– Ну вот, – заканючил Мес, – зачем такие сложности? Делать тебе нечего, Финочка.
– А затем, что через тернии – к звёздам! – строго сказала староста, – мужчина обязан добиваться искомого, а не на тарелке с огненной каёмочкой получать. Тебе полезно будет жир растрясти.
– Да я вроде в форме, – растерянно оглядел себя Мес.
– В голове у тебя жир! Вместо мозгов! – разозлилась девушка, – только танцульки да девки на уме. Ни украсть, ни покараулить.
Мес усмехнулся, но возражать не стал. Даже если что-то удалось успешно стырить, хвалиться этим глупо.
Попрощались. Девчонки хихикали, подмигивали. Пол, как всегда, долго не мог расстаться с Мидой. Просил держаться подальше от пылевых туманностей – у сестрёнки была аллергия на космическую пыль.
– Всё, отворачивайтесь и закрывайте глаза, – велела староста.
Мес вздохнул. Засёк на своих метагалактических полчаса и зажмурился.
– Вы и не представляете, насколько это интересная наука!
Андрей приканчивал третий коктейль. Ежеминутно протирал очки, потел, подталкивал Настю и хихикал. Его явно несло.
– Как вы думаете, – прищурившись, поймал луковое колечко в тарелке с закуской, продемонстрировал, – что сложнее с генетической точки зрения: лук или человек?
Студенты – финики переглянулись, хмыкнули.
– Человек, разумеется.
– А вот и нет! – радостно закричал аспирант, – вот и нет, геном лука в пять раз больше человеческого! И вообще. Тут есть какая-то тайна.
Загадочно подмигнул. Переполненный чувствами, вскочил. Начал размахивать руками и завалился на бок. Восстанавливая равновесие, покачнулся, нечаянно схватил Настю за грудь.
Густо покраснел, забормотал:
– Ради Бога, Анастасия, извините…
Брюнетка проводила оценивающим взглядом мужскую руку. Усмехнулась:
– Да ничего, ты не отвлекайся. Рассказывай, что за тайна.
Ахти проснулся. Обвёл мутным взглядом кафе, спросил:
– Мися он весса? Э-э. Ватерклозет?
И начал расстёгивать ширинку. Настя всполошилась:
– Ребята, проводите его в туалет. И потом на улицу, пусть проветрится немного.
Повернулась к Андрею, попросила:
– А ты продолжай. Очень интересно.
– Правда? – обрадовался генетик, – словом, девяносто процентов человеческого генома не несёт никакой смысловой нагрузки. Просто набор данных, которые никогда не используются. Больше двух с половиной миллиардов пар оснований! Гигантский объём информации. Мои коллеги считают их мусором. Но я подобрал код, основываясь на древних материалах: работах Пифагора, на шифре из «Илиады» Гомера. Записал шестидесятиричной вавилонской системой. И знаешь, что выяснил?
– Ну, и что имеем?
Пацаны рассматривали голубой шарик, летевший вокруг жёлтой звезды. Пол задумчиво почесал затылок:
– Типичный пример кислородно-водяной планеты. Обитаема. Двуногие млекопитающие доминируют, общество организовано по примеру муравьиного. Не знаю, где тут искать.
– Да уж, придумала Финка, где первую точку назначить. И как тут можно координаты зашифровать? Может, очертания материков?
– Нет, – покачал головой Геф, – они меняются быстро. И вообще, разбегаются. За наших метагалактических полчаса планета более миллиона раз обернулась вокруг своего светила. Ребята, думайте. Девчонки тут побывали, что-то изменили. И вот это что-то нас дождалось в неизменном виде. И не должно было исчезнуть до нашего появления. Это не показатели климата, не магнитное поле. Что?
– Парни! – хлопнул себя по лбу Мес, – это доминирующий вид! Когда появилась разумная жизнь здесь?
Пол снял информацию. Зааплодировал:
– Ну, ты даёшь! А ещё под двоечника косил. В точку. Метагалактических полчаса назад один из гоминидов неожиданно рванул, начал прогрессировать и захватил власть над планетой.
– И чего, у них на лбу написаны координаты места вечеринки? – скептически хмыкнул Геф.
– А сейчас и посмотрим.
Пол нагнулся над планетой, пригляделся. Выхватил самца покрупнее, белого окраса.
– Ну, кожные покровы чистые, записей нет.
– Да я же пошутил, – хохотнул Геф, – координаты на коже не поместятся. Надо глубже искать.
Ребята вернулись с улицы без Ахти – тот решил подышать воздухом. Слушали вполуха, что там нёс ботаник.
– Я сразу понял, что здесь нечисто. У природы не бывает ошибок, мусора, лишних движений. Да! Человек – это носитель информации. Сотни тысяч поколений сменились, и каждое несло в себе сообщение.
– Кому сообщение-то? О чём? – поинтересовалась Настя.
– Этого пока я не знаю, – развёл руками Андрей, – но в моём варианте расшифровки получилось… Я не знаю, как сказать. Вы будете смеяться.
– Не будем, – ободряюще погладила его по руке девушка, – давай, колись.
Генетик воспрял. Оглядел гремящее кафе и торжественно начал:
– Я пробовал применить полученный после расшифровки набор данных по-разному. И как текст. И даже, – застенчиво улыбнулся аспирант, – как ноты для мелодии. Но в итоге наложил на карту звёздного неба. Сначала в обычной системе координат, в трёхмерной. Потом…
Дверь кафе распахнулась. Вошёл Ахти – трезвый, бледный и будто светящийся изнутри.
