Проблеск небес — страница 20 из 56

Она сгорала от желания узнать, как он провел это время. Или, точнее, с кем. Негодяи всегда находят общество, себе подобных – или женщин легкого поведения.

Берк сидел, развалившись в кресле, почти напротив нее, рядом с Лореной. Его иссиня-черные волосы были зачесаны назад и опускались на высокий воротник. Бежевый сюртук отличался таким прекрасным покроем, что сидел на нем как влитой. Длинные ноги в блестящих черных сапогах вытянуты вперед и скрещены в лодыжках. Кэтрин прекрасно помнила его мускулистую грудь и неровный белый шрам, придававший очарование дерзкой мужественности. Шрам напоминал, однако, что он был всего лишь человеком… а значит, ранимым.

Сладкая истома охватила Кэтрин. Это приятное ощущение напомнило, как последние несколько ночей она просыпалась в темноте, возбужденная к дрожащая словно в лихорадке, со смутным воспоминанием о сне, в котором призрачный возлюбленный своими ласками возносил ее на вершину наслаждения и затем оставлял страдающей и неудовлетворенной.

Глядя на чеканный профиль Берка, она позволила себе вообразить, как он заключает ее в объятия и целует. Только на этот раз за поцелуем следуют нежные интимные ласки и тихие слова желаний…

– А вы играете, миссис Сноу? – спросил он.

Фортепиано умолкло.

Кэтрин покраснела под пристальным взглядом серых глаз Берка, жар из глубины тела поднялся к щекам. Конечно, он не мог догадаться, какие постыдные мысли затуманили ее разум.

Или мог?

– Нет, я не умею. А вы?

Прежде чем он успел ответить на ее ехидный вопрос, вмешалась Лорена:

– Бедняжка, она выросла в других условиях, не имея тех преимуществ, какими обладают мои девочки. Особенно Присцилла: она настоящая образованная молодая леди. Она с удовольствием сыграет соло.

– Ах, мама! – Сидевшая перед фортепиано Присцилла очаровательно надула губки. – Я должна?

– Мне бы не хотелось утомлять хрупкую девушку, – сказал Берк. – Она уже играла так долго и так прекрасно.

– Прошу вас, не уходите. Вечер еще только начался. – Лорена протянула унизанную бриллиантами руку, не позволяя Гришему встать. – Кэтрин, возьми свои очки и почитай нам для развлечения какой-нибудь красивый сонет из лорда Байрона.

– Прочитай мой любимый, – сказала Пруденс, поправляя белокурые локоны, – «Она идет во всей красе».

Кэтрин поднялась со стула. В голове мелькнула мысль, что Лорена, заставляя надеть уродующие ее очки, хочет показать племянницу с самой невыгодной стороны. И тут же упрекнула себя. В ней говорило тщеславие. Во время того неприятного эпизода в хижине Берк ясно дал понять, что ее слабое зрение вызывает у него отвращение.

Она расправила плечи. Он может убираться к черту со своими мелочными предрассудками.

Кэтрин демонстративно достала из потайного кармана юбки очки в серебряной оправе и нацепила на нос. Затем села на табурет у камина, раскрыла тоненькую книжку и начала читать вслух.

Красивый ритм стихов очаровывал ее. Когда она дошла до последней мелодичной строки, ее бунтарский дух приутих.

Она в душе хранит покой

И если счастье подарит,

То самой щедрою рукой.[1]

Стихи кончились. Только тихо потрескивал огонь в камине, Кэтрин не удержалась и поверх очков взглянула на Берка.

Их взгляды встретились. В его глазах она увидела мягкий серебристый свет, и демоническая сила этого взгляда, казалось, проникает в самую глубину ее души. Как будто он жаждал узнать мысли и чувства, принадлежавшие ей одной. Кэтрин переменила позу и опустила глаза. В какую-то минуту она почувствовала, что он видит ее насквозь, все ее мечты и желания. Но свою личную жизнь она больше никогда ни с кем не будет делить. Неразумно показывать слабость перед негодяем, целью которого было лишь развлечение.

– Осталось всего три дня до нашего бала, – нарушила наступившее молчание Пруденс. – Кто знает, может быть, я встречу красивого молодого человека, который посвятит оду мне.

– Ты должна оставить лучшие танцы для кузена Фабиана, – напомнила Лорена.

Пруденс надулась:

– Не хочу. Он болван. Слава Богу, он не обедал с нами сегодня.

– Прикуси свой язык. Будь хорошей девочкой, и я позволю тебе надеть на бал мое бриллиантовое ожерелье.

Недовольство моментально исчезло, и Пруденс бросилась к матери:

– О, дорогая, милая, добрая мамочка! Это правда?

Присцилла вскочила с табурета:

– Это несправедливо. А я?

– Ты можешь надеть мой жемчуг вместе с диадемой. Они так выгодно подчеркнут твою красоту. – Лорена покосилась на Берка. – Разве вы не находите, что она красавица, милорд?

Гришем по-прежнему смотрел на Кэтрин.

– Никакие драгоценные камни не могут сравниться с блеском ее глаз.

Очки, предназначенные для чтения, искажали его образ, превращая в таинственного незнакомца. Его комплимент невольно взволновал Кэтрин. Убедив себя, что Берк пошутил, она сняла и спрятала очки.

Присцилла кружилась по комнате, словно танцуя с невидимым партнером.

