На первом этаже аппетитно благоухали жареными бройлерами дешевые рестораны-пищеблоки для клиентов-экскурсантов с непритязательным вкусом.
Самый маленький кабачок, о котором пойдет речь, располагался на втором этаже, имел изысканную кухню: устрицы, павэ де фуа-гра, ризотто со свежими трюфелями и королевскими лангустами, мидии по-провансальски, подаваемые в эмалированных кастрюльках, паштет из страусиных мозгов, осетровая икра с запеченным в духовке картофелем, сливками и тостами; отборные рейнские вина и тонкие французские коньяки. Водка не в чести — ее не подавали. Цены солидные, публика — под стать им, только коммерсанты и кооператоры. Завсегдатаи меж собой фамильярно называли кабачок «харчевней». Там всегда можно было найти свободное местечко и час-другой расслабляться в атмосфере уюта, покоя, доброжелательной предупредительности элегантного кельнера и безотказного тапера — были бы деньги!
Харчевня вмещала семь столиков. У входа стоял древний рояль «August Forster», за ним сидел его ровесник, тапер Август Штюбе, чья память хранила всю сокровищницу мировой фонотеки. Вадиму Орлову никогда не доводилось слышать, чтобы тот в ответ на просьбу сыграть какую-нибудь мелодию развел руками и сказал: «Я это не умею».
Публика с восторгом и глубоким почтением принимала и старика, и его музыкальную эрудицию. Штюбе платил ей той же монетой — со всеми был одинаково ровен, приветлив, весел и остроумен. Многие посетители предлагали ему выпивку. Он охотно принимал угощение, однако пьяным его никогда не видели.
Сотрудники представительства КГБ в Берлине часто использовали харчевню для встреч с закордонной агентурой из числа западноевропейской бизнес-элиты и интеллигенции, а также для проведения более замысловатых оперативных мероприятий.
Вот и в этот раз Орлов должен был организовать подставу[7] своего агента экстра-класса «Франц» объекту оперативной разработки, некоему Клюге, имевшему обширные связи среди политиков Западной Германии и часто туда выезжавшему, что не запрещалось законами ГДР.
Клюге был бабником, гурманом и меломаном. Орлов затруднился бы ответить, какому из трех пристрастий этот сексоголик-обжора отдает большее предпочтение, ибо каждую пятницу он захаживал в харчевню с очередной юной подружкой, чтобы вместе с нею опустошить гастрономический и винный склады заведения, а заодно с головой окунуться в волны классики XIX века или модной западной джазяги в исполнении Штюбе.
В соответствии с оперативным планом «Франц» в обусловленную пятницу должен был посетить харчевню и, заказав ужин и любимую музыкальную тему объекта, затеять дискуссию с Штюбе.
В споре агент, согласно отработанной Вадимом линии поведения, намеренно допустит мелкие ляпы, на которые Клюге неизбежно отреагирует. Тщеславный и хвастливый всезнайка, он не упустит шанс блеснуть познаниями в истории музыки, хотя бы для того, чтобы произвести впечатление на свою спутницу и возвыситься в ее глазах, а значит, вынужденно пойдет на контакт с агентом.
Кстати, в этом и заключается соль операции по подставе: агент, вызвав огонь на себя, вынуждает объект войти с ним в контакт. Ни в коем случае агент не должен инициативно навязывать знакомство объекту, нет! Ибо это брак, недопустимый в оперативной практике.
После установления контакта «Франц» должен был совместной выпивкой закрепить знакомство с объектом…
За два часа до начала мероприятия Орлов заглянул в харчевню, чтобы ознакомиться с обстановкой. В тот же миг у его стола возник Ганс — кельнер и по совместительству секретный осведомитель криминальной полиции Берлина. Немец, то ли интуитивно чувствуя в Вадиме родственную душу, то ли просто из любви к сыскному ремеслу, иногда оказывал ему мелкие услуги. Как бы там ни было, оба испытывали друг к другу симпатию и приятельские чувства.
Сделав заказ, Вадим спросил, много ли посетителей ожидается вечером.
— Очень много!
— Откуда такая информация? — Вадим нахмурился и попридержал служку за локоть. — При нынешней погоде все должны после работы двинуть на дачи. Ведь прогноз не предвещает дождя…
— Прогноз врет. Правду говорит мой радикулит. Надвигается гроза! — назидательно произнес кельнер и исчез на кухне.
В том, что радикулит Ганса был точнее барометра, Вадим мог убедиться не раз. Плохо другое: если харчевня будет набита битком, подстава сорвется. Ведь нужен оперативный простор для маневра, и каждое слово «Франца» должно быть услышано объектом. Н-да, не было печали… Надо срочно что-то придумать. А что, если…
— Слышал новость? — спросил Орлов, когда кельнер вернулся с заказом.
— О какой новости идет речь?
Ганс при всем своем внешнем лоске был парнем недалеким. Вадим готов был поспорить, что его домашняя библиотека состоит из трех книг: телефонной, сберегательной и Библии. Всю информацию о событиях в стране и в мире он черпал в общении с клиентами. Он верил тому, что ему рассказывали, а дальше выступал в роли ретранслятора. На дремучести Ганса и зиждился расчет Орлова.
