Горелов опять рывком поднялся из-за стола и, налив из чайника воды в кружку, залпом выпил ее.
— Значит, видели! — резко ответил он Брянцеву.
— Бог с вами, братцы! — взмолился тот. — Будто не знаете, какое лицо может быть у человека, когда его избивают. А тем более — когда «придушают». Если все было, как они рассказывают.
— Разбирайтесь! Вам на то дается целых два месяца, — нам, сыскарям, такие сроки и не снились! — Горелов ткнул пальцем в груду папок на своем столе: — У меня вон какая гора на очереди! Мы с Игорем свое дело сделали, на блюдечке подали вам этих малолетних налетчиков. Теперь уж вы с ними разбирайтесь!
— А для чего же я тут, ребята? — Брянцев словно на саксофоне проиграл это. — Именно для того, чтобы разобра…
Суматошный телефонный звонок не дал ему договорить.
Горелов схватил трубку. Послушал и отпустил несколько маловразумительных междометий.
— Начальство, — сказал он Брянцеву, кивнув на аппарат, и положил трубку. — Я сейчас.
— Ваше начальство поздно уходит домой? — спросил Брянцев у Игоря, когда они остались одни.
— По-разному, — ответит тот. — Если без ЧП, то часов в семь.
Брянцев понятливо покивал и спросил:
— А вы, Игорь Федорович, тоже считаете это дело рядовым?
— Лично я так не считаю, Сергей Алексеевич, — подчеркнуто вежливо, однако с плохо скрытой усмешкой обронил Игорь.
Этот следователь ему до тошноты не нравился. Худосочный пижон в черных узеньких, тщательно отутюженных брюках и черной водолазке. Черные усы на узком смуглом лице. Очки в тонкой золоченой оправе, а за стеклами внимательные, просматривающие тебя насквозь темно-зеленые в коричневую крапинку блестящие глаза. Играет голосом и сам любуется этой игрой.
— У вас есть особое мнение? — снова спросил он у Игоря.
— В общем-то у нас с Гореловым мнения совпадают, — с подчеркнутым безразличием ответил тот. — Только вот не стал бы я этих налетчиков домой отпускать. Хоть три дня да подержать бы их в кутузке.
— Зачем? — спросил Брянцев.
— Чтобы не консультировали друг друга. А то ведь уже сговорились: валят все на одного Северцева. Лидер-то не он.
Брянцев слушал с интересом.
— Кто же, по-вашему, лидер?
— Ушаков! — тут Игорь неожиданно смутился. — Но это так, мои субъективные ощущения.
— Вы тоже полагаете, что дело раскрыто?
— Полагаю, что да!
А следователь не унимался:
— Полагаете, что Полунина убили ребята?
— Безусловно! — с этаким кашельком-придыханием. — Пока только одно не совсем ясно: кто из них накидывал удавку. Ну да это дело времени: Северцев вернется — тоже что-нибудь расскажет.
— Что за человек был Полунин?
— В каком смысле? — Обыкновенный алкаш.
— Между прочим, композитор Мусоргский тоже страдал от запоев. И Есенин.
— Ну, этот-то простой работяга.
— Вас его личность не интересует?
— Если честно, то нет. Я тоже не понимаю, отчего ему такая честь: аж областная прокуратура подключилась.
Брянцев ничего на это не ответил. Помолчали. Брянцев катал в ладонях карандаш. Игорь, глядя на него, тихо злился.
— Выходит, дело-то и впрямь рядовое? — снова спросил Брянцев.
— Только не для меня, — сказал Игорь.
— Это почему же так?
— Потому что это первое мое дело! — сказал Игорь. — Только и всего.
Тут в кабинет вернулся Горелов и сообщил, что ему приказано выехать с дежурной бригадой на Веер, где полчаса тому назад в подвале одного из жилых домов обнаружен труп шестнадцатилетней девушки с признаками насильственной смерти.
— Машины пока нет, — Горелов присел за свой стол и сложил стопкой разбросанные бумаги. — Вам дело Полунина оставить?
— Да, пожалуйста, — Брянцев глазами указал на фотографию под стеклом: — Серчает, когда долго задерживаетесь по службе?
— По-разному, — ответил Горелов. — Если в кабинете вечером засиживаюсь, то ничего: позвонит и успокоится.
В коридоре возник топот, распахнулась дверь кабинета, и Горелова позвали.
В школе, где до этого лета учились все четверо «ковбоев», Брянцев удачно застал их классную руководительницу и узнал, что все четверо с трудом тянули на тройки, что Ушаков отвечал в классе за спортивную работу, что он любит находиться в центре внимания и верховодить, при этом трусоват и двуличен. Что Северцев находится под сильным его влиянием, склонен затевать драки со сверстниками, а со взрослыми и девочками бывает груб и дерзок. Что Ваня Паклин болезненно самолюбив и тоже находится под влиянием Ушакова. Что мать Худобина два раза лечилась от запоев.
Затем Брянцев прошел во двор школы, на место происшествия, вымерил ногами расстояние от мастерских до ближайшей яблони и от мастерских до уличного тротуара. Посидел на буме, поразмышлял.
Затем он прошел к дому, в котором жили Ушаковы, поговорил с их верхними и нижними соседями и выяснил, что музыка из квартиры Ушаковых в ночь на двенадцатое августа грянула не позднее двух часов.
