— А если проще?
— Анекдот такой есть. Приходит утром муж пьяненький и весь в помаде. «Где ты был»? — спрашивает жена. «Есть, есть у меня хорошее объяснение». Он задумывается, но ничего разумного в голову не приходит. «Послушай, ты же умненькая у меня, придумай сама».
— Как это будет происходить на практике?
— У подопечного в голове будет слышаться голос, он будет искренне считать, что общается со своим хозяином, вышестоящей сущностью. У вашего доверенного человека в кармане будет приборчик, с помощью которого он легко сможет контролировать поведение воспитуемого, вести с ним разные душеспасительные беседы и направлять его интеллектуальные устремления в полезное для вас русло. Потому что любые приказы, слова, идеи и представления, исходящие из этого прибора, становятся для воспитуемого абсолютной истиной, он не способен оценивать их смысл разумно.
— Полезный прибор! — похвалил почти олигарх.
— А теперь перейдем к практике! — сказал Соловьев.
Секретаря-референта почти олигарха Жекова отослали в соседнее помещение и приказали думать о левитации.
— Почему о левитации? — недоумевал Жеков. — Нельзя было выбрать более реальную тему?
— Не надо нам реального. Нам, наоборот, нужно что-то экзотическое, — сказал Соловьев, закрывая дверь. — Вам следует расслабиться, постарайтесь быть естественным.
Жеков остался один. Огляделся. Помещение, в котором он оказался, нельзя было назвать комнатой, поскольку не было окон, правильнее было назвать это место кладовкой. Единственным источником света была тусклая лампочка под потолком. Собственно, и рассматривать было нечего. У одной из стен стояло кожаное кресло, на стенах висели фотографии какой-то восточной страны: высокие горы, красивые луга, пальмы и бамбуковые рощицы. И еще широкая грязная река. Жеков удобно устроился в кресле, его глаза стали непроизвольно закрываться. Он подумал о том, как было бы здорово сейчас подняться в воздух. Что там ни говори, но только способность самостоятельно, без помощи технических приспособлений, перемещаться в пространстве может дать человеку настоящую, ни с чем не сравнимую свободу, о которой стоит мечтать, за которую следует бороться, не щадя живота своего.
И он был готов к борьбе. Было бы здорово очутиться сейчас там, в этой прекрасной восточной стране, уж там обязательно отыскались бы люди, которые помогли бы ему овладеть тайнами свободного полета. Но как туда попасть?
Неожиданно он понял, что не один. Рядом был кто-то другой, кто знает о левитации, да и обо всем остальном на свете, больше, чем может знать о любом предмете самый осведомленный мудрец.
— Кто здесь? — спросил Жеков.
— А поздороваться? — произнес неизвестный голос.
— Здравствуйте.
— Ох уж эти мне люди! Не имеют представления даже о том, как правильно начать разговор, а туда же, подавай им левитацию. Сначала ходить научитесь, а потом уже пытайтесь летать.
— Вы поможете мне овладеть левитацией?
— Почему бы не помочь. Только это денег стоит. У вас, Жеков, есть деньги?
— Нет.
— Придется одолжить.
— Я возьму у Соловьева.
— Думаете, он вам даст?
— Да.
— Пусть так, — голос от души веселился. — Ваш вопрос решен положительно. Летите.
— Но я не умею.
— Встаньте с кресла, закройте глаза и с максимальной скоростью бегите вперед.
— Но там стенка.
— Будем летать или спорить по пустякам?
Жеков подчинился. Он ждал, что врежется в стенку, но обошлось. Открыв глаза, он с удивлением обнаружил, что летит над прекрасным лугом, над тем самым, что был на фотографии на стене. Его движения были неумелы, но он почему-то знал, что полет ему в будущем повторить не удастся. Никогда, ни за какие деньги, поэтому он больше внимание обращал на свои фантастические ощущения, чем на технику полета.
Еще, еще, еще, ему не хотелось, чтобы полет прервался. Но голос раздался снова:
— Оплаченное время закончилось. Прекратить полет.
— Можно еще хотя бы минутку?
— Нельзя.
Глаза Жекова закрылись, а когда он их опять открыл, оказалось, что он снова сидит в кресле, расположенном в крошечной кладовке.
Почти олигарх был доволен. С неожиданной для себя теплотой он смотрел на застывших поблизости по стойке «смирно» Перекатова и Соловьева. Появилось убеждение, что с этими ребятами он сумеет победить будущее, каким бы грозным и могучим оно не представлялось случайному наблюдателю. Фиктивный полет Жекова можно считать первым ударом по будущему. Потому что придуманные для него впечатления оказались сильнее реальности.
