— Воистину шок и трепет! А знаешь, что я велела охранникам выкрикнуть перед тем, как эффектно появилась?
— Ой, я чуть не описался со смеху. Это же слова сингапурской детской песенки?
— Ха-ха-ха! Помнишь, как твоя мамуля заставила тебя исполнить ее для меня, когда ты пришел домой из школы. Ты так гордился тем, что спел по-малайски. А как я ловко ввернула первую леди, оценил?
— О да! Очень к месту, тетя Зара!
— Вообще-то, я никогда с ней не встречалась.
— Вы заслуживаете «Оскара», тетя Зара. Я ваш должник.
— Просто пришли мне банку тех ананасовых тартов, которые печет твоя кухарка, и мы в расчете.
— Тетя Зара, не банку, а ящик!
— Ой нет, не надо! Аламак, я же на диете. Во время этого представления я так перенервничала, что съела слишком много сладких рисовых шариков, теперь придется заставить себя пойти в бальный зал на занятие по зумбе вместе с внучкой.
*
Онде-онде — традиционный десерт, рисовые шарики зеленого цвета, наполненные жидким пальмовым сахаром и покрытые тертым кокосовым орехом.
Пэн Лиюань — супруга председателя КНР Си Цзиньпина, исполнительница народных песен.
Агонг (Ян ди-Пертуан Агонг) — выборный монарх Малайзии. В девяти малайских штатах есть свои наследственные правители и королевские семьи, и Агонг избирается из числа этих правителей каждые пять лет.
Онде-онде — традиционный десерт, рисовые шарики зеленого цвета, наполненные жидким пальмовым сахаром и покрытые тертым кокосовым орехом.
Пэн Лиюань — супруга председателя КНР Си Цзиньпина, исполнительница народных песен.
Агонг (Ян ди-Пертуан Агонг) — выборный монарх Малайзии. В девяти малайских штатах есть свои наследственные правители и королевские семьи, и Агонг избирается из числа этих правителей каждые пять лет.
14
Водохранилище Макритчи, Сингапур
Они долго-долго шагали по жаре, отбиваясь от комаров, и Карлтон, поднимаясь на очередной крутой склон, размышлял, каким местом он думал, когда предложил этот план Шехеразаде. Рубашка промокла от пота, и он понимал, что даже изрядное количество одеколона «Серж Лютан» не могло замаскировать неприятный запах. Карлтон обернулся, чтобы проверить, как там Шехеразада, и увидел, что девушка присела на корточки и что-то разглядывает на земле. Трое телохранителей в спортивных костюмах наблюдали за ними, стоя на почтительном расстоянии.
— Смотри! Это варан!
— Крупный парень, — сказал Карлтон, глядя на трехфутовую рептилию, отдыхавшую под кустами.
— Думаю, это девочка, — поправила его Шехеразада. — У нас был довольно большой зверинец, когда я была маленькой. Я больше всего любила рептилий.
— Это было в Суррее?
— Вообще-то, на Бали. Моя семья жила там примерно три года. Я тогда была дикаркой, шныряла босая по всему острову.
— Вот почему ты даже не потеешь, — сказал Карлтон, изо всех сил стараясь не пялиться на ее божественную фигурку, которую подчеркивали легинсы с сетчатыми вставками и эластичный спортивный топ.
— Да, это забавно. Я вообще не потею. Никогда. Я слышала, что королева Елизавета тоже не потеет.
— Тогда ты в хорошей компании, — заметил Карлтон, когда они наконец добрались до двухсотпятидесятиметрового подвесного моста, который соединял Букит-Пирс и Букит-Каланг, две самые высокие точки заповедника.
Когда они шли по узкому мосту, конструкция закачалась под ногами, и внезапно им показалось, будто они парят над деревьями. Молодые люди добрались до середины моста и некоторое время стояли в тишине, любуясь замечательным видом. Тропический лес простирался вокруг, на сколько хватало глаз, и ветер доносил эхо хрипловатых птичьих криков.
— Невероятно! Спасибо, что привел меня сюда! — сказала Шехеразада.
— Не похоже на Сингапур, да?
— Да. Впервые за долгое время я оказалась в том месте, которое напоминает мне о детстве. Какое утешение — видеть, что дикая природа все еще существует… — Шехеразада уставилась на спокойное водохранилище чуть поодаль. Вода блестела в лучах заходящего солнца.
— Остров так сильно изменился? Я начал приезжать сюда только пять лет назад.
— Карлтон, ты даже не представляешь, сколько изменений произошло. Каждый раз, когда я возвращаюсь, я едва узнаю его. Былая атмосфера мало где сохранилась.
— Наверное, поэтому тебе нравится жить в Париже?
— Отчасти. Париж великолепен, потому что каждая улица, по которой ты идешь, похожа на разворачивающийся перед тобой роман. Я действительно люблю Париж, там все вокруг дышит историей, однако это не моя история. Понимаешь, о чем я?
— Конечно. Мой родной город — Шанхай, но там я перестал чувствовать себя дома. Когда я приезжаю туда, мне кажется, что прошлое неотвратимо преследует меня. Все о тебе всё знают и помнят — и историю твоей семьи, и твои ошибки. — Карлтон на миг помрачнел, а потом снова обратился к девушке: — Но ты ведь не про это.
