Но вот и уступ па утесе. Он, оказывается, достаточно широк, чтобы стоять на нем и даже ходить, как по балкону, вдоль каменной степы. Но как перенестись туда? Не пробежишь по воздуху трехсаженное расстояние! Однако пора… Савва свистнул.
Он дождался, когда веревка повернет его лицом к скале. Вытянул шест, легонько оттолкнулся и сразу закачался, то отдаляясь, то приближаясь к утесу. Выбрав момент, он оттолкнулся сильнее. Небо сразу побежало вниз, а Мольтенский луг стал прямо перед глазами. Потом они поменялись местами, и, удивительнее всего, Савва увидел испуганное лицо Веры, никак не понимая, откуда же оно взялось. Савва качался на веревке и выписывал в воздухе сложные круги, а размаха все не было достаточно, чтобы подбросить его на уступ. И тогда он оттолкнулся в третий раз, наддал, как наддают, разгоняя качели. Его понесло от утеса легко и быстро, свежий воздух холодил щеки, а потом с такой же стремительностью бросило к скале. Савва подогнул колени и в тот миг, когда плечо его коснулось камня, выпрямил ноги и встал на уступ. Сила инерции едва не сбросила его с обрыва, но, потоптавшись в каком-то нелепом танце, он все же сумел удержаться.
Саввушка!.. Ты не расшибся?
Он поднял голову. С обрыва на него глядело страдающее лицо Веры. Вот, оказывается, где оно перед ним промелькнуло.
И ни капельки даже. Ты сама не свались. Отойди.
Ну-у-у!.. — Теперь, когда Савва стоял на уступе и переговаривался с нею, весь страх у Веры исчез, перестала кружиться голова при взгляде па подошву утеса. Ей неудержимо хотелось теперь смеяться и разговаривать. — Чего же это я буду падать? А упаду, так ты меня поймаешь. Поймаешь, Саввушка?
Прыгай!..
А-а! Ишь ты какой! Краску подать?
Он мотнул головой, и Вера, будто в колодец, начала спускать бидон с белилами и примотанные к нему кисти. Савва вынул из кармана кусок проволоки и к тонкому концу шеста приладил крючок. Этим крючком он зацепил веревку и подтащил бидон к себе.
Саввушка, давай я тоже спущусь, — кричала Вера, — помогать тебе стану. Вдвоем скорее напишем.
Ладно, ладно. Сиди. Мне и одному тут делать нечего. А ты поглядывай лучше, чтобы чужак какой-нибудь возле нас не оказался.
Савва обмакнул кисть в краску и, насколько хватило его роста и размаха руки, белыми пятнами наметил очертание будущей огромной буквы «С». Понемногу отступая вправо, он такими же прерывистыми мазками изобразил и все слово.
Тогда Савва стал прокрашивать широко и щедро каждую букву. С фальшивинкой насвистывая «Хаз-Булата», он разгуливал по уступу так, будто внизу и не было стосаженного обрыва. Вера по-прежнему лежала на верхней кромке утеса и, хотя ей совсем не было видно, какие получаются- буквы у Саввы, все же дразнила его:
Саввушка, ты чуточку подпрыгни, а то на букве «Б» у тебя верхняя перекладинка не вровень с другими буквами выходит. Верно, верно. Ты отойди от стенки подальше, тогда тебе издали и самому будет виднее.
Он погрозил девушке мокрой кистью:
Вот я тебя сейчас разрисую!
Краска забрызгала ему лицо. Вера тихонько посмеивалась:
Что, разрисовал? Ну!
Савва малевал, не гонясь за красотой букв, зато делая их, насколько было можно, крупнее. После того как оп закончил их все, а краска у него еще осталась, Савва прошелся и по второму разу, дополнительно утолщая каждую линию. Закончил он свою работу как раз к тому времени, когда через лес над Вознесенской горой протянулись первые лучи солнца и радостными пестринами заиграли на островах, на дальних еланях и в городе — на крышах домов.
Саввушка, — встревоженно и почему-то понизив голос спросила Вера, — нас из города не увидят? Гляди, солнцем-то как все осветило!
Сейчас пока не заметят. Смотреть сюда против солнца — лучи ослепят. А вот попозже… — Он быстренько измазал последние остатки краски, всунул кисти в опустевший бидон и скомандовал: — Поднимай!
Вера потянула веревку. Бидон качнулся, завертелся над пропастью и пошел кверху.
Готово…
Ну вот и ладно. Теперь моя очередь. Тащи, Веруська.
Ее обожгло смертельным испугом. Вниз-то легко было Савву спускать. А поднять… И пробовать нечего. Нет, нет, ни за что не хватит в руках у нее силы… Она представила себе это совершенно отчетливо при взгляде на обрубок бревна, через которое, слегка вдавившись в него, была переброшена веревка. И ей представилось еще, как Савва будет висеть над пропастью на этой веревке до тех пор, пока не явится сюда полиция…
Справишься? — задрав голову, спрашивал ее Савва.
Попробую… Я попробую… — упавшим голосом сказала Вера, все яснее, сознавая, что говорит она пустые слова.
