На последней явке «Янтарь» передал описание трех тайников. Первый я уже обработал. Сегодня очередь второго… Стоп, похоже, я уже у цели!»
Вебер остановился у края поляны, корзину с грибами поставил у ног, вынул из кармана жилета клочок бумаги и сверился со шпаргалкой. В центре поросшей некошеной травой поляны возвышался кряжистый дуб. В стволе, в полутора метрах от земли, зияло дупло. Немец поморщился: высоко! Лучше бы дупло было на уровне травы — нагнулся, будто гриб срезать, а на самом деле выпотрошил тайник.
Разведчик обошел поляну по периметру и, никого не обнаружив в кустах, приблизился к дубу. Сунул руку в дупло и тут же с воплем отпрянул в сторону:
«Проклятье! «Янтарь» не учел, что я на две головы ниже него и мои руки, соответственно, короче, поэтому я не могу дотянуться до дна дупла, где лежит контейнер!»
Чертыхаясь и проклиная верзилу «Янтаря», коротышка Вебер еще раз обследовал кусты в округе и, убедившись, что там никого нет, в задумчивости остановился напротив дуба. Наконец, пришпорив себя кличем: «Арийцы так просто не сдаются!», грудью припал к дереву.
Ломая ногти о замшелую вековую кору, сдирая кожу ладоней, Вебер стал медленно взбираться вверх. Через десять минут неимоверных усилий ему удалось взобраться на нижние ветви. Раскорячившись на них так, что ягодицы оказались выше головы, он окунул руку в дупло и кончиками пальцев нащупал вожделенный контейнер. Прежде чем достать его, повертел головой, чтобы удостовериться, что никто за ним не наблюдает, но увидел лишь крышу какого-то строения с круглым чердачным оконцем в торце. До строения было около километра.
Конечно, Вебер, опытный разведчик, понимал, что для телеобъектива это не расстояние, но был настолько уверен в надежности «Янтаря», что не придал значения увиденному. До боли в плече одной рукой он обхватил ветвь и, резко подавшись вперед, выхватил из дупла контейнер и сунул в карман жилетки.
Промокший от пота, со сломанными ногтями и окровавленными ладонями, в изодранных джинсах, Вебер спрыгнул на землю. Подхватил корзину с грибами — сработала генетическая немецкая аккуратность — и, шатаясь, побрел к оставленному на автобане «мерседесу», где тотчас оказался в объятиях полицейских и людей в штатском. Из кармана жилетки они извлекли контейнер с микрофотопленками и предъявили сознательным немецким гражданам, случайно оказавшимся на месте происшествия…
Вебер протестовал. Потрясая дипломатическим паспортом сотрудника министерства иностранных дел Западной Германии, он клялся, что нашел контейнер, собирая грибы, и подобрал его из чистого любопытства. Окружавшие его люди в штатском и полицейские в знак согласия кивали головами и, улыбаясь, составляли протокол. Сознательные прохожие, упиваясь своей ролью понятых, возмущались вероломством «дипломата-грибника».
Подписывать протокол Вебер отказался. Впрочем, подписей остальных участников действа хватало для того, чтобы объявить его персоной non grata и выслать из страны.
Процедура оформления протоколов по задержанию Густава Вебера в связи с действиями, несовместимыми с его дипломатическим статусом, подходила к концу, как вдруг Казаченко увидел, что из окна подъехавшего «мерседеса» выглядывает… Маркус Вольф! Он приветственно помахал рукой группе захвата и, одарив Вебера одной из своих самых подкупающих улыбок, пригласил занять место на заднем сиденье. Затем потребовал передать изъятый у разведчика контейнер и протоколы.
Проходя мимо Олега, переодетого в форму гэдээровского полицейского, Вебер полоснул его кинжальным взглядом и прошипел: «Вы меня еще не знаете, я из этой свинской ситуации сумею вырезать кусочек ветчины для себя, вот увидите!»
— Не видать нам орденов, товарищ полковник, — провожая взглядом удаляющийся «мерседес», произнес Олег. — Генерал Вольф на наших спинах в рай въехал, а мы, наивные, губы раскатали, дырочки на мундирах собрались сверлить…
— Не дрейфь, Олег Юрьевич! — Козлов похлопал Казаченко по плечу. — Что бы ни предпринял генерал Вольф, все пойдет в актив не только ГУР, но и КГБ, ведь он считает Юрия Владимировича своим старшим братом. А то, что Вольф делает сейчас, называется «работа на контрасте»: мы с тобой — плохие дяди, а он — хороший… То есть играет роль спасителя, кто поможет провалившемуся разведчику выйти сухим и чистым из дерьма, в которое тот угодил…
— Каким образом?
