Эйтли ненадолго задумалась.
– Ну, например… Со дня на день из Месоги прибудет «Белка» с грузом меда и черники: устанавливается весьма выгодная связь с молоинами, разместившими большой заказ из Батарии…
– Откуда?
– Из Батарии. Там шьют форму для армии Шастела, а в этой армии, как ты, конечно, знаешь, носят исключительно темно-синие шинели.
Алексий кивнул:
– Ясно. Шинели ведь красят черничным соком, да? Хм, ловко придумано.
– Случайность, – заметила небрежно Эйтли. – Мед набирает хорошую цену, ведь из Империи сейчас ничего не поступает. Думаю, Венарт в кои-то веки наткнулся на что-то по-настоящему стоящее. – Она нахмурилась. – С небольшой помощью Горгаса Лордана, конечно. Три года назад о Месоге никто и не слышал, а сейчас у нас появилось два надежных товара. Хотелось бы верить, что здесь действительно можно вести дела.
Некоторое время Алексий молчал.
– Снова эти Лорданы. Без них, по-моему, нигде не обходится, верно? Как ты думаешь?
Эйтли посмотрела на него:
– Ты ведь хочешь знать, есть ли какие-нибудь известия о Бардасе, не так ли?
– Да.
– Ладно. – Она сложила руки на коленях и задумчиво посмотрела на закрытое ставнями окно. – Сегодня я случайно встретилась с Лиен Могре. Ее брат был в составе торговой Делегации Шастела на последних переговорах с властями провинции, только вернулся…
– Имеешь в виду, что он шпион? Звучит многообещающе.
Эйтли кивнула:
– Да, шпион, только не очень хороший. В этом-то и проблема. У Шастела просто нет толковых шпионов: достаточно нескольких слов, чтобы понять, что именно они хотят выведать. Но зато я наверняка знаю, что они подкармливают всяких мелких чиновников, а потому есть основания полагать, что информация поступает довольно надежная. В общем, он рассказал мне, что Бардас занял какой-то тихий, спокойный административный пост где-то в глуши. Кажется, на какой-то мануфактуре. – Она улыбнулась. – Ничего более прозаического себе и представить нельзя, не так ли?
– Все зависит от того, что там производят, – ответил Алексий.
– Да, но если даже и так… – Эйтли поднялась с кровати и подошла к окну. – Знаю, у тебя есть теория насчет того, что Лорданы и Закон как бы сплетены в узел, но я действительно не представляю, как он повернет ход истории, сидя за столом и ведя всякие там бухгалтерские подсчеты, составляя балансы. – Она вздохнула. – И если только он там и останется, подальше от нас, то все мы от этого только выиграем.
Сильный порыв ветра ударил в ставни. Щеколды задрожали, сдерживая напор стихии.
– Ты ведь сердишься на него? – спросил Алексий. – Может быть, все же скажешь мне, за что?
– Совсем я и не сержусь, – не поворачиваясь, ответила Эйтли. – В последние дни мне совсем не до него. Даже не вспоминаю. Мне приятно сознавать, что с того времени, когда я была на побегушках у фехтовальщика, многое изменилось. Я поднялась, сделала кое-что со своей жизнью – спасибо тебе большое, – и я добилась успеха, не причинив никому вреда, не доставив никому никаких неудобств. Думаю, этим можно гордиться, как ты считаешь?
Алексий снова лег и закрыл глаза.
– Конечно. Когда я думаю обо всех тех людях, которым ты помогла, за которыми ухаживала… я, Геннадий, его племянник, Венарт и Ветриз…
– О, все в порядке, – тихо сказала Эйтли, – так надо.
– Да, конечно, – продолжал Алексий, – но ведь ты не была обязана делать это, а делала. Но при этом ты как бы взяла на себя обязанность – как бы это сказать? – прибирать за ним. Все эти люди были выбиты Бардасом из привычной колеи, а ты, появившись, пытаешься наладить что-то вроде нормальной жизни. Весьма интересно.
– Интересно? – Эйтли по-прежнему смотрела в закрытое окно. – Ты находишь это интересным. Любопытная точка зрения.
– Такова моя работа, – едва заметно улыбнувшись, ответил Алексий.
В ночь после драки в таверне, лежа между коробками и бочками, на второй почтовой карете, Бардас впервые вспомнил о шахтах.
Все началось как сон, но он постарался как можно скорее выкарабкаться из него, открыв глаза в надежде увидеть свет. Света не было. Между ним и курьером высилась гора багажа, заслонявшего фонари, а ночь выдалась темная. Бардас лишь слышал, как стучат колеса, как крошатся под металлическими ободами камни, ощущал тряску и чувствовал запах розмарина…
Розмарина? Нет, не розмарина. Он вытянул руку вперед и попал в щель между двумя огромными ящиками. И с одной, и с другой стороны пальцы нащупывали только грубую деревянную поверхность (она была и раньше) и какое-то препятствие под ногами. Бардас ударил ногой и почувствовал, как что-то треснуло и раскололось. Разумеется, он понимал, что находится не в подкопе, но это не очень помогало: мало ли что он знал, ползая по подземным галереям, не все из того, в чем он не сомневался, выдержало проверку. Далеко не все.
Бардас пнул ногой еще сильнее, и весь мир наполнился запахом роз.