— Расскажите, Жеков, что вы почувствовали?
— Теперь я знаю, что люди никогда не будут хозяевами своей судьбы, простите меня, хозяин, но даже вам это не под силу! Голос сильнее любого из нас.
Почти олигарх кивнул.
— Только мне показалось странным, что после своего великого опыта, я очутился опять в этом самом кресле. Не понимаю, почему так произошло. Это так неправильно, — Жеков едва не заплакал.
— Пожалуй, — согласился почти олигарх. — Сделаем так. Человек должен сам выбирать место общения с голосом. Он должен постараться, чтобы добраться до места общения с высшим существом. И место это не должно быть обычной комнатой. Пусть будет черный Куб. Подопечный должен попадать внутрь Куба с превеликим трудом. И, конечно, любые зрительные образы там должны быть исключены. Воспитуемые должны оказываться в абсолютной темноте. В такой обстановке легче внушать нужные представления. А что? Красиво получается!
Перекатов был потрясен. Только после демонстрации прибора он окончательно поверил в то, что грандиозный замысел почти олигарха имеет шансы на успех.
— Потрясающе! Какие грандиозные перспективы! — сказал он восторженно.
— Можно ли продуцировать в сознание подопечных информацию о черном Кубе? — спросил почти олигарх у Соловьева.
— Без труда!
Почти олигарх был доволен своим выбором, работники его устраивали. Оставалось только отдать приказ о начале кампании. Для этого ему требовалось придумать яркую и запоминающуюся фразу.
— Вперед, вперед, мои воины! — сказал он грозно. Ему представилось, что он только что отдал приказ своей непобедимой армии решительно атаковать призрачные редуты будущего. Он верил, что ему удастся разбить в пух и прах чужие иллюзии и искушения. И сделать это надо было для того, чтобы на веки вечные восторжествовали его собственные представления о правильной жизни.
Равнодушный враг
Друзья Григория Шабанова по традиции собрались в ресторане, чтобы отпраздновать день астрономии, как делали это последние двадцать лет. Этот праздник не имеет фиксированной даты и отмечается в субботу, когда Луна имеет фазу вблизи 1-й четверти, приходящейся на интервал с середины апреля до середины мая. Тосты были прекрасны. Пили за солнечные затмения, бозон Хиггса, постоянную Хаббла, тринадцать с половиной миллиардов, черные дыры, квазары, гамма-излучение, Общую теорию относительности, суперструны, М-теорию, постоянную Планка, нейтронные звезды, темную материю и темную энергию, помянули составление таблиц для астролябии Данжона и калибровку N-образных щелей. Сам Григорий Шабанов предложил выпить за то, что наше поколение будет жить на Марсе. И ему не было отказано.
Наговорили очень много познавательного. Официанту, который по долгу службы прислушивался к их пьяному трепу, не понравилось упоминание о гамма-излучении. Скользкая тема. Что это за штука такая? Не связана ли она с терроризмом? Хотел доложить в полицию, но поленился. Представил, что следователь спрашивает: «А что такое гамма-излучение»? Как тут своими словами объяснить? Можно подумать, они в полиции сами это знают. А потому решил не докладывать, нельзя же реагировать на каждое непонятное слово.
А пиршество, между тем, продолжалось своим чередом. Короче говоря, Шабанов здорово набрался. Это важно подчеркнуть, потому что во многом объясняет, почему именно в этот день он впервые задумался о взаимосвязи прошлого и будущего. Связь была несомненная, но четко сформулировать, в чем она конкретно проявляется, и как образовалась, Шабанов не мог по понятным причинам: мысли в голове у него скользили то слева направо, то справа налево, как курсанты во время морской качки. Потом из-под ног стала самым предательским образом ускользать земля, и ему стало не до философии, до конца дня он стал ходячим гироскопом: задача поддержания равновесия поглотила все без исключения его помыслы и силы.
Утром, естественно, Шабанов все забыл. Чувствовал он себя на удивление удовлетворительно. Душ и кофе сделали свое благое дело — голова немного побаливала, но на это не стоило обращать никакого внимания, работать он был не расположен. В голове мелькали странные философские вопросы, связанные с прошлым и будущим. В том смысле, что для нормального человека важнее? Сосредоточиться Шабанову было трудно, наверное, кровеносным сосудам в голове не хватало кислорода, отсюда был и неприятный шум, и позорные провалы в памяти, и рассогласованность движений. Конечно, ему очень хотелось вспомнить, чем закончилось празднование дня астрономии, но ничего внятного в голову не приходило. Пришлось отправиться на набережную Невы, на прогулку.