Жан-Пьер сидел за письменным столом и трудолюбиво что-то подсчитывал, внося результаты в компьютер. Он поднял глаза на вошедшего Кочанчика и спросил:
– Ну, что там такое?
Но тут я отодвинула отставного медвежатника и шагнула вперед. По шороху за спиной поняла, что провожатый и в самом деле испарился, и вежливо поздоровалась:
– Доброго вам дня, господин Бонне! Как дела, как здоровье?
– Госпожа Редфилд, вот нечаянная радость! Прошу вас, присаживайтесь! Кофе? Или, помнится, вы любили аквавиту с островов, не желаете?
– Спасибо, господин Бонне. Кофе будет достаточно.
Антиквар не стал вызывать кого-нибудь и требовать подать кофе. Он прищелкнул пальцами, и на его столе загорелась спиртовка под устройством, в котором я опознала небольшую, на пару чашек, кофеварку эспрессо. Спиртовка горела под нижней емкостью, а верхняя была закреплена в качелях так, чтобы при наклоне кофеварки жидкость из носика полилась в чашку.
– Отличная вещь! – оценила я. – Когда работаешь, самое то, чтобы не отвлекаться.
– Желаете такую же? – Взгляд его стал острым. – Кажется, был где-то еще экземплярчик.
– Благодарю вас, я подумаю. – Я попробовала кофе. – Превосходный сорт, это «Марагоджип»?
– О нет, это «Эль Сальвадор Халатенанго»! Чувствуете цветочный аромат и привкус миндаля и какао?
Откровенно говоря, ничего этого я не чувствовала, а слова «привкус миндаля» вообще наводили на мысль о цианиде. Но кофе был совсем неплох, и ответить пришлось неопределенным мычанием. Наконец я отставила чашку и сказала:
– Итак, господин Бонне, вы даже не задаете мне вопроса, зачем я здесь?
Мой визави пожал плечами.
– Мы с вами давно знакомы, госпожа Редфилд. Признаюсь, я всегда старался работать так, чтобы моя деятельность не вызывала у вас вопросов, поэтому уверен, что вы пришли по важному делу. Для вас важному, – подчеркнул он. – Со своей стороны я готов помочь вам, чем смогу…
«Если это не затронет деловых интересов», – дополнила я мысленно. Впрочем, ничего другого от Бонне и не ожидала.
– Хорошо. – Я кивнула. – Думаю, мы друг друга понимаем. Итак, позавчера вечером между девятью и одиннадцатью часами один важный для меня господин вышел из своей спальни и исчез где-то в Лютеции. Я предполагаю, что это могло произойти скорее в Желтом районе, чем где-то еще. У меня к вам просьба: узнайте по своим каналам, не было ли о чем-то таком слышно.
Протянув собеседнику магокопию портрета разыскиваемого, я откинулась на спинку кресла.
Тихо хмыкнув, тот взял портрет и всмотрелся. Судя по тому, как сузились его глаза и дернулись губы, королевского секретаря Жан-Пьер узнал. Впрочем, никакого секрета в его существовании не было, время от времени на газетных и журнальных иллюстрациях он стоял за спиной его величества. Да и внешность у Форарльберга была примечательная: очень высокий, очень худой, с лицом узким, словно лезвие секиры, длинным носом и бледно-голубыми, будто выцветшими глазами.
– Имя пропавшего и место, откуда он ушел, вы мне, конечно, сообщить не можете? Ну да, я так и думал. На данный момент, как вы понимаете, никакой информации у меня нет. Но я узнаю. Как вам сообщить, если что-то будет?
– Магопочтой сможете? Вот и прекрасно. И… – Я помедлила, но решилась все же договорить: – И работодатель этого человека о нем волнуется. – Господин Бонне лишь прикрыл глаза, и я продолжила: – Второй вопрос совсем пустяковый. Возможно, пару месяцев назад кто-то искал исполнителей для грязной работы в провинции, в пяти или шести разных местах по всей Галлии. Если исполнители найдутся живыми, мне бы хотелось их расспросить о личности заказчика.
Попрощавшись, я вышла. В торговом зале лысого покупателя сменила парочка – веселая блондинка с немолодым представительным мужчиной, и продавщица вместе с Кочанчиком что-то им оживленно предлагали. Жизнь продолжалась.
К списку встреч я решила добавить своего непосредственного начальника и открыла портал в офис Службы магбезопасности.
– Шеф вернулся? – спросила у дежурного при входе, молодцеватого сержанта.
– Так точно, госпожа коммандер, – козырнул он. – У себя.
Взлетев по лестнице на верхний этаж, я кивнула секретарше и без стука вошла в кабинет. Равашаль с деловым видом что-то разглядывал через ювелирную лупу. Когда я вошла, он сдвинул окуляр на лоб и спросил:
– Хочешь взглянуть, что мы нашли в багаже у твоего усохшего покойника?
– У Кальста, что ли? Ну и что же?
– А вот посмотри! – Он выудил из ящика стола второй окуляр и протянул мне.
Я затянула ремешок и сдвинула линзу на глаз. Склонившись к предмету, который изучал Равашаль, я поняла, что это пластина из желтого металла, на которую нанесены черные полоски. Или точки? Подкрутив лупу, увидела, что точки – это крохотные руны, причем данный рунический алфавит я видела впервые, о чем и сообщила.
