– Думаешь, расспрашивать старшую статс-даму бессмысленно?
– Абсолютно. Я уже попробовал.
– Таким образом, история упирается в госсовет, – протянула я. – А к его членам на кривой козе так просто не подъедешь. Ладно, подождем финансовых уточнений.
– Кое-что я могу тебе сказать, – понизив голос, сообщил орк. – Из двадцати членов Совета внучки-правнучки-племянницы и прочие родственницы нужного возраста и кондиции есть у восьми. Вот на них я бы и сосредоточился.
– Может быть, дело затеяно не ради родственницы, а, например, для соседа – за хорошую плату, – возразила я. – Но это-то мы узнаем… Ладно, будут новости – сигналь. Я попробую поискать Форарльберга по своим каналам, но, сам понимаешь, предсказывать результаты не возьмусь.
– Понимаю…
Почему мне в голову пришел Старый рынок, даже и не знаю. Хотя, поразмыслив, я поняла, что это напрашивалось само. Еще при правлении Луи X, отца нынешнего короля, Лютеция постепенно стала одной из самых безопасных столиц в Союзе королевств. В центре находился королевский дворец, окруженный огромным парком, большая часть которого была доступна для горожан. Кольцом вокруг дворца располагался Белый город с особняками знати, зданиями министерств и разных организаций. Оставшаяся часть Лютеции делилась на пять районов: Зеленый – торговый, с лавками, магазинами и жившими при них купцами; Красный, где квартировали офицеры и находились казармы для солдат; Синий – с мастерскими, резиденциями гильдий и домами рабочих; Фиолетовый на левом берегу Сены, здесь были университет и коллеж Сорбонны, жили студенты и преподаватели. И мой дом тоже был в этой части города. Последним районом был Желтый, и вот он-то и создавал проблемы.
Когда-то, еще при правлении последнего короля из династии Каролингов Хильдерика III, на этом месте было «Кладбище невинных» – большой овраг, куда сваливали тела казненных по соседству – на Гревской площади. После смерти Хильдерика сменивший его Гримоальд Старый повелел очистить Лютецию. Площадь была переименована в Бо-Бур («красивый город» на галльском), а овраг засыпали, построив на этом месте храм Милостивой Ниалы и крытый рынок с тремя подземными этажами. Какое-то время он носил имя Бобур, но после реконструкции в каждом из районов была отведена площадь для торговли, и рынок стали называть Старым.
Честно говоря, я не рискнула побывать на самом нижнем этаже, где располагаются склады, помещения для разделки туш, ледники для рыбы и прочее. Даже сейчас, когда галльская столица могла похвастаться самым низким уровнем преступности в Союзе королевств, одна я бы туда не сунулась.
Так что если исчезновение Форарльберга имеет криминальные корни, то раскапывать нужно именно здесь.
Нагружать госпожу Шарро вторым поручением было неуместно, да и не уверена я, что в районе Старого рынка Мари столь же могущественна, сколь на левом берегу. А кто же у меня есть в Желтом районе? Похоже, что никого… Может, у стражников спросить? Ох, как неохота!
Придя домой, я раскрыла на столе в кабинете объемную карту Лютеции и выделила интересующий меня район, максимально его приблизив. Долго рассматривала улицы, здания, вывески, пытаясь найти что-нибудь, к чему можно было бы привязаться. Глаза устали, и я уже собралась бросить это дело и идти на поклон к главе городской стражи, когда взгляд мой за что-то зацепился. Неяркая вывеска, витрина с мутноватым стеклом, а за ним две вазы из майолики, какие-то книги, бронзовые фигурки… Вывеска расплывалась, я прошептала заклинание «Poica Neitha» (очистить лишнее) и наконец смогла прочесть: «Лавка времени. Антиквариат».
– Вот как! – Я радостно потерла руки. – «Лавка времени», мой дорогой Жан-Пьер Бонне! Надеюсь, ты меня помнишь и проявишь огромное желание мне помочь!
Ну что же, план на завтрашний день нарисовался, и проведу я его весьма активно: к полудню – в Желтый район, к пяти – в таверну «Старый гоблин», к восьми – в Люнденвик на встречу с Джеком.
Глава 9
Утро я начала с того, что открыла в компьютере папку со старыми записями и нашла дело, познакомившее меня с Жан-Пьером Бонне, хозяином «Лавки времени». Вернее, хозяином-то числился его брат Люсьен, но тот делил свое время между диваном и игорным залом, и в «Лавке» за все время существования был, кажется, дважды.
Тридцать лет назад Жан-Пьер был совсем молод, двадцати пяти ему еще не было, по-моему. Магических способностей ему не досталось, но был дар, довольно интересный, – он умел датировать предметы, прикасаясь к ним. Только лишь датировка, без истории, имени изготовителя и прочих важных подробностей. Но ведь и это уже немало! И молодой человек стал пробиваться в среду торговцев антиквариатом и редкостями.
Как раз в этот момент мне в руки попало дело о контрабанде артефактов эльфийского изготовления.
Чем, вообще говоря, отличается амулет от артефакта? В принципе, и то и другое – предмет, изготовленный руками разумных путем соединения различных материалов и закачивания в него магической энергии. Но артефакт работает годами и десятилетиями без дополнительного вмешательства мага, чаще всего их создают с возможностью самоподзарядки. Амулеты же обычно одноразовые или с коротким сроком действия. Ну, например, музыкальные кристаллы работают до двадцати четырех часов чистого времени, после чего их нужно подзаряжать.
