ие блестящие, нечеловеческие глаза.
Но как? И почему они тут оказались? Почему мне все время кажется, что они бесконечно мучаются, подвешенные между небом и землей?
«Да это же души!» – внезапно осенило меня, заставив приподняться на здоровом локте. Чужие души, вырванные из тел и намертво привязанные к этому месту. Наверное, принесенные в жертву, замученные и обреченные вечно висеть между двумя мирами, питая создателя этого чудовищного жертвенника своей неиссякаемой энергией – еще не смерти, но уже и не жизни. Самая лакомая пища для жадного до чужого горя некроманта.
Выходит, вот почему эары оставили в конце концов Фарлион? Из-за своих погибших братьев и сестер, которых некогда заставили (уговорили? обманули?) лечь на этот огромный алтарь и подарить творившему ритуал магу безграничную власть над посмертием? Быть может, именно поэтому эары так ненавидели смертных? Ведь сотворил этот ужас именно человек. Темный маг, от которого отказался даже его собственный народ. Темный жрец, посвятивший этот алтарь своему жестокому богу и вот уже много веков пожинавший эту кровавую жатву.
Перед моими глазами вдруг как живое встало лицо Ли-Кхкеола. Некогда красивое, совершенное, но теперь перекошенное от гнева.
Едва представив, сколько времени эти души томятся в плену, я почувствовала дурноту. А когда я смогла различить там и женские лица, и даже крохотное личико бледнокожего малыша, внутри удушливой волной поднялась знакомая ярость. После чего мои зубы сами по себе клацнули, рот наполнился кровью, а из горла вырвался сдавленный рык.
– Мертвым – мертвое, – прохрипела я, выплюнув на алтарь алый сгусток из прокушенной губы. – Прах к праху… живым – живое… а душам – свободу…
Эриол как почувствовал, сам собой скользнул в мою окровавленную ладонь.
– Отпусти их, – прошептала я, глядя на яростно сверкающее серебристо-голубое лезвие. – Пусть Тени вернутся к Теням, пусть мертвые наконец упокоятся. Пусть живые останутся жить. И пусть они снова услышат, как шумят рощи родного Эйирэ… отпусти их… пожалуйста… мне больше некого попросить…
Я думала – не дотянусь, когда протягивала дрожащие от напряжения пальцы с зажатой в них изогнутой рукоятью. Боялась – не справлюсь, свалюсь на последнем шаге, не выдержу. Однако Эриол не подвел. То ли почувствовал родные души, то ли меня услышал – не знаю. Однако точно помню, что когда я его призывала, он не дотягивался до нити на целую ладонь. Но когда у меня из глаз брызнули злые слезы, а из горла сам собой вырвался горестный всхлип, клинок неожиданно потеплел и вытянулся ровно настолько, чтобы с хрустальным звоном пересечь эту проклятую проволоку!
От облегчения я улыбнулась и обессиленно сползла вниз, уже зная, что вместе с появлением Эриола за моей спиной больше не осталось Теней. Зная, что теперь дорога Тварям была совершенно открыта. Но ничуть не переживая на этот счет. И снова – улыбаясь, потому что Лин был прав: свою смерть я отыскала и упрямо выбрала сама. Так что это было уже не страшно. И совсем не обидно – умирать на пороге взломанной Печати, видя, как дрожит от натуги внезапно расколовшийся валун, слыша, как с тихим криком рвутся одна за другой многочисленные нити чужого заклятия, и с благодарностью сжимая в руке удивительный клинок, который принес мне так много хороших воспоминаний.
До земли было совсем немного – всего-то полметра высоты и полсекунды падения, после которого меня ждала благословенная темнота. Но мне, как всегда, повезло: за эти краткие мгновения я успела увидеть результат своих усилий и понять, что не зря старалась. Потому что вдруг почувствовала, как ушел из груди дикий холод. Ощутила, как меняется что-то внутри. Увидела мелькающие над разрушенным алтарем силуэты эаров и поразилась тому, каким ослепительным светом теперь засияли их бледные лица.
За какие-то доли секунды каждое из этих лиц прошло перед моими глазами. Каждое обменялось со мной бесконечно долгим, невероятно выразительным взглядом. И, отдаляясь, послало в ответ благодарную, поразительно человечную улыбку.
Я запомнила их всех, пока падала на залитую кровью землю. Каждую черточку, каждую складку, каждую крохотную линию. Я снова вспомнила погибшего Ли-Кхкеола, а потом неожиданно поняла – вот зачем он рисковал собой и пробирался через половину Валлиона с таким сокровищем, как Эриол. Он искал их – своих погибших и все еще страдающих братьев.
Эары невероятно тесно связаны внутри своего народа. Как крохотные части единого целого, они отлично чувствуют боль и радость друг друга, страх и сомнения, счастливые улыбки и горестное ожидание, радость и разочарование, рождение или смерть… Все они знали, какая судьба постигла пришедших в Долину эаров. И каждый день помнили, на какой ужас их обрек один-единственный человек.
В этот момент неожиданного прозрения я внезапно поняла все. А поняв, так же внезапно приняла и простила их ненависть: у эаров действительно было на нее право. И у них было право каждого из нас считать своим кровным врагом.
Так что не мне их судить. Наверное. И не мне выносить им за это приговор. Пусть идут с миром. И пусть когда-нибудь снова обретут покой.