Конечно, он сделал совсем не то, что следовало. Ошибся. Подземные переходы не подпрыгивают и не раскачиваются, не трясутся и не пихают в спину (удивительно, нашел-таки кое-что похуже шахт), в них не бывает такого запаха, как не бывает и столько воздуха. Значит, он был лишь в карете либо на корабле. Алексий? Нет, не может быть.
Бардас был в карете, на дороге из Саммиры в Ап-Калик, ему предстояло работать в Пробирной палате, где он научится убивать доспехи, протыкать их, не причиняя вреда людям. Все хорошо, он уже больше не в подземельях (хотя если ты хоть раз побывал там, то останешься навсегда).
Все в порядке, он на территории Сынов Неба. Здесь ему ничто не угрожает.
Обычно сначала умирают, но в вашем случае мы сделали исключение.
Чувствуя себя немного глупо из-за внезапного приступа паники, Бардас оперся о ближайший ящик и, подтянувшись, сел спиной к высокой бочке. Запах роз стал еще сильнее: наверное, он наткнулся ногой на какой-то хрупкий контейнер с розовой эссенцией. А как быть утром, когда карета сделает первую остановку? Что скажет курьер?
Бардас подался вперед и принюхался – от ног несло так, словно он уже умер и подвергся бальзамированию…
Так вот для чего! Теперь он вспомнил. Сильный запах роз, заглушавший все прочие запахи, даже вонь тлена, исходящую от гниющего уж неделю тела. Он вспомнил, как в Саммире они сразу отвезли убитого капрала в покойницкую. Там стоял такой же запах.
А еще розмарин используют для придания аромата мясным блюдам и при консервировании мяса. Сыновья Неба знают толк в таких вещах. Дай им что-нибудь неживое, и они будут хранить это вечно, с помощью своих трав, специй, ароматов и эссенций. Им ничего не стоит сделать так, чтобы гнилое мясо превосходило по вкусу свежее: они подвешивают вполне хорошие туши и ждут, пока в них не заведутся личинки, чтобы получить тот самый нужный им, особенный привкус. В некотором смысле в Империи жизнь продолжалась и после смерти.
Размышляя о таких вот вещах, Бардас незаметно для себя уснул. Курьер разбудил его легким пинком в бок. Было уже светло.
– Мелбек, – сказал он, словно это слово означало что-то для пассажира. – Если есть желание, можешь пройтись, размять ноги.
Бардас поднялся, и тут же сотни иголок впились в обе ноги. Пришлось сесть.
Смена лошадей в Мелбеке, еще одна в Ап-Реаке, где им пришлось попрощаться с эскортом. Сейчас Ап-Реак был слишком мал, чтобы называться «Ап», но когда-то, если верить рассказу словоохотливого курьера, это был город «вдвое больше Перимадеи». Потом Империя стала расширяться, и когда граница достигла Ап-Реака, началась большая война с долгой и ужасной осадой. И Ап-Реака не стало.
Слушая курьера, Бардас решил задать вопрос, никогда прежде не приходивший ему в голову: сколько лет Империи и откуда она началась?
Курьер посмотрел на него так, словно Бардас оказался деревенским дурачком.
– Империи сто тысяч лет, – сказал он. – А началась она с Королевства Неба.
– А, спасибо.
От Ап-Реака до Сешана – Бардас впервые слышал о нем – дорога то круто поднималась в гору, то резко спускалась в глубокий каньон. По обе стороны высились скалы. Казалось, землю здесь растянули. Дорога бежала по дну давно высохшей реки, которая прорезала этот каньон и, будто исчерпав силы, пересохла. Проезжая в тени скал, Бардас невольно возвращался мысленно в галереи подземного города под Ап-Эскатоем. Теперь этот город с его сложной системой с огромным трудом прорытых улиц ушел в небытие, как Ап-Реак или Перимадея, но осталась память о нем, и в этой памяти он сохранился куда более реальным, чем то место, через которое Бардас проезжал сейчас, пусть даже здесь пахло розмарином и светило солнце.
Идеальное место для засады, подумал Бардас, оглядывая невероятный пейзаж. Хорошо, что мы так углубились в территорию Империи – в противном случае дрожал бы от каждого шороха.
Солнце стояло уже высоко, но из-за скал не выглядывало, и в каньоне было темно и прохладно. Дороге, казалось, не было конца. Ветер стих, и запах роз, похоже, навсегда въелся в каждый ящик, каждую бочку, каждый рулон ткани. От этого Бардас еще сильнее ощущал себя в шахте. Ему казалось, что он уже никогда не избавится от этого чувства.
Карета остановилась. Бардас приподнялся и посмотрел поверх багажа на курьера.
– Это Мелрун?
– Нет.
Они находились в каком-то овраге. Дорога была пуста.
– Так почему мы остановились?
– Что-то здесь не так, – ответил курьер, вставая на козлы.
– Не понимаю. Что не так?
Курьер нахмурился.
– Не знаю, – сказал он, – но думаю…
В этот момент стрела ударила ему в голову пониже уха. Курьер свалился с козел и с тяжелым, глухим стуком рухнул на землю у правого колеса.
Вот черт!
Бардас упал на пол кареты, неуклюже втискиваясь в нишу между коробками. И надо же такому случиться на земле Детей Неба, в глубине могущественной Империи, где, как всем известно, человек может оставить футляр с бриллиантами на рыночной площади вечером, а утром прийти и обнаружить его на том же месте. Какая неприятность, какое небывалое стечение обстоятельств, какое невезение.