а габаритная, за себя постоять могла, но все равно — непорядок.
С людьми Снейк вел себя немногим лучше. Пока гладишь, в глаза смотришь, еще ничего, но отвлекаться нельзя, а уж входить в клетку в одиночку и спиной поворачиваться — тем более. Даже с Тариком у этого создания отношения не заладились, хотя Тарик мог договориться с любым зверем и птицей, хоть даже и с крокодилом. А вот Снейк его пас, все пытался подловить на неосторожности.
И ведь улучил момент. Появились очередные киношники снимать зверей. И сюжет-то самый простой: только и надо — снять двух волков на опушке леса. Дело было в марте, снег уже подтаял и ледяной коркой схватился. Выпустили Снейка с Витой во дворик вивария. Волчица радуется свободе, что-то в снегу ищет, а змей наш все норовит к оператору подобраться. Тарик его раз шуганул, другой, да и поскользнулся на насте.
Тут-то Снейк взлетел в воздух и ударил Тарика. Тот его отшвыривает, руки подставляет, а Снейк все норовит в горло вцепиться. Вот киношникам радость, у них как раз лента о борьбе с бешенством, а тут натурные съемки нападения «бешеного» волка на человека. И вместо того чтобы Тарику помочь, приходится нам этих идиотов с камерой на месте удерживать, а то им, видишь ли, крупные планы понадобились! В общем, долго так Тарик от себя Снейка отшвыривал, а тот, как кобра, ему в лицо кидался, пока все-таки человек не сумел придавить зверя к насту.
Мы эту тварь оскаленную в клетку запихиваем, с рук Тарика кровь ручьем течет, а режиссер, тот еще стервятник, прямо в экстазе заходится. «Руки, руки, пожалуйста, в камеру! Какие кадры! Кровь, кровь снимай!»
Пошли Тарику раны обрабатывать, смотрим, а углы воротника рубашки, причем оба, как бритвой разрезаны. Чуть-чуть своего не добился, гад.
Спустя какое-то время, правда, Тарик поквитался с волком. Мы его, понятно, уж никуда больше не выпускали, держали в отдельном небольшом вольере. А во время уборки, чтоб не рисковать, запирали Снейка в транспортной клетке размером два на два метра, пристегнутой к этому самому вольеру. Вот Тарик и наводил порядок вокруг транспортной, а Снейк его пугал и мешал чем только мог. И на решетку бросался, и когтистой лапой за одежду ловил. Надоел — спасу нет, а главное, не дает мусор убрать. Тут Тарик, а силушка у мужика была немереная, в озверении клетку вместе с волком ломом приподнял повыше и мусор выгреб.
Как же Снейк притих — еще бы, его, такого большого и страшного, вместе с домом ворочают. Больше уж он на Тарика хвост не задирал.
Но мы все равно его вскоре в зоопарк передали, да не в наш, а в… японский. А что, японцы змей уважают, у них даже год Змеи есть. Ну а не сойдутся характерами — пусть Снейк их карате, а еще лучше — работе с мечом учит, а с нас уже хватит, пожалуй!
И с тех пор всех своих собак — что ризеншнауцеров, что среднеазиатских овчарок — я старалась называть не только звучно, но и со смыслом. Чтобы и у собаки была судьба хорошая, и чтобы мне с ней в ладу жить. Случались, конечно, и тут осечки, но уже не столь явные и опасные для жизни[22].
Дороги, которые они выбирают
Нет, наверное, пособия по собаководству, в котором отсутствовала бы глава «Выбор щенка»: как определить, здоров ли, правильно ли выращен, нормально ли реагирует на громкие звуки и все такое прочее. Слов нет, все эти сведения будущему владельцу нужны, сама такое писала, и не раз. Однако справочную литературу у нас принято излагать только серьезным языком, безо всякой мистики и фантастики. А вот это зря!
Дело в том, что очень часто людям только кажется, что это они выбирают щенка. На самом-то деле собака сама выбирает хозяина, человека, предназначенного ей судьбой. И объяснить это иначе как с позиций мистики, эзотерики, парапсихологии, кармы наконец, я просто не могу. И не надо, дорогой читатель, снисходительно усмехаться, мол, все в мире материально, а у собак так и вовсе ничего, кроме инстинктов, нет. Давайте я вам лучше расскажу несколько историй о том, как сбывается Предназначение; о дорогах, которые выбирают наши братья и сестры из племени собак…
История первая. Жила у меня в питомнике среднеазиатская овчарка Саодат. Имя ее означает Судьба, и эта самая судьба крестницу наделила щедро. Красива девка была немыслимо: как собак для журналов или книг сфотографируют — так портрет Саодат обязательно на самом видном месте поместят. Мать ее, Лал Гишу[23], в дочке души не чаяла, внуков вместо нее кормила, что для сук-среднеазиток вообще огромная редкость — не уживаются в этой породе матери со взрослыми дочерьми. Казалось бы, живи и радуйся, но Саодат явно скучала. Вот не нравилось ей в питомнике и все тут: с другими собаками общалась постольку-поскольку; щенки собственные ей в три недели надоели хуже горькой редьки. На прогулку идет, как на постылую работу, а на выставку возьмешь — так такое лицо в ринге сделает, будто ее на убой тащат. Одно любила — на крылечке утром попеть, но тут уж я противилась.
