Агнесса вздрогнула, оторвалась от салфетки, из которой складывала птичку, и ответила:
– Фигура? О, ее нашли наши арендаторы, когда копали канаву… вроде бы для полива огорода, не знаю. Я сама не видела их находку, вы же понимаете, у меня слабое здоровье. Жара мне противопоказана, как и длительные прогулки.
– Да-да! – Агата усилием воли протолкнула жаркое через глотку. – Я вынуждена настаивать, чтобы дорогая Несса берегла себя! Моей сестре нужно специальное здоровое питание, по особым рецептам!
– В самом деле? – нежным голоском пропела Валери. – А могу ли я познакомиться с тем магом и кудесником, который… э-э-э… готовит это… как вы сказали? Здоровое питание?
Широким жестом она обвела стол – тарелки с мясом в неаппетитно застывшем жире, переваренную капусту, подсохшие лепешки.
Я взглянула на Агнессу: та смотрела на сестру, и в глазах ее горела здоровая, незамутненная ненависть. Потом она перевела взгляд на дочь, но, увы, нежности в глазах не прибавилось. Адалаис ее раздражала, и, похоже, это раздражение стало смыслом ее жизни.
После кофе, на удивление приличного, я достала из пространственного кармана трубку и кисет. Дама Агата задохнулась возмущенным воплем, но, пока она набирала воздух для следующего, я встала и сказала:
– Адалаис, прошу, покажите мне ваш сад! Кажется, я видела там розы «Вивьен Вествуд»?
Наутро я скрепя сердце оставила Валери одну разбираться со всеми женщинами семейства д’Альбон, и Анри повез меня в Авиньон. Метку для открытия портала я поставила возле левого столба въездных ворот в поместье за большим и страшно колючим кустом. Хотелось надеяться, что в момент моего возвращения сюда никто не полезет за какой-нибудь надобностью…
Авиньонский музей Lapidaire, в научном отделе которого шло изучение интересующей меня скульптуры, был битком набит туристическими группами и отдельными путешественниками; школьные и даже, кажется, детсадовские группы наполняли все залы безостановочным чириканьем. Мальчик лет десяти в оранжевой жилетке шел спиной вперед, ухитряясь уворачиваться от тех, кто попадался на пути. Впрочем, на меня он налетел, посмотрел затуманенным взглядом и шепнул: «Извините!» Подбежала учительница, молоденькая и хорошенькая, тоже в жилетке, схватила его за руку и громким шепотом завопила:
– Жиль, ты что?
– Госпожа Файлер, я проверяю, сколько человек я могу заметить за спиной! – ответил он таким же «секретным» голосом.
Девушка дала ему символический подзатыльник и потащила в угол, где я наконец разглядела целую группу таких же оранжевых, сидящих на полу с альбомами и карандашами. Они копировали картину, изображавшую красавицу с чьей-то отрубленной головой в руках.
«Ага, – сообразила я. – Это они в разноцветных жилетах для того, чтобы учителя могли легко сосчитать своих, а чужих не хватали! Пожалуй, надо уносить отсюда ноги…» Высмотрев в углу подтянутую даму в форменном пиджаке, я подошла к ней и попросила указать путь к кабинету мэтра Решона. Служительница улыбнулась, подвела меня к незаметной дверце, открыла ее магическим пассом и сказала негромко:
– По коридору налево до конца, комната номер десять!
Оказывается, параллельно музейным залам, заполненным детьми и взрослыми, располагались рабочие кабинеты, лаборатории и даже конференц-зал, где нормальные взрослые люди изучали состав красок или возраст мрамора, доказывали или опровергали принадлежность произведения искусства автору или эпохе… словом, занимались интересными и понятными мне вещами.
Мэтр Решон, когда я вошла в десятый кабинет, занимался одновременно несколькими делами: разговаривал по коммуникатору, что-то печатал на компьютере, размешивал кофе в высокой чашке с разноцветными квадратиками и искал что-то в ящике стола.
– О! – сказал он, увидев меня. – Вот вы скажите, какого цвета бронза?
– Бронзового, – ответила я без тени сомнения.
– Вот! И я говорю, Соренсен, – красноватый, желтоватый, золотисто-коричневый, но уж никак не черно-зеленый! И не говорите мне про патину, она все равно не дает черного! Слышите, Марк? – это уже в коммуникатор. – Не дает!
Марк, судя по картинке на экране – симпатичный блондин, габаритами и повадками напоминающий медведя, – ответил:
– Ну так подойдите сюда и поглядите своими глазами!
– И подойду! – гаркнул мэтр Решон и отключился.
Он отпил кофе, сморщился и отставил чашку. Потом посмотрел на меня и спросил:
– А вы, собственно, кто?
– Коммандер Лавиния Редфилд, Служба магической безопасности, – представилась я. – И меня тоже очень интересует ваша черная бронза, даже если она окажется неизвестным науке сплавом.
Увидев пресловутую кошку, я поверила, что она могла сожрать некоторое количество крестьян и не поморщиться: взрослый лев, виденный мною когда-то в саванне, был, пожалуй, помельче. Включив магическое зрение, я смогла увидеть лишь силовые линии щита, окружающего скульптуру со всех сторон.
– Это чтобы не украли?
– Ну и для этого тоже, – туманно ответил мэтр Решон и растворился в толпе.
