипи и как прожили эти десять лет люди, населяющие ее берега.
Прежде всего я должен сообщить, что с самой рекой за это время никаких существенных изменений не произошло".
Американец рассказывал, что Миссисипи исправно служит человеку: по ней деловито ползают около тысячи восьмисот буксиров и девять с половиной тысяч стальных барж. Но на всем протяжении от канадской границы до Мексиканского залива — а это четыре тысячи километров — на реке по-прежнему нет ни одной значительной гидростанции.
Правда, могучая река, на которой построено немало защитных дамб, не может теперь позволять себе те дикие эксцентричные выходки, которые описаны Марком Твеном в его "Жизни на Миссисипи". Но она еще достаточно сумасбродна и свободна в своих поступках, чтобы нагнать страх на людей, когда начинают таять зимние снега. Недавно в городе Ватерлоо и его окрестностях свыше шести тысяч человек, покинув дома, бежали, спасаясь от наступавшей воды.
Значительное развитие индустрии штатов, расположенных на берегах "американской Волги", мало изменило жизнь на плантациях дельты, где потомки рабовладельцев эксплуатируют потомков рабов, где по-прежнему действуют ку-клукс-клан и расистские "Советы белых граждан". Однако порывы свежего ветра перемен проносятся уже и над Миссисипи. Молодое поколение негров, при поддержке многих белых, требует равноправия, обещанного столетие назад.
"Старик Миссисипи, — заключал мой американский коллега, — мало в чем изменился за последние десять лет, но на своем пути к Мексиканскому заливу он в 1961 году может все же увидеть кое-что новое!"
Когда я пишу эти строки, время почти отмерило еще одно десятилетие в истории двух рек. Я вижу Волгу, ставшую стержнем Единой воднотранспортной системы европейской части страны. Волго-Балт завершил великую переделку речной природы России. Мы внутренними водными путями связали между собой черноморские, каспийские, беломорские, балтийские, азовские порты. Волжские корабли вышли на широкие морские дороги. Их вымпелы — совсем уже не редкость на рейдах приморских городов Западной Европы. Это большие корабли большого плавания.
А пуск Саратовской ГЭС и строительство Чебоксарской, мощные приволжские теплоцентрали вроде Конаковской, сеть магистральных трубопроводов, "Дружба", давшая волжскую нефть социалистическим странам! Впрочем, сведение полного баланса еще не полного десятилетия — пока не моя задача.
А что на Миссисипи?
Не воспользоваться ли для начала журналом "Америка"? Он ведь издается, мягко говоря, отнюдь не ради критики американской действительности.
Я нашел в нем рассказ о великолепных качествах американских толкачей-буксиров, упоминание о том, что в северной части штата Миссисипи местность на берегах "все еще унылая — по редким признакам цивилизации можно подумать, что это не Миссисипи, а Амазонка или Конго", тогда как в штате Луизиана, напротив, "повсюду видны промышленные здания: нефтеперегонные заводы пастельных цветов, серые зерновые элеваторы, блестящие на солнце яркие краски новых химических заводов, а на реке — пароходы, буксиры, баржи, снабжающие эту промышленность".
Я прочел также, что в нижнем течении, несмотря на огромные дамбы и бесконечные километры набережных, Миссисипи "еще окончательно не покорилась человеку, порой она превращается в беснующееся чудовище" и ей "ничего не стоит лишить человека жизни, стать виновницей страшных наводнений, кораблекрушений и иных бедствий".
Но ведь примерно так было и десять, и двадцать лет назад…
Не сомневаюсь, что раньше или позднее американцы все же укротят нрав "отца вод". В Америке есть деньги и машины, ей не занимать талантливых инженеров и отлично знающих дело рабочих. Пусть там, где берега все еще унылы и пустынны, появится по заводу на каждой миле, пусть удвоится или утроится флот "американской Волги", а воды ее станут, наконец, вращать сотни турбин — судьба двух рек и в этом случае станет лишь приблизительно внешне схожей.
Мой американский коллега писал в 1961 году, что негры не имели права посещать те же школы, что белые, но с надеждой упомянул о "свежем ветре перемен". Восемь лет спустя верховный суд США действительно постановил: свыше двухсот школ штата Миссисипи должны, наконец, посадить за парты темнокожих вместе с белыми. Но и в начале 1970 года этого не произошло: расисты многих городов перевели детей из государственных школ в частные только для того, чтобы они не учились вместе с нет рами…
По случайному совпадению в том номере журнала "Америка", откуда я позаимствовал строки о "беснующемся чудовище" Миссисипи, был помещен в траурной рамке портрет доктора Мартина Лютера Кинга, лауреата Нобелевской премии, лидера движения за права негров, застреленного на берегу Миссисипи в городе Мемфисе — и убийство это снова напомнило миру о том, что над великой американской рекой все еще длится вчерашний день истории.
Истоки нынешней Большой Волги — в начальных актах молодой Советской власти, в первых ленинских декретах, определявших будущее.