– Меня не благодари, – проворчал он. – Это все Роза.
– Да ладно, – усмехнулась она и подмигнула мне.
Моя улыбка становилась все шире, и мне не терпелось поделиться новостью с Эйнсли и Райдером, но… комочек беспокойства засел глубоко внутри. Какая‑то частичка меня не ожидала, что они все же пойдут, и теперь, когда они оба согласились, умоляла их отменить принятое решение.
* * *
Я улыбалась, застегивая сумку перед обедом в пятницу. Райдер выбрал другой маршрут между классами, чтобы поймать меня возле моего шкафчика и поцеловать.
Мои губы еще покалывало, после того как он убежал, чтобы не опоздать на урок. Пусть я пока еще немного смущалась открытого проявления чувств, но все то, что могло выбить меня из колеи в самом начале учебного года, когда я боялась опоздать на урок, переживала из‑за того, что не с кем сидеть за обедом или просто общаться, уже не волновало меня в такой степени.
Сейчас меня больше беспокоили экзамен по математике на следующей неделе и наряд для субботней вечеринки. Я перекинула через плечо заметно полегчавшую сумку и поспешила в класс. Мой шаг сбился, когда в конце коридора я увидела Пейдж в компании какой‑то девушки. Пейдж тоже заметила меня, и улыбка сползла с ее лица.
Проклятье.
Я двинулась вперед, делая вид, будто ее там нет. Девушка замедлила шаг, приближаясь ко мне, а потом и вовсе остановилась прямо передо мной.
Напряжение сковало мои плечи.
– Увидимся позже, – бросила она своей подруге, не сводя с меня глаз. – Нам с тобой надо поговорить.
Плотно сжав губы, я вдохнула через нос. Этот день должен был наступить. Я знала, что рано или поздно это случится. Пейдж слишком долго держала паузу, и у меня даже появилась надежда, что разговора все‑таки удастся избежать. Теперь я понимала, что надеяться было глупо.
Пейдж скрестила руки на груди. Почему она без сумки? Разве ей не нужно идти в класс?
– Спорим, ты сейчас торжествуешь, не так ли? Тихо пробралась в его жизнь, стала центром его вселенной, как раньше. Бедная маленькая Мышь нуждается в нем, и он бросает меня, даже глазом не моргнув.
Я не центр его вселенной.
Я больше не бедная маленькая Мышь.
И ему слишком тяжело далось решение «бросить» ее. Разве он не говорил мне, как ненавидит себя за то, что сделал ей больно?
Впрочем, я ничего этого не сказала, потому что в горле стоял ком.
Пейдж рассмеялась себе под нос, качая головой.
– Ты знаешь, это невероятно. Он оставил меня ради этого. – Она снова засмеялась. – Как бы то ни было. Мне охота надрать тебе задницу, прямо здесь.
Сердце ушло в пятки.
– И я могу. Что мне за это будет? Ну, исключат на время. Подумаешь! Не впервой. Но я не стану этого делать. Знаешь, почему?
Я не знала, почему, но испытала облегчение, когда услышала ее ответ.
– Райдер никогда больше не заговорит со мной, если я сделаю что‑то подобное. Он никогда не… – Ее голос дрогнул. Глаза заблестели. – Он никогда меня не простит. Может, он и бросил меня, но я все еще люблю его. И не сделаю ему больно.
Слезы… в ее глазах стояли слезы.
О боже.
– Но, знаешь, что? – добавила Пейдж. – Ты сейчас слишком хороша для него.
Я сглотнула ком и уже не думала о слезах в ее глазах.
– Я не слишком хороша для него.
Удивление промелькнуло на лице Пейдж.
– Потому что я ничем не лучше, чем он, – продолжила я. – Он не… ниже меня или кого бы то ни было.
– Нет. Ты меня неправильно поняла, – сказала Пейдж, понизив голос. – Ты знала Райдера. Знала его. И это было сто лет назад для вас обоих. Рано или поздно ты это поймешь, сидя в своем красивом доме в шикарном квартале. Или когда уедешь в колледж, а он будет рыскать в поисках крыши над головой. В какой‑то момент ты поймешь, что вас связывает только прошлое, и, когда это произойдет, ты разобьешь ему сердце.
Я шагнула вперед. Вот что она имела в виду тогда, на риторике, когда говорила, что я его предам.
– Ты… ошибаешься.
Пейдж моргнула.
– Я никогда не поступлю так… с ним, – поклялась я. – И никогда не сделаю ему больно.
– Правда? – Ее брови взлетели вверх. – До сих пор ты только и делала, что причиняла ему боль.
Я растерялась, не понимая, о чем она. Краем уха я слышала отзвуки последнего звонка на урок, но никто из нас даже не порывался уйти.
– Райдер много лет жил с чувством вины, из‑за тебя, – прошипела Пейдж, раскрасневшись от злости. – Он понятия не имел, где ты и как ты, и во всем винил себя.
– Это…
– И теперь ты вернулась и пытаешься убедить его в том, что он по‑прежнему должен защищать тебя от всего. Думаешь, ты единственная, кому тяжело живется?
Я вовсе так не думала.
– Представь себе, Мышь . Я забочусь о своей сестренке с самого ее рождения, потому что мой отец – никчемный алкаш, а мама пашет на двух работах, только чтобы у нас на столе была хоть какая‑то еда. И что, по‑твоему, происходит, когда мой папаша не в духе? – чеканила Пейдж, и гневный румянец на ее щеках стал ярче. – Я превращаюсь в «грушу», только так спасая Пенни. Но ты хоть раз видела, чтобы я хлюпала носом? Ожидая, чтобы кто‑нибудь пожалел меня или решил мои проблемы?