— Для начала генерал Вольф покажет Веберу фото, где тот, раскорячившись на дубе вверх тормашками, пытается «обработать тайник» — достать из дупла контейнер. Пояснит, что его фотография и пространный комментарий о шпионе с дипломатическим паспортом, которого сознательные граждане Восточной Германии задержали с поличным в расположении особорежимного объекта, появятся в газетах всех стран Варшавского договора и в коммунистических изданиях Западной Европы… Публикации с фото Вебера сначала обнаружит Информационно-аналитический отдел, а затем они лягут на стол руководства БНД… Далее генерал Вольф сочувственно посетует, что путь каждого разведчика усеян банановой кожурой и зачастую она лежит на льду. Карл-Маркс-Штадт и есть тот самый лед и та самая кожура, на которой Вебер поскользнулся и упал, — ну с кем не бывает! А в конце беседы генерал вобьет последний гвоздь в гроб разведчика-неудачника: участливо поинтересуется, не скажется ли провал операции по добыванию информации о «Висмуте» на размере его пенсионного пособия — ведь Вебер утратил бдительность и не распознал подставу в лице инженера Гизе!
Когда генерал Вольф убедится, что его доводы достигли цели и Вебером восприняты положительно, тогда он начнет говорить с ним как профессионал с профессионалом: сделает ему такое предложение, от которого тот не сможет отказаться…
— А именно?
— Предложит поработать на ГУР…
— Лихо!
— Лихо девки пляшут, а такие, как Вебер, на КГБ и ГУР пашут!
Густав Вебер принял-таки предложение поработать на Главное управление разведки и стал еще одним «боевым патроном в обойме» Маркуса Вольфа. Впрочем, он был не одинок.
Согласно разработанному КГБ и ГУР плану, был завербован заместитель начальника службы тыла НАТО контр-адмирал Герман Людке, которому в силу служебного положения были известны все места базирования тактического ядерного оружия, дислоцирующегося на территории Западной Европы.
КГБ и ГУР привлекли к сотрудничеству начальника мобилизационного управления министерства обороны ФРГ полковника Йоганна Хенка и заместителя начальника Федеральной разведывательной службы (БНД) Западной Германии генерал-майора Хорста Вендланд.
В течение ряда лет плодотворно работал в пользу ГДР и СССР начальник управления Министерства экономики Ганс Шенк.
Земной путь упомянутых лиц после разоблачения был прерван насильственной смертью, однако ни один эксперт не возьмется утверждать, что то были самоубийства.
Западногерманский официоз подавал дело так, будто все чиновники предпочли покончить с собой, нежели признать себя агентами КГБ или ГУР и испытывать унижение на допросах и во время судебного разбирательства. Однако многие историки секретных служб считают, что их убрали ЦРУ и БНД, дабы избежать позора и не допустить судилища над ними, в результате которого на государственные институты ФРГ пала бы тень…
Как бы то ни было, рискнем предположить, что неразоблаченных агентов КГБ из числа высших офицеров ФРГ и высокопоставленных чиновников, что и по сей день «таскают из огня каштаны» для Службы внешней разведки РФ и для Главного разведывательного управления Генштаба, осталось гораздо больше, чем «сошедших с дистанции»…
Глава двенадцатая. Алтайский эликсир
Египтянин по рождению и экстремист левого толка по убеждению, он окончил медицинский факультет в Кембридже. В Англии женился на ирландке, которая одного за другим родила ему четверых сыновей.
Когда «Гиппократ» получил диплом магистра медицины, его жена, твердостью характера походившая на героинь романов викторианской эпохи, наотрез отказалась ехать на родину мужа. И тогда он открыл медицинскую практику в Западном Берлине.
В то время авторитет СССР в арабских диаспорах западноевропейских столиц был очень велик, и сотруднику внешней разведки полковнику Козлову без труда удалось завербовать египтянина, сыграв на его стремлении отомстить гяурам-империалистам за все те беды, что они принесли мусульманскому миру.
Козлов встречался с агентом под видом его пациента, а в приемном покое заводил знакомства со страждущими исцеления аборигенами и, наблюдая за ними, оценивал и прикидывал, какую пользу можно извлечь из своего нового приобретения.
Иногда по вечерам, когда особняк «Гиппократа» покидали медсестра и прислуга, полковник (уже на правах друга) захаживал к агенту в гости. Там за кофе с коньяком и кальяном они вели неторопливые беседы, обсуждая варианты козней, которые им предстояло устроить врагам мира и прогресса.
В один из вечеров Козлов, почувствовав, что дружелюбие «Гиппократа» достигло нужного уровня, попросил показать медицинские карты пациентов.
— А как же врачебная тайна, Леонид? — выразил сомнение египтянин.
— Если ты присягнул на верность советской разведке, то у тебя не должно быть тайн от меня, не так ли?
Через минуту Козлов просматривал истории болезни, делая пометки в своем блокноте. Разумеется, не хвори пациентов, но только их личности и места работы интересовали его.
— Не понимаю, как в этой медицинской галиматье вы можете выловить что-то стоящее…
Полковник обернулся к стоящему за его спиной агенту:
— Друг мой, я не раз в приемной встречал сорокалетнего крепкого мужчину высокого роста. Он неизменно хмур и чем-то озабочен. Мы познакомились, но успели обменяться лишь короткими фразами. Если я не ошибаюсь, он экономист…