Отныне комментарии (а куда денешься, работу надо было выполнять) он старался писать по возможности глупо, чтобы читатели могли сообразить, что сторонники ненаучных технологий их наглым образом обманывают, чтобы даже их промытых и обработанных мозгов было достаточно, чтобы разбираться в этом обмане. В этом он достиг совершенства. Даже стал подумывать о том, чтобы собрать их под одной обложкой и издать как сборник сатирических рассказов.
Городские легенды
Среди посетителей Куба больше всего было писателей. Бывших или продолжающих творить вопреки здравому смыслу. Контролер Наукоподобнов заинтересовался этим странным феноменом. Сначала он запоминал наиболее забавных посетителей просто так, для смеха, чтобы потом, при случае, порадовать своих друзей веселым рассказом про очередного чудака с фантазиями. Надо сказать, что истории временами ему приходилось выслушивать по-настоящему анекдотические, в самом лучшем смысле этого слова. Но со временем, когда он сообразил, что писатели едва ли не главные его клиенты, решил, что краткую информацию о подобных визитерах обязательно стоит записывать, для чего даже завел специальную тетрадь, на обложке которой крупными буквами вывел: «Совершенно секретно». Мало ли что пригодится в жизни.
Записывал он в тетрадь только самое важное: фамилию или псевдоним, дату посещения и общее представление писателей о том, что такое Куб и для чего он создан. Надо отметить, что по вопросу возникновения Куба единого мнения у писателей не обнаружилось, о черном Кубе и его предназначении они высказывали самые удивительные гипотезы, одно удовольствие было записывать, — вот что хочется вспоминать, когда речь заходит о настоящих творческих людях! Отдельно Наукоподобнов тщательно фиксировал просьбы, с которыми писатели обращались, и, самое главное, побудительные причины, заставившие их обратиться за помощью. Этот последний пункт был самым забавным. Собственно, ради него и стоило стараться. Иногда они просили самые странные вещи.
Только потом, когда материала набралось достаточно, выяснилась пикантная подробность: писатели, как члены особой социальной группы, за последнее время сильно изменились, можно даже сказать грубее: они мутировали. Если раньше они просили в первую очередь о том, чтобы их оставили в покое, не мешали творчеству, а потом уже денег, премий, тиражей и орденов, то в настоящее время ситуация изменилась кардинальным образом, теперь им нужен был руководитель, опытный куратор, способный обеспечить участие в престижных проектах. Тенденция, однако.
Последним из череды писателей, посетивших Куб, был Максим Мекин, известный прозаик. Наступил в его судьбе страшный момент: ему стало противно писать про людей. Он их и раньше не особенно-то любил, но теперь, когда в издательстве отвергли его новую книгу, необоснованно выросли тарифы ЖКХ, а на почте отказались вовремя отдавать посылки из продвинутых стран, его нелюбовь обрела доказательную базу. Поговорить об этом он и пришел в Куб.
Отряхнув колени, — это было хорошо придумано, что в Куб можно попасть только на карачках, — Мекин завел обычное нытье про полузабытую уже теорию о важной, непреходящей роли литературы в истории человечества. Примеры приводил экзотические, но забавные. Что-то про трепетную передачу традиций в еще не окрепшие руки молодежи, обучение живому языку и умение пользоваться эзоповым языком и обнаруживать подтекст. Некоторые из утверждений Мекина оказались столь оригинальными, что Наукоподобнов их записал с особым удовольствием.
А потом Мекин перешел к главной цели своего визита. Принимать посетителей в темноте — еще одна отличная придумка, — давно известно, что в темноте люди меньше стесняются, становятся разговорчивее и откровеннее. Тем более, когда разговор приходится вести с анонимным, но авторитетным собеседником. Вот Мекин, например, знал только то, что он разговаривает с Голосом из Куба. Про Наукоподобнова он никогда прежде не слышал, поэтому был готов к откровенному разговору.
— Случилось страшное. Недавно я написал критическую повесть. Ее напечатали. Даже гонорар заплатили.
— Поздравляю.
— Благодарю. Потом написал лояльный власти текст, и его отвергли.
— Ну и?
— Это форменное безобразие.
— Почему?
Наукоподобнов ждал продолжения. Сейчас обязательно должна была последовать какая-нибудь эксцентрическая фраза, которая решительно перевернет плавное течение беседы. Без таких штук писатели не могут существовать. Сколько их прошло через руки Наукоподобнова, и каждый обязательно старался блеснуть, якобы, присущим только ему умением озадачивать собеседника интеллектуальным вывертом. Так получилось и на этот раз. Мекин заговорил, и Наукоподобнову осталось лишь кивнуть, подтверждая тем самым свою прозорливость.
— Это оскорбительно и недальновидно.
— Почему?