— В Стокгольме, — понизив голос до доверительного тембра, начал плести паутину Вадим, — завершил работу Всемирный конгресс лысых. Решением ЮНЕСКО всех лысых заносят в Красную книгу, и они подпадают под особую юрисдикцию ООН…
— Правильно! — Ганс энергично потер руки, а его голова-бильярдный шар засияла от удовольствия. — Нас не так много на этом свете, нас надо холить и лелеять…
— Это еще не все, — Орлов сделал знак Гансу нагнуться и перешел на шепот. — Сегодняшний день объявлен Международным днем лысых… Не исключено, что лысые берлинцы захотят отметить свой праздник в лучших ресторанах города, в том числе и в харчевне, то есть здесь. Учти, среди лысых много влиятельных людей, поэтому кому-то очень не поздоровится, если для них не найдется свободных мест… Впрочем, о чем это я? Ты это знаешь лучше меня!
Импровизированный пассаж Вадима медовой патокой лег на душу кельнера и достиг глубин его сознания. Это стало очевидно после того, как Ганс спешно разбросал по столам таблички с надписью «Заказано».
Орлов расплатился и до вечера покинул харчевню. Когда он вернулся, на тротуарах стояли лужи, а в небе продолжало громыхать. Ганс встретил его у входа в зал.
— Впускаю только лысых! — с пафосом произнес он и указал на пару лысых макушек, отсвечивающих в глубине зала.
— Я всегда знал, что ты умный парень, Ганс… С твоей интуицией только и угадывать, в какой ладони спрятан арбуз! — Орлов похлопал кельнера по плечу. — Принеси-ка мне форель и бокал «мозельского».
Едва Вадим занял место в дальнем углу, как в зал вошел Клюге под руку с куклой-пупсиком, которая годилась ему во внучки. Боевая раскраска лица, мозгов нет — только дензнаки в глазах тикают, когти по пять сантиметров и обрезанный спереди до самой промежности подол не оставляли сомнений в ее принадлежности к первой древнейшей профессии. Но самой рельефной деталью экстерьера пупсика был бюст.
«Да, — пришло в голову Орлову, — ее лифчик можно использовать как пращу для метания валунов в стан неприятеля. Что ж, у каждого свой таран, чтобы пробить колею в этой жизни…»
Ганс усадил стареющего волочилу и его юную блудницу через стол от Орлова, так что он мог слышать каждое сказанное ими слово.
В проеме двери появилась монументальная фигура «Франца». Актер и интеллигент в пятом поколении, как следствие — перманентный быдлофоб и эрудит по части музыкальной истории мира, он был завербован Вадимом с учетом его навязчивой идеи вывести восточных немцев, подобно Моисею, в Землю обетованную через распространение отечественной музыкальной культуры…
«Франц» снял шляпу и батистовым носовым платком вытер пот с лысины. Оценивая обстановку, кинжальным взглядом полоснул публику в зале. Следуя в сопровождении Ганса к свободному столику, со светской полуулыбкой бросил на ходу таперу:
«Пожалуйста, «Воздух Берлина», маэстро!»
При этом «Франц» так ласково потрепал Штюбе по щеке, которого видел впервые, и так выразительно подмигнул ему, что тот безотчетно поднялся из-за рояля и сделал вслед за ним пару шагов. Спохватившись, вернулся на свое рабочее место, поднял руки над клавиатурой, и зал от плинтусов до люстры заполнила бравурная, ликующая мелодия.
Клюге обернулся и проводил «Франца» протяжным взглядом.
Орлов понял, что мяч упал на часть поля, контролируемую объектом, и сейчас последует ответный удар. Не ошибся — через минуту игра началась…
Обычно агенты не любят, чтобы оператор наблюдал, как они выполняют задание, потому что «каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны». Но «Францу» все по́боку! Профессиональный служитель Мельпомены, он жаждал публики, как рыба глубоководья, и этой публикой был Вадим, а зал харчевни — подмостками…
Агент уверенно вел свою партию. Да что там уверенно! Он работал на уровне звезд мировой величины. Он всем своим видом показывал, что задание для него, что леденцы для людоеда — раз плюнуть! Он упивался своей ролью триумфатора, демонстрируя Орлову мастер-класс…
Вадим покинул харчевню, когда «Франц» и Клюге, скрестив руки, пили на брудершафт и целовались, а накрашенный пупсик повизгивала и истерично хохотала от острот агента, требуя продолжения банкета.
Забегая вперед, скажу, что проведенная в харчевне подстава завершилась через год вербовкой одного из помощников канцлера ФРГ Вилли Брандта…
…Спустя пару дней Орлов заскочил в харчевню навестить Ганса. Кельнер был хмур и обслуживал Вадима подчеркнуто официально.
— Ты чем-то недоволен, шеф? — не выдержал Орлов.
— Скажи по-честному, для чего тебе понадобилась вся эта канитель с лысыми?
— Ах, вот ты о чем! Дорогой Ганс, мой тебе совет: что бы там ни было, никогда не принимай жизнь слишком всерьез — тебе из нее живьем все равно не выбраться. А что касается позавчерашнего, то это был просто розыгрыш… Прости покорно, если обидел. Кстати, я кое-что принес тебе… Вот взгляни-ка. Механическая бритва. Вещь незаменимая в твоем бунгало, где, если я не ошибаюсь, нет электричества. Будешь перед зеркалом холить и лелеять себя…