— Не совсем. Париж как бы нейтральная территория, это не Сингапур и не Англия. Знаешь, хоть я и родилась в Сингапуре, и прожила тут до десяти лет, но всегда чувствовала себя здесь чужой. Может, из-за внешнего вида. Я была очень светленькой, так что окружающие считали меня иностранкой. Мама тоже внесла свою лепту, воспитывая меня как англичанку. Если не считать китайских кузенов, мы общались исключительно с британцами. Я не виню ее. Мама очень скучала по родине и сначала была в шоке от семьи отца. Таким образом, мы вращались в закрытом кругу экспатов, и первые десять лет жизни я считала себя англичанкой до мозга костей.
Карлтон понимающе улыбнулся:
— А потом испытала потрясение, когда приехала в Англию, да?
— Ага. Когда мы наконец перебрались в Суррей, я поняла, что англичане-то меня своей не считают. Для них я экзотическая штучка, полукровка. Вот такая непруха на обоих фронтах. Я не была толком ни сингапуркой, ни англичанкой.
Карлтон кивнул в знак согласия:
— Бо́льшую часть своей жизни я провел в Англии, и теперь я не могу общаться с китайцами дома. В Шанхае меня считают слишком прозападным. Здесь, в Сингапуре, ставят клеймо нецивилизованного материкового китайца. Но в Лондоне я ощущаю, что могу быть самим собой, и никто не судит о каждом моем шаге. Я думаю, с Парижем у тебя то же самое. Ты чувствуешь себя свободной.
— Именно! — Шехеразада улыбнулась, одарив Карлтона такой очаровательной улыбкой, что ему пришлось отвернуться.
С другого конца на мост вошла группа мужчин, и, когда они подошли ближе, Шехеразада заметила, что все эти люди с виду итальянцы и безупречно одеты в белые куртки и галстуки-бабочки.
— Похоже, к нам присоединились статисты из фильма Феллини, — пошутила она.
— Да, из «Сладкой жизни». И как раз вовремя, — сказал Карлтон.
Мужчины начали прямо перед ними сооружать бар, расставляя коллекцию спиртных напитков, принадлежностей для коктейлей и бокалы.
— Это ты все организовал? — Глаза Шехеразады расширились от удивления.
— Ну, не мог же я потащить тебя на утомительную прогулку на закате и при этом не угостить вечерним коктейлем.
Тут его помощники вытащили бас, саксофон и небольшую барабанную установку и заиграли мелодию Майлза Дэвиса.
— Могу ли я предложить вам коктейль «Негрони», синьорина? — Бармен протянул Шехеразаде высокий бокал со смесью кампари, джина и вермута с кубиками льда и украшением из завитка кожуры апельсина.
— Grazie mille, — промурлыкала Шехеразада. — Большое спасибо.
— Salute! — воскликнул Карлтон, чокаясь своим бокалом с «Негрони». — Твое здоровье!
— Как ты догадался, что это мой любимый напиток? — спросила Шехеразада, потягивая коктейль.
— Ну… я внимательно изучил кое-чей «Инстаграм».
— Но у меня закрытый аккаунт.
— Э-э-э… я зашел через «Инстаграм» Ника, — признался Карлтон.
Шехеразада засмеялась, совершенно очарованная. Карлтон посмотрел ей в глаза, а затем оглянулся через плечо на охранников, слоняющихся у края моста.
— Это будет ужасно, если я тебя поцелую? Твои охранники не собьют меня с ног через две секунды?
— Будет ужасно, если ты меня НЕ поцелуешь, — сказала Шехеразада и сама поцеловала его.
После долгого поцелуя они стояли, обнявшись, в центре моста, наблюдая, как заходящее солнце мерцает над верхушками деревьев, расплескивая янтарное сияние над горизонтом.
Около половины восьмого Карлтон привез Шехеразаду к ее дому. Он не хотел прощаться и надеялся пригласить ее на ужин и провести вместе весь вечер. Но чувство приличия взяло верх. Пусть девушка сама решит, с какой скоростью дальше будут развиваться их отношения. Шехеразада улыбнулась, было очевидно, что она тоже не хочет, чтобы свидание заканчивалось.
— Почему бы тебе не зайти? Родители обычно в это время наслаждаются коктейлями.
— Ты уверена? Я не хотел бы врываться без спроса.
— Все нормально. Они были бы рады с тобой познакомиться. Им очень любопытно.
— Ну, если тебе не кажется, что я выгляжу не слишком презентабельно в перепачканной спортивной одежде…
— Ты отлично выглядишь. Очень непринужденно.
Карлтон вручил ключи от винтажной «тойоты-лендкрузер» 1975 года охраннику на подъездной дорожке, и они прошли через элегантный холл стеклянной башни. Для семьи, которая, вероятно, контролировала большую часть ВВП страны, Шаны в Сингапуре жили весьма скромно. Альфред давно распродал все свои земельные владения на острове, но построил этот дом на Грейндж-роуд, где каждому из детей выделили по несколько этажей.
— Добрый вечер, мисс Шан, — хором поздоровались охранники за стойкой.
Один из них проводил их до лифтов и прошел внутрь, чтобы ввести код безопасности на клавиатуре. Шехеразада и Карлтон поднялись в пентхаус, и, когда двери открылись, Карлтон услышал голоса прямо у входа в холл. Они вышли в круглую, похожую на атриум гостиную, а затем Карлтон застыл как вкопанный. В середине комнаты, в переливающемся сиренево-синем коктейльном платье, стояла его бывшая девушка Колетт. Они не виделись и не общались почти два года, после того как выяснилось, что она ответственна за попытку отравления Рейчел.