Надо сказать, что здесь, во внутреннем дворике музея, где на газоне разместили находку, было весьма многолюдно. Высмотрев в толпе монументальную фигуру того самого Марка, я подошла к нему, вновь представилась и спросила:
– Что здесь происходит, господин Соренсен?
– Понимаете, Решон хочет снять щит и взять образец металла для определения его состава и возраста.
– Определение состава – понимаю, а возраст?
– Госпожа Редфилд, существует очень много методов как химических, так и алхимических… Давайте я не буду забивать вам этим голову, если хотите, дам прочесть маленькую статью по основам такого анализа.
– Хочу, – ответила я, вновь разглядывая щит. – Хочу, но, пожалуй, потом… Скажите мне, Марк, щит поставлен со всех шести сторон?
– В смысле? – Гигант выглядел озадаченным.
– Дно есть? Под ногами этой статуи?
– Нет… А зачем? Она столько сотен лет провалялась в земле, неужели захочет снова туда закопаться?
Тут – клянусь, что так и было! – хвост кошки шевельнулся, она повернула голову, взглянув на нас с Марком, и серебряные глаза ее сверкнули красным. «Мясо! – произнес в моей голове тягучий голос. – Сладкое!»
Не надо спрашивать меня, на каком языке она говорила, потому что и по сей день это мне неизвестно. Отшвырнув в сторону остолбеневшего норвейца, я прыгнула вперед. Одновременно снять защиту, выдернуть из пространственного кармана амулет полного подчинения, набросить его ремешок на шею оживающей статуи и вновь наложить щиты… Все это нужно было сделать в мгновение ока, потому что я буквально кожей почувствовала, как оживают бронзовые мышцы, как дергается нервно кончик хвоста и как терзает это великолепное тело изнутри лютый, неутолимый голод.
Кошка села, обернула хвостом лапы, словно обычная домашняя мурлыка, и посмотрела мне в глаза.
«Хозяйка!» – «Я буду звать тебя Бастет, – ответила я, понимая, что опять повесила себе на шею некую непонятную полуразумную сущность. – Тебя покормят мясом». – «Да, хозяйка! Выпусти меня из этой клетки, она больно кусается!» – «Выпущу, но запомни: никого из двуногих убивать нельзя, они будут тебя кормить, гладить и разговаривать с тобой». – «Никого из двуногих убивать нельзя, – согласилась она. – Четвероногих можно».
– Вот тьма, – пробормотала я. – Этот диалог можно продолжать бесконечно. Соренсен, скажите мне, кто из присутствующих хоть чуть-чуть владеет менталом?
– Ну, я владею… совсем немного только.
– Отлично!
«Я сейчас уйду, Бастет. Но я вернусь к тебе. Пока меня нет, ты должна слушаться вот этого двуногого, его имя Марк».
За руку подтащив беднягу Соренсена поближе к клетке, я сказала ему:
– Ты должен привязать к себе это существо.
– Кровью небось? – с мрачным юмором спросил он.
– Ну а чем же еще? Давай. – Я достала небольшой стилет. – От укола в палец еще никто не умирал!
– Хотелось бы мне знать: когда этот ножичек последний раз чистили и что им до этого резали? – пробормотал он, но послушно подставил ладонь.
Капля крови упала на управляющую часть амулета и зашипела, коснувшись янтарной пластины. Я всунула всю конструкцию в ручищу норвейца и сказала:
– А теперь попробуй с ней поговорить. Ее зовут Бастет.
Двое уставились в глаза друг другу, а я отошла в сторону и, не глядя, со стоном плюхнулась на какой-то камень. Магия магией, но такие прыжки в моем возрасте чреваты растяжениями и вывихами!
Только сейчас я поняла, что во дворе стоит оглушительная тишина и замершие вокруг сотрудники музея, набежавшие вдруг типы с камерами для магоснимков и непонятная публика молча пялятся на меня, Марка и кошку. Откуда-то вывернулся уже знакомый мне юный негодяй в оранжевой жилетке, подергал за рукав и спросил:
– Госпожа маг, а почему у кошки ошейник светится зеленым? А это вы с ней так разговаривали – внутри себя, да? Мыслями, да? А когда ее из клетки достанут, можно мне будет с ней поиграть?
Валери была задумчива, словно дева из средневековой баллады. Впрочем, это не помешало ей сосредоточиться и подробно доложить о сделанных за день открытиях. Кое-что уже было мне известно, но второй взгляд на проблему никогда бывает лишним.
– Тетка – мегера, и все в поместье работают только по ее приказу. Правда, как сказала мне прачка, продержавшаяся здесь больше десяти лет…
– Как ей это удалось? – не удержалась я от вопроса.
– А она единственная, кто умеет отбеливать старинные кружева, до которых Агата большая охотница. Так вот, прачка сообщила, что пару месяцев назад эта милая тетушка как с цепи сорвалась. И если раньше к племяннице она была равнодушна, то теперь беднягу совершенно затерроризировала, да еще и мамашу ее, особым умом не отличающуюся, настропалила. Единственный человек, которому Агата доверяет, – ее личная служанка Клодин, – рассказывала Валери, раскрыв свой блокнот с пометками. – Служанка ее причесывает и одевает, относит ей завтрак, а перед этим следит за его приготовлением…