Так вот, приятели Жан-Пьера занимались незаконной перепродажей древних эльфийских артефактов, были взяты с поличным и отправлены кто на рудники, кто в магические мастерские на зарядку амулетов. Двое главарей, довольно сильные маги, заняли причитающиеся им одиночки в специальной тюрьме, где стены камер отделывались тонким слоем орихалка. Если кто не знает, орихалк – это камень, полностью перекрывающий магическое поле.
Жан-Пьер под большую раздачу не попал. Просто не успел ввязаться во что-то серьезное, поэтому остался на развалинах контрабандной империи, держа в руках связи и знакомства и научившись использовать свой дар.
В сети я нашла о нем два упоминания. Всего два! Это при том, что о какой-нибудь Камилле Штакеншнейдер, не примечательной ничем, кроме выдающейся глупости и очень больших денег, пишут по два-три материала в день. И это обстоятельство подтверждало мою мысль: Бонне подгреб под себя обломки и построил из них свою…. Ну, может, и не империю, но княжество.
Зато в одной из статеек я нашла портрет интересующего меня почтенного антиквара. Ладно, не портрет, карандашный набросок, но талантливо исполненный. С рисунка смотрел на меня красавец с седыми висками, прекрасно одетый, с легкой благожелательной улыбкой взирающий на мир, лежащий у его ног. Вот, значит, как ты выглядишь теперь?
Ну что же, тем интереснее будет поговорить с Жан-Пьером Бонне, управляющим антикварным магазином «Лавка времени».
Колокольчик звякнул, дверь мягко захлопнулась за моей спиной, и глазам предстал удивительный мир антиквариата. Чиньские вазы соседствовали здесь с живописными полотнами, часы, дважды в сутки показывающие точное время, – с бронзовыми статуэтками, а изогнутые сабли и длинные хищные стилеты – с фигурками из нефрита или яшмы. Рядом с обитым потертым бархатом креслом можно было увидеть высокий и узкий шкаф, где за запыленными стеклами мягко мерцали фарфоровые чашки и серебряные сахарницы, темнели оловянные кубки и красные сургучные печати на свитках.
Впрочем, если хорошенько присмотреться, можно было понять, что истинных сокровищ здесь, в торговом зале, никто не держит: все ценное хранится в дальней комнате и допускают туда далеко не всякого.
Молоденькая блондинка в узких брюках и блузке с глубоким вырезом бросила на меня взгляд поверх лысины покупателя, склонившегося над альбомом открыток, и бегло улыбнулась. Видимо, она коснулась амулета вызова, потому что не прошло и минуты, как из неприметной двери в глубине зала выплыла вальяжная мужская фигура в старомодном сюртуке. Нет, не Жан-Пьер, но лицо явно знакомое. Я сосредоточилась на приметах: лет на вид около шестидесяти, выше среднего роста, фигура равномерно полная, голова большая, склоняет к левому плечу. Череп грушевидный, волосы темные, с проседью, коротко стриженные, высокие залысины. Лицо трапециевидное, с хорошими такими брылями, сущий бульдог… Кожа лица желтоватая, с красными прожилками на скулах и крыльях носа. Глаза узкие, цвет неразличим, наружные уголки приподняты. Нос маленький… ну то есть вообще почти незаметный. Рот горизонтальный, губы узкие и бледные, будто их и вовсе нет. Уши… Тут субъект повернулся так, что я увидела его правое ухо и чуть не засмеялась вслух. Вот теперь можно обойтись без составления словесного портрета – ухо, по форме напоминающее кочан цветной капусты, могло принадлежать лишь одному персонажу. Гийом Труакар по прозвищу Кочанчик когда-то был довольно умелым взломщиком сейфов, даже и магические замки открывал благодаря небольшому таланту в магии воздуха. Но однажды залез не в тот дом и был проклят духом, охранявшим хозяина. С тех пор у Кочанчика так тряслись руки, что даже замок собственной квартиры он открывал с трудом. Интересно, с чего бы это Бонне взял к себе работать вечного неудачника?
– Господин Труакар! – позвала я громко, а когда он повернулся, ища окликнувшего, добавила совсем тихо, сопроводив слова заклинанием направленного звука: – Кочанчик!
Бывший взломщик подпрыгнул на месте (я не шучу, именно подпрыгнул) и увидел меня; взгляд его метнулся по магазину в поисках выхода, но подходы к двери были неплохо блокированы мебелью, прилавком, лысым покупателем и мною. Труакар вздохнул и подошел поближе.
– Госпожа Редфилд! – сказал он с тихой укоризной. – Ну зачем же вы так-то, во всеуслышание! Вон Мари, девушка невинная, только боги знают, что подумает.
– Не волнуйся, Кочанчик, твоя репутация останется белоснежной, особенно если ты сейчас проводишь меня к своему хозяину и испаришься.
– К хозяину? А… его нет!
– Не ври! Лгать вообще грешно, а лгать следователю магбезопасности еще и вредно. Веди, даю слово, что у меня к господину Бонне всего лишь деловое предложение!