– Два счёта, один в «Банк де Провенс», второй в гномьем «Тубаргрен». Всё идеально чисто, комар носу не подточит. В «Тубаргрене» лежит депозит в сорок тысяч дукатов под хороший процент. Размещён девять лет назад, она его ни разу не трогала. А в «Банк де Провенс» – счёт, с которого она жила. Туда раз в квартал переводились проценты из гномьего банка, ежегодно дивиденды от акций, ещё какие-то доходы… В общем, чистенько и прозрачно, как роса поутру.
Хмыкнув, Лавиния поинтересовалась:
– А деньги от совместной с Тезье деятельности куда шли? Аналитика хорошо оплачивается!
– Не нашли пока, – потупился Кальве. – Может, там наличные были?
– Вы в доме нашли наличные? – ответила она вопросом на вопрос.
– Немного. Сотни три-четыре, в шкатулке на кухне.
– Вот именно! Думаю, в шкатулке те деньги, из которых домработница брала на покупки продуктов и тому подобное. А Луизы и Тезье доходы – это совсем другие суммы, больше на пару порядков.
Дюфло присвистнул.
– И что я школе математику так плохо учил?
– Короче, – госпожа Редфилд дважды стукнула пальцами по краю стола; получилось громко. – Я имела возможность убедиться, что деньги всегда оставляют след. Наличные или безналичные, золото или банковский счёт, они не берутся из ниоткуда и не исчезают в никуда. А значит, их можно отыскать, и мы с вами это сделаем.
Стражники переглянулись, и Кальве сказал осторожно:
– Мы ждём ваших указаний, госпожа коммандер.
– Для начала выясните, кто такая Жанин, и почему мадам Камуан взяла с собой открытку? Такой мусор обычно выбрасывают, едва бросив взгляд. Только осторожно, с полным уважением! Далее, направьте официальный запрос в торговый дом Шампенуа и в министерство двора Острейха. Опять же, со всей осторожностью, коротко и по делу. Далее, домработницу допросили?
– Да, госпожа коммандер, – ответил Дюфло. – По словам мадам Шено, она хозяйку практически не знала, они и не разговаривали никогда. Та просто указывала, где убрать и выдавала деньги на продукты.
– На мой взгляд, это враньё, – Лавиния нахмурилась. – Понятное дело, что женщина не желает долго говорить со стражей, но её надо прижать покрепче. Что значит, не разговаривали? Сколько лет она работала на мадам Камуан?
– Больше пяти.
– Ну вот! Да за пять лет, какой ты ни будь скромной, а всякого за хозяйкой заметишь. Припугните её мягонько… Ну, не мне вас учить, – заметив ухмылки, которыми обменялись стражники, Лавиния не стала договаривать.
И в самом деле, кто лучше служак из городской стражи сумеет разговорить горожанку, хоть какую тёртую?
– Надо ещё раз с соседями поговорить, – Дюфло сделал ещё одну пометку в своём потрёпанном блокноте.
За время сегодняшнего разговора он исписал мелким почерком две страницы.
– Разумно, – кивнула коммандер. – Вот только не знаю, вам самим разговаривать, или попросить коллег из городской стражи Арля. С одной стороны, они вроде как свои и знакомые, с другой – некоторые вещи легче рассказать чужому, тому, кого каждый день не видишь…
– Прикинем, посоветуемся с ребятами, – капитан захлопнул блокнот. – Одно дело делаем.
– Хорошо. Последний момент: отправьте запрос коллегам в Геневу. Пусть пришлют копию дела о смерти госпожи Монтанари, матери Андреа, наследницы. Мне показалась странной история о взорвавшемся осветительном шаре.
– Да ладно! – не поверил Дюфло. – Я о таком в жизни не слышал, чтобы осветительные приборы взрывались.
Хорошо, госпожа коммандер, немедленно запрошу. Надо проверить.
– Договорились. А я завтра с утра отправлюсь в Лютецию. Займусь квартирой, выяснением подробностей о гипотетическом любовнике и финансовыми вопросами. И вот что… – тут Лавиния помедлила; о внутренних распрях в городской страже она помнила, и ей хотелось притушить этот пожар. – Мне понадобится на завтра технический помощник. Кого бы вы порекомендовали взять с собой из молодых и способных?
Двое мужчин снова переглянулись.
– Капрала Бака? – спросил Дюфло.
– Не пойдёт, он старательный, но соображает медленно, – мотнул головой Кальве. – Может, Мартен?
– Да он за коммандером не угонится! – Дюфло хохотнул.
Они ещё минуту перебирали сослуживцев, потом замолчали и уставились на Лавинию.
– Что?
– Вы ж кого-то имели в виду конкретного? – прищурился Кальве.
– Да что тут гадать, Петанье, небось! – его заместитель пожал плечами. – Нет, так-то он хороший парень, но много о себе возомнил. Ну, надеюсь, вы его так будете гонять, чтобы капрал ног под собой не чуял и мозги поломал как следует.
– Что-то, а уж это я вам обещаю, – ласково улыбнулась госпожа Редфилд. – И ещё одно: я так и не смогла связаться с Андреа Монтанари. Коммуникатор молчит, магвестники тоже не получают ответа, а добраться до её дома я не успела. Вроде бы и не из-за чего беспокоиться, но лучше проверить.
– Сделаем, госпожа коммандер! – ответил Дюфло.
Вечер за хорошим вином в приятной компании Лавиния решила, по зрелом размышлении, считать отдыхом.