Она решила в кровь себе изрезать пальцы об веревку, надсадиться, умереть, но вытащить Савву. Она готова была руками разломать скалу, зубами выгрызть в ней ступеньки, чтобы по ним мог подняться Савва. Спустилась бы сама по веревке к нему, если бы это чем-то ему помогло. Холодок бессильного отчаяния теснил ей грудь, подступал к горлу. Вера боролась с собой. Она знала: заплачет — и тогда все пропало, оставят ее и последние силы. А ведь у Саввы надежда одна — только она может, должна поднять его на утес. И это было особенно страшно, потому что пришло неожиданно. Она не могла понять, как не подумала об этом раньше, как не подумал об этом Савва. Замешательство Веры длилось и всего-то, может быть, полминуты, но оно срезало ее прямо под корень. И все же, плотно сжав побелевшие губы, она держалась. Савва понял состояние девушки, больше не стал поддразнивать и торопливо, с деловой уверенностью распорядился:
Веруся, возьми вторую веревку, хорошенько привяжи к сосне, потом обведи ее вокруг другого дерева, а свободный конец мне сюда спусти.
Вера послушно проделала все так, как велел ей Савва. Но она ничего не поняла и знала только одно: попался Савва в страшную ловушку. А он между тем снизу спокойно ей объяснял:
Гляди, теперь я новый конец связываю с первой веревкой, вроде кольца получилось, — и готово, могу подниматься. Веруся, я на руках буду подтягиваться по первой веревке, а вторая слабиной пойдет. Эту слабину ты сразу подбирай. Устану — повисну на второй веревке, отдохну. Тут ты не промахни, зажми ее на дереве, чтобы не сдавала она.
Саввушка, а если силы моей не хватит?
Пустую веревку выбирать?
Ты не обманываешь?
Вот смешная! Ну, ступай, Веруся, к дереву. И все время следи за второй веревкой, сразу подбирай слабину.
Боясь, что опоздает, Вера подбежала к сосне и потянула на себя веревку. Она ничуть не подалась, после того как кончилась слабина. И Вере снова стало страшно. Наверно, все-таки ей не вытащить Савву. Отсюда ничего не видно, она не знает, что происходит за кромкой обрыва. И это хуже всего: томиться от невозможности ничем помочь…
А Савва никак не мог оторваться от уступа, чтобы вначале повиснуть на веревке над пропастью. Точно какая-то неведомая сила приковывала его к утесу. Он пробовал поднимать то одну, то другую ногу, а обе вместе поднять никак не мог. Чем дольше длилось это, тем труднее становилось ему не только думать о прыжке, но даже просто глядеть вниз. Ему казалось, что каменная степа опрокидывается.
— Вот так штука, — пробормотал Савва и стал смотреть не вниз, а вверх… Он увидел легко плывущие в небе кучевые облака, с такими круглыми и тугими краями, будто кто их закатал изнутри. И вид этих веселых, торопливых облаков как-то сразу успокоил и придал ему решительности. Повернувшись лицом к скале, Савва тихонько сказал: — У-ух! — подпрыгнул и тут же стремительно понесся спиной вперед.
Каменная стена отдалилась, и на ней Савва увидел гордое, броско написанное слово «СВОБОДА». Счастливые мурашки побежали по телу Саввы. Как здорово вышло! Ему хотелось без конца читать и читать это слово, отодвигаясь все дальше, чтобы еще отчетливее впечатывалось оно в память всей своей внутренней силой и сокровенным смыслом, заложенным в нем. Но в следующее мгновение скала словно бы замерла, а потом начала надвигаться на. него, буквы побежали в сторону, осталась перед глазами только одна — «О», и в середину ее, как в кольцо, летел Савва. Он съежился комочком, ладонями вперед выставил руки, по веревка немного раскрутилась, и Савва ударился о камень плечом.
«Это еще ничего, — подумал Савва, — не сильно вмазало. А второй раз до скалы, однако, уже и не донесет».
И верно, второй размах оказался слабее, желтый песчаник встал у Саввы перед самыми глазами, пахнул своим каменным холодком, но лица его не коснулся.
Вере казалось, что выбирает она какую-то совершенно бесконечную веревку и обязательно вытянет ее пустой, так часто она не чувствовала на ней ничего. Только когда бечева вдруг наливалась свинцовой тяжестью, стремясь вырваться у нее из рук, Вера угадывала, что это Савва повис там, на другом конце, и мгновенно зажимной петлей захлестывала веревку на стволе сосны. Тогда на время сердце ее успокаивалось: он там, не оторвался, не упал в пропасть. А потом натяжение веревки ослабевало, Вера опять начинала ее подбирать и опять мучилась всякими страхами и сомнениями. Еще немного — и она, наверно, побежала бы на кромку утеса посмотреть, что же там с Саввой, узнать, не надо ли ему помочь как-нибудь по-другому. Но в этот момент показалась сперва одна рука, потом вторая и, наконец, багровое от натуги лицо Саввы.
Веруся, подтащи скорее… Мне перехватиться… тут больше не за что…
Она испуганно рванула веревку и, падая в неловком движении на колени, успела все же разглядеть, что Савва как-то боком выкатился на скалу.
Ф-фу-у! Ух ты! — сказал он, тяжело переваливаясь на спину. — Вот мы и дома! Х-ха-раш-шо-о-о…
Надо бы скорее подбежать к нему, но силы Веру оставили теперь совершенно, она лежала, уткнувшись лицом в прохладный брусничник, и горько плакала. Плакала, как и в прошлый раз, терпеливо ожидая, когда подойдет Савва и поможет ей подпяться с земли.
30
Обрубок бревна, через который была переброшена веревка, Савва ногой столкпул вниз. Бревешко долго, очень долго, кувыркаясь в воздухе, летело до подошвы утеса. Ударилось, взметнуло облако пыли и, подскакивая, покатилось по усеянному щебнем откосу к реке.