— Фантаст?
— Человек, который интересуется будущим, как это принято у них, у фантастов, — мечтает и придумывает. Сочиняет для себя всякую белиберду, но мне хотелось бы узнать, что у него на уме.
— То есть, зачем он это пишет и чего добивается?
— Да.
— И каким представляет себе будущее?
— Не так. Мне хотелось, чтобы он представлял будущее так, как это нужно мне.
— Заплатите ему.
Почти олигарх хотел сказать, что есть веские основания считать, что деньги в этом случае не сработают. Фантаста можно заставить кукарекать, если заплатить достаточную сумму, но в голову к нему не залезешь. Проконтролировать, какой смысл он будет вкладывать в свое кукарекание, как оно скажется на читателях, все равно невозможно.
Но сдержался, поскольку не пришло еще время для болтовни с наемными работниками об ограниченности власти денег над мыслями литераторов. Очевидно, что это было явно избыточным и вредным знанием. Чем меньше народ догадывается о чем-то подобном, тем спокойнее будет будущее. Понятно было, что применение прибора Соловьева в данном случае выглядело предпочтительнее.
— Пропустите его через Куб. Может быть, мир лишится самобытного писателя, но зато сделает решительный шаг к совершенству. Кто его читал? Кто его сейчас читает? Кто вспомнит о сочинениях Шабанова через пару лет? Заметит ли кто-нибудь изменение, произошедшее в его мозгах? Сомневаюсь. Заодно проверим ваш прибор на практике.
Соловьеву решительность почти олигарха понравилась, ему и самому хотелось испробовать действие прибора на каком-нибудь писателе. Было очень интересно проследить, как под влиянием внешнего воздействия, у того, заранее заданным образом, меняется мировоззрение. Но Соловьев был человеком практическим, поэтому он решил, что надо помнить и о личных интересах. Изначальная нечеткость поставленной цели позволяла получить дополнительную информацию о почти олигархе и его представлениях о будущем.
«В конце концов, мне придется жить в придуманном им мире!» — ухмыльнулся Соловьев. — «Почему бы мне не узнать о его замыслах больше»?
От природы ехидный, он постарался придумать такие начальные условия для эксперимента, чтобы не только испытуемый помучился с заполнением информационного пространства между заданными фактами, но и Жеков, которому, скорее всего, хозяин поручит работу вразумить несчастного фантаста, вынужден будет покрутиться. Сумеет ли он сориентироваться, какие нравоучения придумает? Можно было не сомневаться, что Жеков будет выглядеть полнейшим идиотом. Соловьев приготовился поржать в свое удовольствие. Дело было полезное. Посмеяться над равным в иерархии стремящихся к власти — святое дело.
Соловьев подумал и решил, что было бы неплохо начать с обсуждения перспектив развития ювенальной юстиции. Он представил, как перепугается Жеков, когда услышит от Шабанова печальную историю про судьбу несчастных деток. Это была замечательная идея. Дети ведь — это и есть будущее. Вот когда замыслы почти олигарха откроются и станут понятнее. А его интересовали именно замыслы. Должны же были у почти олигарха быть замыслы!
Итак, Соловьев ввел начальные данные:
1. трое детей в семье бесперспективных наркоманов;
2. государственная политика по снижению интеллекта учащихся.
Соловьев ухмыльнулся — а что, пусть писатель-фантаст пофилософствует — и нажал ввод. Теперь ему оставалось подождать совсем немного, и можно было фиксировать возникновение причудливых представлений в сознании воспитуемого. Соловьеву даже понравилось, что объектом для опыта оказался именно литератор. Это значит, у него был самостоятельный опыт придумывания самых безумных ситуаций, что должно было способствовать успеху опыта.
По теории эффект должен был наступать через десять минут. Было бы забавно застать Жекова врасплох, но на кону стояло слишком много, и рисковать без нужды было глупо.
Соловьев позвонил Жекову и предупредил его о начале эксперимента.
— Что от меня требуется? — спросил Жеков, он тоже нервничал.
— Достаньте прибор.
— Ну.
— Горит ли зеленая лампочка?
— Горит.
— Это хорошо. Значит, все идет нормально.
Соловьев моментально успокоился. Прибор действовал, значит, излучение достигло подопечного, его сознание перестало подчиняться закону причинности, логическая составляющая мышления была подавленна, а творческая активно заработала, дополняя разорванную реальность выдуманными, но псевдоправдоподобными деталями. Ну а в том, что его теория воздействия на мозги людей верна, Соловьев никогда не сомневался.
Но прошли десять, а потом и двадцать минут, но на связь с черным Кубом Шабанов не вышел.