— Учитывая важность литературы для утверждения господствующей в государстве идеологии, власть обязана контролировать и руководить литературным процессом. Что тут непонятного?
— Обоснуйте.
Этот Мекин умел быть забавным. Специально он это проделывал или по природе своей был наивным простаком, было неизвестно. Конечно, выяснить это совсем нетрудно, но Наукоподобнов каждый раз забывал о Мекине, стоило тому отползти из Куба на свободу.
— Поддержание душевного равновесия и укрепление нравственных основ поведения, — продолжал Мекин. — Вот что мы, писатели, предлагаем обществу. Но за это нам надо платить хорошие деньги, за нами следует наблюдать, нас требуется направлять.
— Интересная концепция.
— Спасибо. Но действительность совсем не похожа на теорию. За нами никто и не думает наблюдать, нас никто не наставляет. Нами не интересуются.
— Все правильно. Литература в привычном понимании умерла, а потому внимания более недостойна, — пояснил Наукоподобнов.
— Чушь! — возмутился Мекин. — Что ж, у нас начались трудные времена, но мы, конечно, справимся. Литература не умирает, это преувеличение.
— Не умирает, а именно умерла. Все уже произошло. Она похоронена соцсетями. Просто вы еще не заметили. Сейчас литература — это всего лишь безобидное хобби сравнительно немногочисленной группы поклонников. Гигант на наших глазах превратился в карлика.
— Что же нам делать?
— Вам разрешено будет спокойно творить, ставить свои мысленные эксперименты и по мере возможности служить высокому искусству — теперь это ваши дела. Денег много не будет, но и сильно мешать не станут.
— Вы не боитесь возникновения несанкционированных идей? Не желаете знать о них, контролировать и влиять?
— Новых идей в будущем не ожидается. Времена, когда писатели были властителями умов миллионов, прошли. Кстати, читать люди меньше не стали. Читать стали даже больше, просто читают совсем другие тексты. Книжные идеи больше не опасны. Время литературы и книг ушло, литературу никто специально не изводил и не убивал, ее умирание — процесс объективный.
— Вы говорите о массовой культуре. Но как же быть с необходимостью передавать сложную информацию? Инструкции пользователя, формулы?
— Да, здесь пока книга, конечно, вне конкуренции. Но если подумать — проблема ли это? Так ли уж необходимо нам передавать то, чего в мире с каждым днем становится все меньше? Совсем не за горами день, когда потребность в передаче любой сложной информации окончательно исчезнет. Достигается это с помощью соответствующей модернизации воспитания, образования, эффективного трудоустройства. Всем этим пришлось бы заниматься, не отвлекаясь на проблемы литературы. Подведем итог: ваше прошение о введении контроля отклоняется.
— Как-то это обидно.
— Что тут поделаешь. Жизнь крайне несправедлива, — поучительно добавил Наукоподобнов, чтобы окончательно лишить своего собеседника иллюзий.
Мекин не поверил Контролеру. С его стороны это был своего рода мятеж. Но отказаться от литературы было выше его сил, и он решил отыскать животрепещущую тему, художественное раскрытие которой позволило бы вдребезги разбить доводы Голоса из Куба, ему захотелось доказать непреходящую ценность литературы. Более того, Мекин вознамерился написать культовую книгу, которая должна была изменить мировоззрение целого поколения. На меньшее он был не согласен. Вот тогда они в своем Кубе поймут, как опрометчиво поступили, отказавшись контролировать и направлять литературный процесс.
Все равно им придется нами заниматься, успокаивал себя Мекин. Он чувствовал, что способен заставить хозяев Куба оценить возможности литературы в деле воспитания и правильного образования. Ему показалось, что не все еще проиграно, многое зависело от него лично.
Надо было постараться сделать все быстро, времени для раскачки не было. Вот он и занялся делом.
В одном он был полностью согласен с диагнозом Голоса из Куба: людей теперь интересовало совсем не то, что в годы его молодости. Но из этого вовсе не следовало, что их вообще больше ничего не интересует. Мекину пришла в голову блестящая идея: если ему удастся разобраться с современными городскими легендами, то и пространство для современной литературы расчистится само собой.
— Возбудим интерес! — приказал он себе. — Я смогу!
Сначала он принялся изучать специальные издания, рассчитанные на серьезного потребителя. Ему казалось, что городские легенды легче становятся мифами, если они основываются на каких-то реальных фактах. Пусть не на фактах, а на понятиях, имеющих какое-то отношение к реальности. Сочинители легенд могут не догадываться об истинном положении вещей. Этого от них и не требуется. Мекин предположил, что отчеты реальных аналитиков имеют гораздо больше шансов воздействовать на мозги читателей, чем откровенный и бессмысленный вымысел. Для этого д