В ходе обыска на квартирах у «ковбоев», помимо одежды и обуви, которые были на них в ночь убийства Полунина, в комнате Евгения Ушакова был обнаружен и изъят принадлежавший ему предмет, напоминающий указку, длиной 65,4 см и диаметром до 1,5 см, изготовленный из синтетического материала. Поверхность твердая, рубчатая.
А в столе у Северцева обнаружены и изъяты пять связок ключей от дверных замков, по пять штук в каждой, и одна связка с шестью ключами.
Очная ставка
В течение нескольких последующих дней Брянцев вел допросы Ушакова и Паклина. Оба снова и снова подтверждали свою причастность к убийству Полунина. Путаясь в деталях, они продолжали утверждать, что зачинщиком ночных грабежей и непосредственным виновником смерти Полунина был Николай Северцев.
Допросы Брянцев вел в своей обычной манере. Время от времени, отодвинув в сторону листы протокола, заводил разговор, казалось бы, о совершенно посторонних, не относящихся к делу вещах.
— Ты марки когда-нибудь собирал? — спрашивал он Ушакова.
— Да нет.
— А монеты?
— Было несколько штук. Царские. Потерялись где-то.
Поговорили и о рыбалке. Рыбачить Ушаков любит. Нынче после выпуска они всем классом — ну, может, не всем, а кто хотел — сплавали на байдарках по реке Белой. Вот там была рыбалка так рыбалка!
Брянцев не был заядлым рыболовом, но в студенческие годы, случалось, таскал щук на Таватуе. Вываживал и тайменей. На Алтае.
— Один полутораметровый, стервец, попался. Умучил меня вконец, пока его к лодке подвел. Вдвоем кое-как вытащили из воды.
Ушаков широко развел руки в стороны, прикинул взглядом.
— Это, что, вот такой? — не поверил он.
— Не меньше, — сказал Брянцев. — А может, и чуток побольше.
— Ничего себе! — подивился Ушаков и признался, что он только на удочку ловил, а спиннинга и в руках не держал. — Надо попробовать на спиннинг половить.
— Попробуй, не пожалеешь, — одобрил Брянцев его намерение.
«Надо будет как-нибудь на Таватуй смотаться. Правда, щука, говорят, там теперь уже не та».
А Ваня Паклин оказался большим любителем и знатоком рок-музыки, во время допроса так и сыпал именами западных рокзвезд и английскими названиями их песен. Он признался, что играл на электрогитаре в составе эстрадного ансамбля при Дворце культуры, но потом родители запретили ему ходить туда из-за плохой успеваемости. Это было до того, как он сблизился с Ушаковым и Северцевым. Тогда он дружил с Рудиком Худобиным, который занимался в танцевальном кружке, там же, при ДК.
Когда нынче родители Ушакова улетели отдыхать на Канарские острова, вся квартира оказалась в распоряжении ребят.
— Что ж вам дома-то не сиделось? — спросил Брянцев.
Паклин только пожал плечами.
— А что вы делали ночью, когда возвращались с набегов?
Ваня сковырнул болячку на мизинце.
— Видики крутили.
— Порнуху, поди?
Ваня брезгливо поморщился.
— Да ну! Больно надо. Мне фантастика нравится. И ужасы.
— А как насчет музыки?
— Ну, и музыку, конечно, слушали.
— И танцы были?
Ваня покраснел.
— Ну, были, конечно.
— С девочками? — спросил Брянцев, не подозревая, что последовавший за этим вопросом разговор выведет его с совсем неожиданной стороны на Полунина.
— Иногда. Женька позовет, так придут, — Ваня подул на ранку на мизинце, из которой сочилась кровь.
— Когда они приходили к вам? После того, как вы возвращались с охоты на «колдырей»?
— Откуда они возьмутся ночью-то? — сказал Ваня. — С вечера приходят, часов с десяти.
— И вы, тогда что, в эту ночь не выходили на промысел?
— Нет.
— А девочек в котором часу домой провожали?
Ваня нахмурился:
— Чё их провожать! Сами дойдут.
— Тебе которая нравится?
Ваня опять зарделся.
— Верка.
— И тебе за нее страшно не бывает? Что ночью на улице такие же «ковбои» налетят на нее?
— Так она в этом же подъезде живет, кто ее тут тронет! — И, подумав, признался: — Вообще-то иногда провожаем.
— Это в каких случаях?
— Ну, если курева надо.
— Что значит «курева надо»? — не понял Брянцев.
— Ну, если пообещает сигарет вынести, то идешь с ней.
— И выносит?
— А как, если обещала? Когда и две пачки.
— У отца, что ли, ворует?
— Нет, у них дома этих сигарет… У нее мать официантка, так из ресторана таскает каждый день.
— Это у твоей Веры мать официантка? — спросил Брянцев.
— Нет, у Аньки, — мотнул головой Паклин.
— Что за Анька? Как ее фамилия?
— Еще фамилию… — Ваня пожал плечами. — Анька и все.
— Где живет?
— На Калинина, — Ваня назвал номер дома. Того самого, где живут Полунины. — Первый этаж у них. — И этаж тот, и подъезд.
— Отца ее знаешь?
— Да больно он мне нужен!
— Скажи, Ваня, а вы девочкам рассказывали о своих ночных похождениях?
— Иногда.
— И о том, как избивали по ночам пьяных?
Ваня мотнул головой.
— Не пьяных, а как бы драка была. С другими пацанами.