— Я сейчас все твои батты запихну в тебя с другого конца. — пригрозил я и велел Вале разобраться с машиной. Конструкция ее оказалась простой до примитивности: элементарнейший анализатор, соединенный с подслушивающим устройством да варварски неэкономичный электромоторчик. Валя заменил «жучком» сгоревший предохранитель и через минутку машина вновь зажгла свой глазок. Публика наградила нас дружными рукоплесканиями. Тележка проворно отъехала в сторонку и, поманив к себе усиком коммодора, долго с ним о чем-то совещалась.
— Послушайте, мистер, — обратился ко мне Блейзер. — Она спрашивает, сколько вам нужно дать, чтобы вы покинули корабль, не составляя протокола?
— Передай ей, — вскипел я, — что после того, как я возьмусь за лазер, ее не сможет восстановить ни одна ремонтная станция.
Тележка оказалась довольно смышленым созданием и потому укатила, не дожидаясь окончания фразы.
— Ну хорошо, — сказал какой-то мужчина из толпы, — а может, вы тогда нам продадите немного масла? У вас ведь должно быть настоящее, машинное, а бедняга Унифиск уже с полсотни лет томится на рафинированном репейном. Мы же можем заплатить вам золотом или платиной… а?
— А много у вас платины?
— Тонн десять… двенадцать…
— Десять тонн! — воскликнул я. — Да на эти деньги вы закупите с полсотни станций.
— А много ли это масла? — сладенько осведомился коммодор.
— Ну… если в среднем считать на каждой по две ёмкости по двадцать тысяч литров каждая…
— О боже! — вскричал Блейзер. — Четыреста тонн! Вы слышите? Мы все станем миллионерами!
Тут на корабле поднялось веселье, какого еще свет не видывал. Все принялись обниматься и целоваться, хором затянули какую-то песню, нас с Валей попробовали было покачать, что в условиях невесомости грозило опасными последствиями, однако нам удалось отделаться от толпы, заявив, что мы должны немедленно связаться с Центром. Тогда же у меня созрела одна идейка, достаточно сумасшедшая, чтобы не дать ей воплотиться в жизнь. Я состряпал текст телеграммы, поручил Вале отправить ее на Базу прямиком начальнику (тогда его резиденция, кстати, размещалась в нынешнем методкабинете), а сам решил отправиться на Плутозию, благо, как я выяснил, находилась она недалеко. Во всяком случае, на астроскуттере до неё можно было добраться дня за два. Световых, разумеется…
Вынырнув из антипространства поблизости от звезды, я тут же обшарил эфир и наткнулся на любопытную радиограмму:
ВЫСШЕМУ СОВЕТУ ПРОЦВЕТАНИЯ ПЛУТОЗИИ ЗПТ ПРЕЗИДЕНТУ ВИЛЬМЕЙЕРУ ТЧК ВАМ НАПРАВЛЯЕТСЯ РЕВИЗОР СОВЕТА ГАЛАКТИЧЕСКИХ ЦИВИЛИЗАЦИИ ТЧК КОНТРОЛЬ РАЗВИТИЯ ПРОГРЕССА НАУКИ ЗПТ ЭКОНОМИКИ ЗПТ ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ СОХРАННОСТИ ЗПТ БУДЬТЕ ГОТОВЫ СТРОГОЙ ПРОВЕРКЕ ТЧК
Стоит ли говорить, что я же и был тем, кто эту телеграмму послал (шифр мне удалось купить у штурмана за пол-литра масла). Дня два у меня ушло на торможение и ориентацию в пространстве. Когда же я приблизился к Плутозии, меня на орбите уже ожидали два звездолета довольно дряхлой конструкции. Они приветствовали меня сорока двумя вспышками боевых лазеров, узрев которые, я слегка струхнул, — как вскоре выяснилось, совершенно напрасно. Посадку я совершал на чистеньком, идеально вылизанном «космодроме».
Вскоре после того, как опало пламя дюз, на поле высыпали толпы народа с цветами, флагами и транспарантами, на которых архаической вязью было выведено нечто вроде «Привет посланцам большой Земли!», «Душой мы навеки с планетой родной!» — и прочее в таком же духе.
К сожалению, в моем гардеробе не было ничего более внушительного, чем абордажный скафандр, но в нормальной гравитации я в нем не сделал бы и шага, так что пришлось надеть обычный бронированный костюм, неказистый, но надежный, в карманах которого разместилось достаточное количество оружия, чтобы отражать атаку мотопехотной дивизии в течение часа.
Мое появление в люке корабля вызвало бурный восторг и нескончаемую овацию публики.
Мне всё это, конечно, было приятно слышать, я улыбался, раскланивался и старался не думать о том, что произойдет, если кто-нибудь поинтересуется: «А где, молодой человек, ваши верительные грамоты?» Те бумаженции, которые я наспех изготовил на корабле, за версту отдавали фальшивкой.
Путь мой был устлан коврами, но, пожимая десятки тысяч рук, я сбился с него. Пока я шел по бетону было еще терпимо, но вот я вступил на асфальт и… о, ужас! почувствовал, что прилипаю. День был достаточно пасмурный, значит… черт возьми, не могли же они выстроить и заасфальтировать космодром за один день! Но затем я обратил внимание на горы замаскированного под клумбы строительного мусора, на свежевыкрашенную в ядовито-зеленый цвет траву и кусты, с которых еще капала краска, и понял — могли. Но более основательно поразмышлять над увиденным мне не довелось, ибо я оказался в крепких объятиях румяного здоровяка, президента Вильмейера (или просто Вилли, как он разрешил запросто себя называть).