К немалому удивлению и расстройству Соловьева на Шабанова излучение не подействовало. Это был провал. Он с силой похлопал ладонями по своим раскрасневшимся щекам и повторил загрузку данных.
Но и на этот раз ничего не получилось.
Это была неудача. Пришлось доложить о провале почти олигарху. Тот воспринял новость на удивление спокойно.
— Ерунда. Быстро только кошки родятся, — сказал он бесстрастно. — Работайте, старайтесь. А вам, Перекатов, придется встретиться с Шабановым. Меня интересует рукопись его повести. «Мужчины в поисках Луны», так она называется. Достаньте мне ее.
Перекатов был доволен, он был не прочь пообщаться с Шабановым и без приказа почти олигарха. Он не одобрял механистический подход Соловьева к конструированию будущего, но ему было очень интересно посмотреть, как выглядит фантаст, лишившийся логического взгляда на мир. А еще ему понравился новый подход почти олигарха к проблеме контроля над будущим. Он был полностью согласен с тем, что жесткий контроль над чувственными впечатлениями важен для устройства нового мирового порядка. Хорошо ведь известно, что некоторые писатели с детства наделены способностью смешивать личные чувства с устоявшимися в социуме настроениями. Именно с фантастов и следовало начинать.
Путь до жилища Шабанова занимал никак не больше десяти минут — два квартала, поэтому Перекатов решил проделать его пешком. Тем более, что ему надо было еще кое-что обдумать. Обещанный дождь так и не пролился, да и облаков, способных исполнить мрачное предсказание метеослужбы, не наблюдалось. На небе сияло ласковое Солнце, неуклонно совершающее свое плавное движение сквозь фактурные облака. Перекатов почему-то вспомнил, что фотографы называют подобное живописное небо именно так — фактурным. Известно, что на подобном фоне любая развалюха становится похожей на дворец. Тоже своего рода продажа представления. Если подумать, то становится ясно, что производством представлений люди занимались и прежде. Не хватало только человека, который бы поставил это дело на промышленную основу. Тут надо отдать должное хозяину. Правильно сказал Соловьев: «Зачем нам манипуляции, пора говорить о поточном производстве представлений! Давайте, организуем фабрику исполнения грез»!
А вот тут без фантастов не обойдешься. Когда хочешь получить что-нибудь качественное, следует обращаться к профессионалам, какими бы неприятными и тупыми они тебе не казались. Чужие представления, как правило, всегда кажутся тупыми. Разве не так?
Перекатов чуть заметно поморщился. Ему предстояло найти нужные слова и расположить к себе настоящего живого фантаста. Мог ли он подумать о таком странном поручении еще год назад? Но что тут поделаешь, работа есть работа.
И вот показался дом Шабанова, Перекатов был готов к переговорам, осталось только выбрать стиль поведения: ласковый и приветливый или сугубо профессиональный, деловой. Но это надо было решать уже на месте.
Вдруг, совсем неожиданно, из ближайшей подворотни показалась группа странных людей в одинаковых белых медицинских халатах, на которых были криво нарисованы шариковой ручкой многочисленные черные кубики. Они направились прямо к Перекатову, умело отрезая ему пути отступления.
Впереди шел человек в традиционной маске Гая Фокса, неудачливого заговорщика и предателя. Он вплотную подошел к Перекатову и, когда тот попытался обойти его, грубо схватил за руку.
— Мы задержим вас всего на одну минуту. Для вашей же пользы.
— Что вам нужно?
Подошли его спутники. Масками они не разжились, поэтому Перекатову были видны их лица: торжественные и по-настоящему счастливые, словно бы они выполняли самое важное в жизни поручение. Один из них с гордостью нес на вытянутых руках старинный граммофон с большой ржавой трубой. Из трубы лилась грустная, заунывная мелодия. У второго на тонкой шее висел барабан почему-то кубической формы. Время от времени он ударял в него в такт музыке. Получалось красиво. Третий был вооружен пионерским горном. Еще один тащил объемную тяжелую сумку.
Нельзя сказать, что Перекатов испугался, но на всякий случай нащупал в кармане связку ключей, какое-никакое, а оружие, и стал ждать продолжения разговора.
Музыка неожиданно смолкла. Человек в маске тотчас достал из кармана мятую бумажку и с восторгом, более подходящим ребенку, зачитал крайне странный текст. Философские детали, вне всяких сомнений, содержащиеся в сообщении, Перекатов пропустил, дикция вещающего оставляла желать лучшего. Он понял лишь то, что в городе создано, наконец, Объединение любителей кубической формы. Люди добровольно объединились для того, чтобы навсегда победить любые проявления несправедливости и угнетения человека человеком, искоренить пристрастие к овалам и ш