Вот так и прожила Саодат до четырех лет без радости и смысла. А дальше начинается чистая мистика. Журнал с ее портретом попал аж в Чехию, и так она понравилась владельцу тамошнего питомника, что он сумел найти мой телефон. Иван, а если без фамильярности, то господин барон Иван Ле-Зибрт (о как!) — человек весьма образованный и по-русски говорит отлично — поинтересовался, нет ли у меня молодых собак на продажу. Таких не было, и он очень расстроился, поскольку «мелких» щенков брать опасался. И тут прозвучала фраза, явно подсказанная ему судьбой Саодат: «Мне так понравился этот роскошный белый пес!» И я решилась: «Вообще-то это четырехлетняя сука, она очень капризна, но если познакомитесь и понравится, то забирайте».
Вскоре Иван приехал и первым делом кинулся ко двору, где гуляла Саодат с матерью. Он упал перед решеткой на колени и стал обеими руками трепать, гладить, обнимать собаку, воркуя что-то по-чешски. А нелюдимая и вечно скучающая Саодат тыкалась в его руки, будто щенок, восторженно извивалась всем телом и все норовила облизать лицо. Она была счастлива так, будто обрела давно потерянного хозяина, но ведь видела-то она его впервые! Самое же странное было в том, что Лал Гишу, старая и очень строгая сука, не упускавшая возможности поймать на зуб неосторожного чужака, вовсе не пыталась броситься на Ивана. Она лежала на будке в паре метров от решетки и с умилением наблюдала за встречей дочери с ее «суженым».
Через день мы провожали Саодат в Чехию. Как же она тянула меня по перрону Белорусского вокзала за шедшим впереди Иваном! Она влетела в вагон и забилась в купе, я попыталась проститься с ней — куда там! Для нее существовал только один человек, которого Саодат так долго ждала и наконец-то встретила.
История вторая. Мы с Ларисой приехали в дружественный питомник за алиментным щенком. Помет был очень удачный, все щенки хороши как на подбор, большинство нарядного рыжего окраса. Хозяйка питомника, Татьяна, выпустила всю стайку, хотя нам нужен был кобель. Полуторамесячные щенки горохом рассыпались по двору, а один прямиком отправился к нам. Обнюхал ноги, поднял смешно раскрашенную мордочку: половина белая, половина рыжая, как по линейке расчерчена, и завилял хвостом. Экий у тебя, парень, чудной окрас! Татьяна поправила нас, что это девка. Ну тем более, нам сука ни к чему.
Смотрим кобелей, а щенушка от нас ни на шаг не отходит, к ногам так и липнет и все в глаза заглядывает. К этому времени у нас уже сомнений в том, кто кого выбирает, давно не было, и мы объяснили девчушке, что щенок нам нужен не в питомник, а на продажу. Все равно не отходит, дескать, возьмите меня, я вам пригожусь. Выбрали мы все же кобеля и уехали.
На этом питомнике мы бываем частенько, не только по делам, но и просто погостить. И вот спустя полтора года сидим болтаем о том о сем. Татьяна и говорит, мол, помогите мне суку продать: не хватает времени ее выставлять, а экстерьерно уж очень хороша. Ну показывай…
Она вышла и вернулась с роскошной рыжей сукой, у которой половина морды была белая, а половина — рыжая. «Вот, прошу любить и жаловать, Катенька от вашего Муштари!»
Мы переглянулись в явном восхищении. «А как на поводке, что за характер? — спросила Лариса. — Дай-ка я с ней пройдусь». Катенька стояла, как изваяние, и только глаза перебегали с наших лиц на хозяйку и обратно. Поводок перешел в руки Ларисы, и она вывела собаку на улицу. Через полчаса они вернулись: ужасно довольная поведением суки Лариса и счастливо-напряженная Катька. Всю прогулку та старалась показать Ларисе, как она послушна, как внимательна, ловила каждое слово и движение. И вот теперь Катька стояла в комнате; она уже поняла, что сейчас решается ее судьба, и ждала. «Что ж, — выразила я общую мысль, — мы берем ее к себе, дождалась-таки, чертовка, добилась своего!» — «Как себе? — не поняла Татьяна. — Чего дождалась?» — «Ну вспомни, она еще щенком к нам просилась, вот и выпросила!»
Так Катенька попала в отчий в прямом смысле этого слова дом. Первую неделю она все не могла поверить, что мечта сбылась, и страшно расстроилась, увидев Татьяну, приехавшую с ответным визитом. Катька явно испугалась, что та заберет ее обратно, даже демонстративно забилась в вольеру, чем страшно огорчила Татьяну. Но уже через месяц, поверив, наконец, что она — наша навсегда, Катрин радостно кинулась к прежней хозяйке, облизала ее с ног до головы, точно благодаря, что та позволила сбыться предначертанному.
История третья. Юлдуз Гишу, внучка Лал Гишу, родилась в питомнике, выросла в нем и прожила здесь почти шесть лет. В отличие от Саодат она была довольна всем. Характер у суки был сильный, энергии — море, жизнерадостности — на десятерых хватит и еще останется. Одна беда — молодая Гишу оказалась бесплодной. Сколько ее ни вязали, щенков ни разу не было. Может, поэтому, а может, просто с возрастом стала Гишу слишком жестко держать себя в стае. С суками ее еще с десяти месяцев выпускать перестали, после того как она попыталась убить собственную мать. Ну а лет после трех один вид Гишу во дворе повергал в уныние любого кобеля, которого к ней выпускали. Уж очень резко она играла, в любой момент дружеская возня могла перерасти в драку. Такая вот милая девушка, чуть что не по ней — и сразу в ухо. Так что стала Гишу гулять одна и ничуть этим не тяготилась. Общество людей ей нравилось гораздо больше.