– Руны Беагнота, как мне сказали высоколобые старцы из твоей академии, – ответил он. – Они обещали сегодня к вечеру прочитать текст.
– Ладно. – Я содрала со лба лупу. – А отчего ты так запал на эту штучку?
– А ты не хочешь посмотреть на нее магически?
Включив особое зрение, я взглянула на пластину и присвистнула: густым облаком над ней висела чернота. Тьма. Совершенная в своем роде Тьма, не приемлющая ни луча света даже для того, чтобы подтвердить свое существование.
– Проклятие? А не многовато на одного мелкого жулика? И амулет, выкачивающий всю энергию, и такая темная штучка?
– Вот и я думаю: не много ли? – непонятно ответил Равашаль. – Будет текст, попробуем понять, кто же положил этот подарочек Кальсту под подушку.
В «Старом гоблине» было тихо. Пять вечера – обедать уже поздно, для вечернего разгула рано, в это время сюда идут, только ежели душа горит и нужно срочно залить пожар. Ну или, как я, по делу.
Госпожа Шарро кивнула, показывая, что меня она видит, и продолжила беседу с неприметным мужчиной в плаще. Одному Симарглу известно, был это поставщик зелени, виноторговец или наемный убийца. Ее дело. Вообще говоря, судя по тому, как я забыла его лицо, едва отвернувшись, скорее последнее. Все же виноторговцы предпочитают, чтобы их помнили.
Наконец некто в плаще коротко поклонился и ушел. Мари отдала какое-то распоряжение бармену и подошла ко мне.
– Добрый день, госпожа Редфилд.
– Добрый, госпожа Шарро.
– Вина? Сегодня привезли бочонок белого с луарских виноградников Бертье, еще даже не открывали. Трехлетнее. Попробуете?
Вот тьма, лотерея, конечно… С другой стороны, Бертье – это один из моих любимейших регионов, я же не прощу себе, если не выпью бокальчик.
– Попробую, – твердо сказала я. – Составите мне компанию?
Бочонок – небольшой, всего пятидесятилитровый, так называемый баррик, – водрузили на один из столов, и Мари решительно вогнала штопор в пробку. На ее место поставили краник, и первый бокал с поклоном поднесли мне. Я понюхала вино, слегка взболтала бокал и понюхала снова, потом осторожно пригубила.
– Отлично! – сказала, кивнул хозяйке. – Тона малины и персика и для загадочности легкие сливочные нотки. Просто отлично, бутылка из лучшего погреба вполне могла бы оказаться не так хороша.
Госпожа Шарро слегка улыбнулась, налила бокал для себя и легким жестом отослала официантов.
– Будьте здоровы! – Она отсалютовала мне бокалом. – Ну что же, госпожа Редфилд, узнала я кое-что. Был такой заказ в начале мая. К Братцу Тедди обратился посредник и попросил троих-четверых ребят покрепче и без особых мозгов для работы на пару месяцев. Работа оговаривалась несложная, преимущественно надо было напакостить то тут, то там, вроде как дохлую мышь в суп кинуть. Тедди нашел четверых, представил, получил свою долю и… все. Ребят он больше не видел, ну так, может, и работа не закончена?
– А повидать его можно?
– Не станет он с вами разговаривать, – покачала головой госпожа Шарро. – Но я про посредника у него спросила, толком-то Братец ничего не сказал, но потом все же поделился: плащ на том типе распахнулся, а под плащом был не свитер или там сюртук, был там придворный камзол с вензелем на лацкане.
– А цвет какой? И что за вензель? – жадно спросила я.
– Не сказал он про вензель, не запомнил. А цвет… темно-красный камзол с серыми обшлагами и лацканами.
– Вот как… – Я задумалась. – А вензель какого размера был? И золотой или из белого металла?
– Вроде как золотой. – Госпожа Шарро задумалась. – А вот насчет размера ничего Тедди не сказал. Только он в сумерках слеп как крот, ежели разглядел, что это вензель, а не брошка в виде цветка, значит, как минимум с пол-ладони та закорючка была.
Похоже, не камзол это был, а ливрея. Вензель с пол-ладони размером – это один из старших слуг, камер-лакей или помощник дворецкого. Темно-красный и серебро – это дом Шенно, который вроде бы среди участников нашей гонки замечен не был, там в последние сто лет рождаются только мальчики. Красный и серый – де Немур. Вроде бы все сходится, но среди Немуров дураков раньше не наблюдалось. Отправить к криминальному посреднику своего слугу в ливрее, еле прикрыв ее плащом, это надо быть клиническим идиотом. Сдери с лакея ливрею, засунь его в джинсы и футболку, и никто никогда не отличит его от тысяч других молодых бездельников, так зачем афишировать цвета своего дома и монограмму?
Значит, что? Значит, Немура подставляют? Или это хитрый противоход?
И могу ли я так уж безоглядно верить Мари Шарро?
Вот Джеку я доверяю. Безоговорочно.
Вообще, может возникнуть вопрос: с какой стати высокопоставленный чиновник бритвальдского казначейства помогает в расследовании преступлений, возможно совершенных в другом государстве? Пару лет назад нас познакомил поиск одной темной магички, совершившей немало такого, за что лет шестьсот назад ее сожгли бы на костре. Тогда в процессе расследования именно Вальдрун вытащил на свет финансовые секреты нашей фигурантки, что в конечном итоге и помогло ее остановить.