Мы с ним публично обменялись любезностями. Потом был устроен парад в мою честь. Мимо трибуны, где стояли мы с президентом и его министрами, прошли три полка чир-лидерш, затем школьники, физкультурники и представители трудовых коллективов. И все подряд распевали песенку со странным припевом: «Ай-лю-лю, ай-лю-лю, я ревизию люблю!» Потом прошли части самообороны, за ними фермеры на тракторах, а потом промаршировало и все остальное население планеты, начиная с дошколят и кончая дряхлыми старцами, которых родственники с неподдельным энтузиазмом катили на инвалидных колясках, увитых праздничными лентами. И все до единого изъявляли самый неподдельный восторг по поводу того, что их посетила первая в истории планеты самая настоящая ревизия. Меня забросали цветами. Малышня одарила меня веночками, скауты — повязками и пилотками, делегация вооруженных сил поднесла коллекцию архаичного оружия — от миниатюрного танка до крохотной атомной бомбочки двухметрового радиуса действия. Потом начались торжественные речи, потом банкет и опять речи, попутно меня сделали почетным председателем сотни всяких общественных организаций. К восьмому часу торжеств президент предложил мне отдохнуть. Я, не раздумывая, согласился. Выходя с парадного входа здания космодрома, я ткнул пальцем в одну из колонн. Штукатурка и краска, судя по всему, были положены не раньше, чем за час до моей посадки.
Проснулся я наутро в холодном поту. Мне приснилось, что какие-то почтительно улыбающиеся люди связали меня и собираются утопить в огромной кадке с оливковым маслом. Вокруг было темно и тихо. Мой скафандр аккуратно висел на вешалке, до кобуры даже не дотрагивались. Только во рту было противно и сухо, да что-то монотонно щёлкало в раскалывающейся от боли голове. Решив, что меня все же решили отравить, я принял две таблетки витанора и почувствовал себя еще хуже. По младости лет я тогда еще не знал, что послебанкетную хандру лучше всего лечить рассолом. Однако щёлканье не прекращалось. Встав с постели, я отправился на поиски удобств, но неожиданно за неплотно прикрытой дверью услышал голоса, один из которых показался мне знакомым. Я прислушался.
— Но ведь он грабитель и убийца! — бушевал президент. — Сколько он заплатил вам за молчание? Ну, смелее!
— Пол-литра… — пробормотал незнакомец.
— Растительного?
— В том-то и дело, что нет! На такое бы я не купился. Я в свое время немного изучал химию и подозреваю, что это нечто, похожее на нефтепродукт.
— А ну-ка покажите? Хм! И в самом деле похоже. Где он, интересно, нашел нефть?
— Может, прикажете отдать эту бутылочку на анализ?
Президент немного помолчал, потом заключил:
— Хорошо. Отдам. Однако, милейший, я думаю, он дал вам не одну, а по меньшей мере десять бутылей, а то бы вы с этой так легко не расстались, а?
Пауза. Вздох.
— Еще две мы нашли у него при обыске.
— Уж лучше скажите двадцать две, вернее будет. Хорошо, пришлете их мне для анализа. Я тоже в детстве баловался химией. И точка. Не возражать. Получите их обратно, когда узнаете, где этот Манчено берет нефть и где перегоняет. Идите, господин прокурор, и упаси вас бог в дальнейшем вести со мной двойную игру!
Я быстро прошел в свою комнату и сел на кровать, задумавшись. Чертовщина какая-то!
Президент — и продается за бутылку масла… Однако что это у меня в голове все щёлкает да щёлкает?
Оказалось, что это даёт о себе знать счетчик Гейгера на моем воротнике. Я прекрасно знаком с его капризами, но в это утро он тарахтел так, словно я по меньшей мере сидел на атомной бомбе.
Так оно и оказалось. Под подушкой я нашел роскошный портфельчик из легкого и сверхпрочного сплава, на передке коего была укреплена пластинка полированного золота с надписью «Дорогому другу из Солнечной системы на память о Плутозии». Я открыл портфель. Он был доверху набит плутониевыми батарейками в стандартной нейтритовой оболочке, предмет безумного дефицита во всей Галактике.
Меня начали покупать. Напрасно я вооружался, опасаясь за свою жизнь. Меня никто не собирался убивать, боясь гнева моих мифических покровителей. На этой планете не было вояк. Здесь жили торговцы. И подлецы. Мне вспомнилась безмолвно отворившаяся в ожиданий подачки пасть электронного сыщика, и на сердце у меня похолодело от нехорошего предчувствия. Я понял, что работать здесь мне будет гораздо сложнее, чем мне думалось вначале.
Из размышлений меня вывел ласковый голосок президента:
— Мы уже сделали баиньки? Может, покушаете?
— Нет, спасибо, — со всей возможной твердостью ответил я. — Мне необходимо немедленно приняться за дела.
— Ох уж эти мне дела, дела… все мы деловые люди. Но надо же когда-то и отдыхать, тем более, что по нашему календарю сейчас уикенд, да и парламент до осени распущен на каникулы. — И не слушая моих возражений, Вилли отвел меня в бассейн, оттуда на завтрак, а потом мы с ним полетели осматривать планету на персональном президентском истребителе.
Плутозия размерами не превышала Луны и вся была покрыта полями и лесами. За день мы совершили посадки по меньшей мере в пяти деревнях и поселках городского типа. Меня восторженно встречало население, одетое в яркие колоритные одеяния. Любопытно, пожалуй, будет отметить, что основными украшениями костюмов были вышедшие из употребления деньги. Из монет женщины носили мониста, браслеты, серьги, из долларов и фунтов скручивали бумажные цветы и носили в волосах, рублями пользовались д