Я тихо вздохнула и, провождая глазами отлетающие души, слабо улыбнулась от мысли, что все-таки отдала им свой кровный долг. А потом опустила веки и рухнула в глубокую черную яму, в последний момент почувствовав, как у самой земли меня бережно подхватили чьи-то сильные руки.
Глава 18
Разбудил меня яркий солнечный луч, упрямо щекочущий правое веко. Вредный какой… но отворачиваться не было никакого желания. В теле поселилась блаженная истома, кожу ненавязчиво ласкал шелк простыней. Вокруг царила восхитительная прохлада. И только упрямый лучик, словно чей-то пристальный взгляд, по-прежнему тревожил мой неустойчивый сон.
Поняв, что симулировать нет смысла, я неохотно открыла глаза. И изумленно уставилась на совершенно незнакомого типа, неподвижно сидящего возле моей постели и пристально изучающего мое растерянное лицо.
Тип был странным. Очень смуглым. С густой гривой абсолютно прямых, иссиня-черных, заплетенных в тугую косу волос. С узким подбородком, довольно странно сочетающимся с высоким лбом и прямым носом, украшенным едва заметной горбинкой. С тонкими губами, сейчас – поджатыми и слегка подрагивающими, как будто незнакомец сдерживал улыбку. А еще – с необычными, слегка вытянутыми кнаружи, непроницаемо черными и поразительно живыми глазами, в самой глубине которых то и дело вспыхивали алые искорки.
– Доброе утро, Гайдэ, – тихо сказал незнакомец, заставив меня вздрогнуть. Сказал поразительно знакомым, чуть хрипловатым баритоном, который я так часто слышала в собственной голове. – Здравствуй, сестренка. Я так долго хотел увидеть тебя своими глазами.
Я ошарашенно замерла, не в силах понять… не смея поверить и боясь даже надеяться. Но он был. Смотрел на меня неповторимыми, горящими, едва заметно заалевшими от волнения глазами и терпеливо ждал, пока я смогу снова вдохнуть.
Боже… я что, умерла? Меня в Тень затянуло после разбитой Печати? Или это глюк? Новая жизнь? Какой-то бред?!
Я судорожно сглотнула, лихорадочно обшаривая чужое лицо. Пытаясь узнать, понять, поверить наконец в невозможное. Силясь отогнать страшную мысль о том, что это действительно – всего лишь сон или какой-то обман. Но уже чувствуя волнительную щекотку, которая возникает всякий раз, когда совершенно точно знаешь правильный ответ.
– Ас?!
– Я, – слабо улыбнулся брат. Живой. Теплый. Совершенно реальный. Одетый в какую-то старомодную куртку и почему-то – в длинную, без рукавов, такую же чешуйчатую кольчугу из матово-черного адарона, как у меня. Оружия при нем не имелось – ножны стояли позади, небрежно прислоненные к стене. Шлема тоже не было видно, хотя он наверняка где-нибудь спрятался. Плащ снят и аккуратно сложен на подоконнике. А сам незнакомец находился близко… очень близко, и он больше не колыхался бесплотным облачком от каждого дуновения ветерка. Не висел над полом. Не шептал неслышно из-за того, что не имел никаких сил. Он просто был! Он дышал! Сидел напротив! Он был абсолютно реальным! Под ним даже старый табурет жалобно пискнул, страдая от тяжести сильного мужского тела! От незнакомца падала на постель самая обычная тень! И он улыбался все шире, следя за тем, как в моей душе все переворачивается от невозможной, дикой, но такой желанной надежды.
– Ты была права, – шепнул он, протягивая смуглую кисть и пожимая мои похолодевшие от волнения пальцы. – Во всем права: мы сумели. В Печати оказалось так много сил, что нам хватило. И на то, чтобы выжить. И на то, чтобы защитить тебя. И на то, чтобы даже… вот так… очнуться в собственных телах в том самом виде, в котором некогда застала нас смерть. Мы живые, Гайдэ. Ты слышишь? Ты во всем была права!
– Ас! – Я наконец очнулась от ступора, с приглушенным возгласом слетела с постели и, сама не помня как, прижалась к внезапно воскресшему брату. Обняла его, растерянно и вместе с тем восторженно вдыхая аромат его кожи, ощущая идущее от него тепло – живое, настоящее, человеческое! Слыша его дыхание, ровное биение его сердца, которое тоже, будто растерявшись, вдруг остановилось и пропустило удар. – Живой… Ас! Господи, как же я рада тебя увидеть!
– И я…
Меня осторожно обняли самые настоящие человеческие руки, бережно погладили по спине. Потом крепко сжали и тоже замерли, будто не зная, как быть дальше.
Я услышала тихий вздох и, отстранившись, снова посмотрела на совершенно незнакомое лицо. Настойчиво изучая его, стараясь поскорее привыкнуть, принять, запомнить каждую черточку, как если бы это был первый и последний раз.
– Брат… – Я вдруг неприлично шмыгнула носом, а затем, не сдержавшись, начала так же осторожно ощупывать его брови, губы, подбородок. Все еще не веря до конца, но постепенно оттаивая, привыкая. Жадно впитывая наше общее удивление и стараясь как можно дольше ощущать это восхитительное тепло, которого он уже сто лет, наверное, не чувствовал.