– О, между прочим, Кэтрин, раз ты все еще в трауре, если хочешь, можешь надеть мое черное атласное платье. Оно все же лучше любого из твоего гардероба.

Кэтрин прижала томик поэзии к груди и почувствовала огромное желание отказаться. Вполне разумно принять поношенное платье, чем потратить свои накопленные деньги на новое, которое, возможно, она больше никогда не наденет.

Однако она услышала собственный голос:

– Спасибо, но я решила отказаться от траура.

Лорена ахнула. Девицы уставились на нее. Берк удивленно приподнял бровь.

Кэтрин и сама была потрясена. Она не понимала, откуда возникло это решение, но была рада, страшно рада, что сказала это. Мрачный траур слишком долго тяжелым грузом лежал на ее плечах.

– Вдова обязана носить черное по крайней мере два года, – с оскорбленным видом заявила Лорена. – Так принято.

– Может быть, об этом поговорят немного и перестанут, найдя более интересную тему.

– Я запрещаю тебе, делать это, – рассердилась Лорена. – Ты опозоришь нашу семью. И оскорбишь память дорогого Фредди.

Кэтрин проглотила комок, вставший от волнения в ее горле.

– Мне жаль, что вызываю ваше недовольство, – спокойно сказала она, – но я приняла такое решение.

– И Альфред приветствовал бы ваше решение. – сказал Берк.

– Альфред? – повернулась к своему гостю Лорена. – Милорд, вы удивляете меня. Он бы не хотел, чтобы вдова забыла его.

– А она и не забудет. Ваш сын терпеть не мог женщин в черном. Говорил, что они похожи на стаю ворон. Он бы велел Кэтрин носить яркое золото. Вы ведь не пригласите на бал мелочных и недалеких людей, не правда ли?

Гришем умело втянул Лорену в обсуждение списка гостей, а Кэтрин сидела, изумленная тем, что он встал на ее защиту. Она представила себя в золотистом шелковом платье, кружащейся в танце в объятиях высокого незнакомца.

Платье, в котором она могла бы чувствовать себя прекрасной. Платье, в котором она снова стала бы девушкой с лучистыми глазами. Платье, которое никто не выбрасывал за ненадобностью. Было время, когда она одевалась как принцесса, в шелка и кружева, но все ее нарядные платья год назад убрали подальше, как и еще раньше у нее отняли надежду и мечты.

Искушала тайная мысль, что теперь она сможет позволить себе одеваться по последней моде. Осторожность же напоминала, что она еще не получила двух тысяч фунтов из доходов от имения.

Надо узнать, спрашивал ли Берк у Лорены о законном праве Кэтрин на свою долю. Нет, иначе бы ее свекровь не удержалась от какого-нибудь резкого замечания.

Вчера она не раздумывая согласилась с решением Берка разобраться в ситуации. Но сегодня, когда его присутствие не отвлекало, у нее было время подумать. И понять, что у независимой женщины есть свои обязательства.

Кэтрин встала и отложила в сторону книгу.

– Ваше сиятельство, могу я с вами поговорить?

– С удовольствием, – Берк отошел вслед за нею в дальний угол комнаты.

В белом галстуке и светлом сюртуке, оттенявшем его смуглую красоту, он выглядел великолепно. Наклонившись к ней, Гришем тихо сказал:

– Как бы мило вы ни смотрелись в черном, вам не мешает избавиться от этого сурового вида.

Кэтрин не подала вида, что ей приятны эти слова. Чувствуя на себе острый взгляд свекрови, она прошептала:

– Я только хотела сказать, что вам не стоит беспокоить Лорену из-за моей вдовьей доли. Я решила поговорить с ней сама.

Он нахмурился:

– Об этом не может быть и речи. Меня-то она выслушает.

– Она выслушает и меня, – убежденно сказала Кэтрин, хотя совсем не была в этом уверена. – Я надеюсь, она предпочитает честную игру.

– Честная игра, – усмехнулся он, – Она сыграет на вашем добром сердце и найдет предлог оставить деньга у себя.

– Я этого не допущу.

– А как вы ей помешаете?

Кэтрин раздраженно вздохнула:

– Этот спор ни к чему. Это никогда не произойдет.

– Вы правы. Потому что я не позволю ей обмануть вас.

– Берк, это моя проблема. Не ваша.

Суровое выражение его лица смягчилось. Улыбка промелькнула на его губах.

– Я рад, что вы решили называть меня по имени.

Сердце Кэтрин на мгновение замерло. Как ему всегда удается сбивать ее с толку?

– А Лорена…

– Лучше поговорим о бале, – перебил он. – Я полагаю, вы все танцы оставите для меня.

– Все до одного? – Абсурдность его предположения вызвала у нее улыбку. – Будучи вдовой, я очень сомневаюсь, что вообще буду танцевать.

– Что, будете сидеть у стены с подружками? Если потребуется, я вытащу вас оттуда.

– Тогда, вероятно, я решу проблему, оставшись в своей комнате.

– Оставайтесь, а я все равно буду танцевать с вами. – Он понизил голос до хрипловатого шепота. – Довольно привлекательная мысль. Мы вдвоем. Одни. В вашей спальне.

Он не таясь смотрел на ее губы. Подняв глаза на его потрясающее лицо, она содрогнулась от силы бурного желания, вспыхнувшего в ней, безумного порыва отдать ему всю себя. Ощутить его губы на своей груди так, как он целовал грудь той проститутки…