О боже.
– Но ты никогда не умела позаботиться о себе, и с годами ничего не изменилось. Господи, ты даже не можешь встать перед классом и произнести этот чертов доклад! – Ее голос стал угрожающе спокойным, когда она нанесла самый меткий удар. – Как ты думаешь, почему никто в классе тебе и слова не сказал по этому поводу? Любого другого съели бы заживо, но никто не станет этого делать, зная, что за тобой стоит Райдер. О нет, они видят, кто тебя опекает, и понимают, что с тобой лучше не связываться. Но он не может вечно служить тебе. Придет день, когда ты не сможешь справиться с очередной своей проблемой, не сможешь постоять за себя, а его не окажется рядом. Ты упадешь, и ему останется лишь собирать осколки, и он опять будет винить себя. Вот как будет. Так будет всегда для вас двоих.
У меня отвисла челюсть, и я отпрянула назад.
– Даже сейчас. – Ее голос понизился до шепота. – Ты опять не можешь постоять за себя. А знаешь, что? Ты, пожалуй, права. Ты не слишком хороша для него. Он заслуживает лучшего.
Пейдж гордо удалилась, оставляя меня посреди пустого зала, наедине с правдой.
Я проснулась ранним субботним утром и взялась за резьбу. За несколько часов я искромсала не один кусок мыла. В моей комнате пахло «Ирландской весной». После обеда на третьем куске мыла выросли крылья, скрепленные тельцем не шире моего большого пальца.
Ночью я плохо спала.
Кошмары будили меня каждые пару часов, и вовсе не из‑за предстоящей вечеринки. Нервы совсем расшатались.
Слова Пейдж не давали мне покоя.
Жестокие и злобные, и в то же время правдивые. Да, я далеко продвинулась, но… все равно осталась Мышью . Я даже не могла выступить перед классом. Я не посмела возразить Пейдж, когда она поливала меня грязью. Я не смогла постоять за себя.
Ни вчера.
Ни когда Карл высмеял мою идею социальной работы.
Ни когда Роза и Карл заключили сделку с мистером Сантосом.
Кто бы мог подумать, что у нас с Пейдж столько общего. Тоже из неблагополучной семьи, она до сих пор жила в этом аду, но, в отличие от меня, как‑то справлялась со своими проблемами. Я же от них пряталась.
Я добилась некоторых успехов, но не стала… сильной. Я до сих пор шаталась, хрупкая, как стекло. И знала, что если упаду, то рассыплюсь, и Райдер будет собирать мои осколки… и снова винить себя. Пейдж права. Это все, что у нас есть.
Но я не могла позволить, чтобы так оставалось и дальше.
К тому времени как пришла пора собираться на вечеринку, из куска мыла родилась бабочка. Я никогда не делала таких фигурок. Она еще требовала доработки, и я осторожно положила ее на стол и повернулась к шкафу.
Вечеринка представлялась мне знаковым событием, но настроение испортилось, когда я примерила платье, которое выбрала накануне вечером, когда получила разрешение от Розы и Карла. Ярко‑синее, с рукавом три четверти. Я надела его с черными колготками и балетками. Образ получился не то чтобы шикарный, но, как мне казалось, довольно милый.
Стоя перед зеркалом, я задержала на себе взгляд. Этого оказалось достаточно, чтобы снова услышать слова Пейдж. Я опять думала о риторике, о том, почему никто из класса не возмутился моим привилегированным положением. Как только эта мысль ушла, в памяти всплыла картинка из прошлого.
– Теперь можешь выходить, – сказал Райдер, опускаясь на корточки возле двери шкафа. В тускло освещенной комнате он казался не более чем тенью.
Прижимая Велвет к груди, я покачала головой. Слезы высохли на моих щеках. Я не хотела выходить.
– Все в порядке, Мышь. Обещаю. – Райдер поднял руки. – Он ушел. Дома только мы и мисс Бекки. Вылезай.
Я опустила куклу. Если мистер Генри ушел, тогда ладно. Я встала на четвереньки и поползла вперед. У самой двери Райдер схватил меня за руку, помогая выбраться и встать на ноги. Я посмотрела вверх и увидела его лицо. Из разбитой губы сочилась кровь. Свежая рана. Кулаки мистера Генри. Я пряталась, пока Райдер отвлекал его.
– Теперь ты в безопасности, – сказал Райдер. – Я здесь. Тебе ничего не угрожает, Мышь. Знаю, ты можешь мне не поверить, но я останусь твоим защитником навсегда. – Он сглотнул и слизнул кровь с губы. – Обещаю.
Навсегда.
Он обещал остаться со мной навсегда.
Но я думала, что «навсегда» бывает разным.
Добрым.
И жестоким.
Я рано поняла, что обещать навсегда… ну, это равносильно обману. Такое обещание в прямом и переносном смысле горит огнем, потому что, как бы ты ни старался его сдержать, оно проскальзывает между пальцами.
Жестокое «навсегда» бродит за тобой тенью или призраком. Что бы ни случилось. Родом из прошлого, оно живет в подсознании и остается фоном для будущего.
Закрыв глаза, я попыталась выровнять дыхание. Не время думать об этом. Слезы подступали к горлу, но я знала, что они не прольются. Я не плакала с тех пор, как покинула тот дом.