И в самом деле: вот она сидит в малой гостиной особняка на площади Вильнёв-Баргемон, сидит в удобном кресле, вытянув ноги к камину. В руке бокал отличного красного вина, малым не двадцатилетней выдержки; вино пахнет солнцем, вишней, дубовой корой и немного кожей. В точно таком же кресле рядом сидит двенадцатый граф Ронселин, он же наместник его величества в Провенсе, он же её ученик Жиль. Между ними на столике – блюдо с сырами, вазочка с мёдом, миска орехов. Они с Жилем только что обсудили недавно закончившийся процесс над большим чиновником, бравшим взятки; поспорили над новой разработкой магов-медиков, предложивших совершенно неслыханную концепцию лечения рака в последней стадии; вспомнили общих знакомых и теперь просто сидели молча и глядели в почти погасшее пламя.
Нарушил молчание Ронселин, спросив:
– Вам удалось разобраться в истории со смертью вашего управляющего?
– Пока нет. Я подхватываю то одну ниточку, то другую, но у меня нет даже уверенности, что они от одного клубка!
– Или от одного связанного полотна, – пожал плечами молодой человек.
– Что? – Лавиния резко поставила бокал, так что несколько капель вина выплеснулись на стол. – Что ты сказал?
– Я сказал, что нитка может тянуться не только из клубка, но и от вязаного полотна. Простите, этим ограничиваются все мои познания в этой области.
– Мои тоже, – отмахнулась она. – Но ты нарисовал картинку, и она хороша, а картинки мне всегда помогали.
– Помнится, вы когда-то рекомендовали вернуться к деталям, когда целое не складывается. Хотите, попробуем перебрать факты, возможно, мне удастся о чём-то догадаться?
– А давай! – Лавиния выудила из пространственного кармана блокнот, в который Марджори записывала всё, ими найденное, и раскрыла на первой странице. – Итак, первая смерть – Клод Тезье, управляющий имением «Лаванда» на протяжении последних двенадцати лет. На момент смерти ему было сорок шесть…
Она читала, изредка делая паузы и взглядывая на Жиля. Тот кивал и делал какие-то ему одному понятные пометки на обрывке бумаги. Вопросов не задавал, хотя Лавиния понимала, что они будут. Ну, у неё самой точно были бы, а Жиль, как ни крути, её ученик. Наконец она договорила и закрыла блокнот.
Помолчав, Ронселин спросил:
– Это всё?
– Пока да. Спрашивай.
– Ла-адно… Медальон Легиона так и не нашли?
– Нет.
– Что за история с подделкой антиквариата?
– Завтра буду в Лютеции, найду Лавернье и вытрясу из него детали.
– Можно ли быть уверенными, что Нильсен или кто-то из городской стражи не работает на убийцу?
– Ни в чём нельзя быть уверенным, – ответила Лавиния с раздражением. – Даже не так: я точно знаю, что кто-то из причастных к расследованию причастен и к убийству, но пока вижу лишь его тень. Не более того.
Жиль покачал головой, потом протянул руку куда-то в сторону и пошевелил пальцами; в ладонь ему упала покрытая патиной бутылка. Молодой человек аккуратно протёр её носовым платком и бросил его в камин; пламя вспыхнуло, мгновенно сожрав тонкую ткань, и вновь почти угасло. Пальцем поманив пробку, Жиль вытянул её из бутылки и разлил вино по бокалам.
– Это вино заложили в год моего рождения, – сказал он с некоторым смущением. – Я всё откладывал дегустацию, ожидая какого-нибудь важного события… – голос его дрогнул, но не прервался. – Теперь вот думаю, не превратилось ли вино в уксус?
Лавиния понюхала, пригубила и сделала большой глоток.
– Отличное вино! Может быть, действительно слишком роскошное для обычного вечера вдвоём со старой преподавательницей…
– Вот уж от вас не ожидал такого традиционного кокетства, госпожа профессор, – Ронселин фыркнул и заговорил о другом. – Мне не нравится история с причиной смерти Тезье. Сердечный приступ – нет, не приступ, а воздействие стимулятора Бейнбриджа – нет, стимулятор ни при чём, а это некий амулет, состаривший организм… Что за танцы?
– Мне это тоже не нравится, – согласилась госпожа Редфилд. – Поэтому я задала вопросы по амулету мастеру Кекспину из Гильдии артефакторов Норсхольма. Кекспин обещал связаться со мной сегодня вечером…
– Ну, так наберите ему сами! – воскликнул Жиль. – Пусть переходит сюда и рассказывает!
Кекспин откликнулся на сигнал коммуникатора не сразу. Довольно долго экран оставался пустым и синим, но Лавиния не отключалась и была вознаграждена за своё терпение. На экране появились злющие жёлтые глаза, и откуда-то из сивой бороды неприветливо буркнули:
– Ну, что ещё?
– Вообще-то вы обещали связаться со мной нынче вечером, – усмехнулась Лавиния.
– А что, уже вечер? – мастер оглянулся на окно, налитое июльской синей ночью, и кивнул. – Да, похоже на то. Ладно, готов отчитаться. Хотя это и не вовремя, я расчёты не закончил.
Жиль наклонился вперёд.
– Я открою вам портальное окно, переходите к нам, мастер. Как минимум приличный ужин и выпивку я обещаю.
– Да? – Кекспин потёр нос. – Ладно, открывайте, кто б вы ни были. И обратно потом отправите!