– Я видел богов. Они живут в Пиетари, в Венайя. В России.
Сел за стол. Отказался от водки. Заметил:
– Надо хватит пить, Наастья. Завтра оргия. Э-э-э. Семинар по ор-га-ни-са-ция биснес – процессов.
– Хе-хе, есть. Туманность Андромеды. Пошли?
– Звони ей, проверим.
Аполлон набрал номер:
– Артемида, сестрёнка, как ты? Не замёрзла по дороге? Финке дай трубку.
Гефест протянул руку:
– Дай, я поговорю. Афина! Ну, ты шалунья, конечно, накрутила по полной программе. Расковыряли мы твою загадку. Это же надо – зашить координаты в геном единственной разумной расы! Что, к подружке твоей катим, к Андромеде? А Персей не против? А, в командировке, понятно. Ну, готовьтесь там, теперь до утра куролесить будем. Бухла ещё взять? Что?!
Аполлон нетерпеливо нажал кнопку громкой связи.
– … амброзии две бутылки есть, нектар докупите литра три. И особо губу не раскатывайте. Посейдон звонил, они скоро с папой заканчивают, так что до утра не получится. Никаких оргий, так Месу и скажите.
– Эх! – расстроился Арес, – а я уже своему клану ночную атаку на немцев отменил. Опять в рейтинге упадём.
– Арик, – хлопнул Гефест друга по плечу, – ты уже достал своими танчиками. У тебя зависимость, точно говорю. Пора к Асклепию на приём записываться.
Молодые боги уходили, топча Млечный Путь.
Гермес не удержался, щёлкнул пальцами. Подмигнул голубой планете:
– Девчонкам можно шалить, а я чем хуже? Давайте, человеки. Обогатите личные ощущения.
Студенты вывалились на улицу шумной толпой, кто-то затеял перестрелку снежками. Ахти глянул на свои валенки и ахнул: из войлока вылезли и затрепетали белые крылышки.
– Та! Венайя – страна богов!
Хохоча, Настя под руку с Андреем взлетали в ночное морозное небо.
На новогодний Питер падал медленный лохматый снег.
Трижды рождённый
– Говорил же – п-плохая идея. Цветочки, п-понимаешь.
У Заики лицо бледное, губы синей полоской сжаты. Кожа с ободранной ноги свисает клочьями, набухает тёмной кровью.
– Молчи, – говорю, – сейчас больно будет.
– А то было п-приятно, когда меня колючка грызла. Ты-то куда глядел? А ещё нап-парник.
– У меня на затылке глаз нет. Под ноги надо было смотреть, а не шарики ртом ловить. «Какая к-красота!». Лошара ты. Лучше бы я один пошёл.
Заика пыхтит обиженно. Зря я так. Не дошёл бы один, конечно. И предложил именно ему, Заике, потому что мы с ним с малолетки кореша. Он сразу согласился. Не стал испуганно икать, как Толстяк. Или насмехаться, как Красавчик:
– Ты болота надышался, Умник, что жизнь свою на цветок для девки меняешь?
Снимаю мешочек с пояса, развязываю шнурок. Пальцы дрожат, ногти ломаются. Чёртов узел, язви его червяк. Если не успею – яд впитается в кровь, и Заике конец. Станет из бледного зелёным и распухшим.
– Потерпи, – говорю.
– Что там у т-тебя? – хрипит приятель, – отрава, небось. Чтоб я сразу – к Прежним, д-да? И не мучился.
Заика не со зла – от страха так говорит. Прекрасно знает, что я – ученик. Может, даже будущий Преемник. И зелье мне сам Гарнир дал.
Сыплю тёмный порошок. Он шипит и пузырится; Заика дёргается и воет так, что стайка любопытных шариков шарахается в сторону.
– Тихо, братище, тихо, – прошу я, удерживая парня одной рукой и закрывая ему рот второй. На крик наверняка прибежит какая-нибудь дрянь, а у меня всего две стрелы. Копьё осталось там, где Заика напоролся на колючку.
Друг, наконец, утихает. Его амулет, чёрный кубик, играет таинственными искорками. На розовеющем лбу выступают мутные капли – значит, поживёт ещё. Позаикается.
Холодно. Потому что Верхнее Светило уже несколько дней не показывается, а Нижнее – хилое, его тепла не хватает. И небо утратило бирюзовый оттенок, покраснело. Старшие говорят: так всегда бывает, когда кончается Сезон. Некоторые из них помнят по пять-шесть Межсезоний, а Гарнир – целых восемь. Значит, и у меня шансы есть дотянуть до того момента, когда Верхнее вернётся в зенит.
Ведь одно Межсезонье я уже пережил. Правда, был в то время ещё мальком, не помню ничего. Тогда у меня была семья, мама и папа. А сейчас – только Заика и Ветка. Ну, ещё Гарнир.
Костёр разжигать нельзя. Болотных червей отпугнёт, а вот стреза наверняка приманит.
Стрез!
Чёрно-золотое чудовище, пронзающее фасетами мрак ночи. Разрывающее педипальпами плоть.
Его хитиновую броню не берут ни железо, ни огонь. От этой твари спасения нет – только бежать. Нельзя ни копьё поднять, ни стрелой ударить. Так говорят старшие. Сопротивляться стрезу – табу.