Помимо личных вещей, карабина, боекомплекта и небольшой сумки с пайком, я так же волок на себе четыре пулеметные ленты и перевязь с двумя коробами к нему. А всё это ещё и нагрелось на солнце, обжигая кожу даже сквозь форму, так что я принял душ из собственного пота уже с десяток раз, пока шёл. Ладно хоть по нужде уже не так хотелось, всё с потом вышло…
И хорошо хоть станину нес кто-то из ветеранов, попавший к нам во взвод.
Быстро темнеющий жёлто-серый пейзаж довольно скоро надоел, груз на плечах выдавил из охреневших мозгов все мысли, и я уже даже не крутил головой по сторонам, а только разглядывал под ботинками почву. Естественно, жёлто-серую.
На всю нашу роту, оказывается, было аж шесть пулеметов, из которых два так вообще перевозились на технике. И я даже не стал спрашивать, почему грузовик с запасным боекомплектом и крупнокалиберным оружием, что тарахтит чуть сбоку от нас, не мог так же прихватить и людей.
Просто так надо. Это армия. Командование сказало, что идем пешком — значит, идем пешком.
Пройти пришлось километра три, не меньше. Хорошо хоть под ногами была хорошо укатанная дорога, потому что я уже не смотрел по сторонам, двигаясь вперёд, как ослеплённый магией снежок.
Можно было не бояться, что напорешься в темноте на обрывки колючей проволоки или еще какой строительный мусор, которого много валялось по обочине. Под ногами то и дело похрустывали гильзы, а мимо проплывали столбы с простреленными табличками «минное поле».
Не сразу до меня дошло, что эта база, хоть и тыловая, явно подвергалась атакам.
Палаточный лагерь. Армейская гостиница. Времянка.
У этого места всегда много названий, но первое самое точное. Дюжина армейских палаток стояли, просто окруженные деревянным забором. Каждая палатка была рассчитана человек на двадцать, так что сюда можно было уместить весь наш батальон целиком.
Пришли мы к лагерю уже практически в темноте, однако, как оказалось, никто тут не был готов нас встречать…
Комендант лагеря, явно в состоянии подпития, удивленно посмотрел на командира роты и сержанта, а затем на часы. Почесал щетину и, махнув рукой, дал добро на занятие двух палаток.
Естественно, что ни постельного белья, ни матрасов, ни одеял в них не оказалось. Голые деревянные нары, сколоченные наспех и с характерным армейским пофигизмом. Не удивлюсь, если окажется что их еще и сперли откуда-то.
— Не, ну это херня какая-то, — негодовал командир второго взвода, молодой лейтенантик с пышными рыжими усами и соответствующей фамилией Тараканов, — Они же сами ныли, чтоб мы поскорей приехали и тут на тебе! Вдруг оказывается, что никто ничего не подготовил.
— Прими как данность, тебе здесь никто ничего не должен, — философски изрёк усмехающийся Грозный, кидая на койку свой рюкзак, при этом перетягивая свою винтовку на грудь.
Сделал он это демонстративно, даже ткнул пальцем в винтовку, чтобы все видели. Затем ткнул пальцем в центра палатки?
— Так, мужики, пулеметы все сюда, ящики тоже. Сумки можете кинуть, — он кивнул на койки, потом опять ткнул пальцем в магострел на груди, — Кого увижу без винтовки, поставлю в упор на три точки, одна из которых будет вашим членом. И ваше счастье, если мимо будет проходить красивая медсестричка.
По палатке прошелся смешок. Но сержант даже ещё не успел договорить, а два пулемета уже стояли в разложенном состоянии на центральном проходе.
Грозный кивнул нам:
— Сапронов, Центров, со мною. Остальным приятной ночи, девочки, — усмехнувшись, Контуженный достал из своего рюкзака небольшую кожаную сумку и направился на выход.
Нам с Максом только и оставалось, что последовать за ним, оставив все лишнее на койках.
— Чёт мало ты взял, — усмехнулся капитан, выходя из соседней палатки с тремя бойцами сопровождения.
— А они сильные, утащат. Сань, ты б видел, как они пулемет таскают! Звери, задери их Луна, — довольно хмыкнул гвардии сержант.
Мы с Сапроном молча переглянулись, и я отчетливо прочитал в его взгляде осознание всей боли от предстоящей нагрузки. Видать, «расквартировкой» занимались исключительно залетчики, а ещё самые сильные.
Тяжко вздохнув, я чуть тряхнул головой, уже по привычке отрубая критическое мышление. Это всего лишь очередная глупая армейская задача, и все, что от меня требуется — это отключить мозг и выполнять.
Я ведь солдат.
Глава 17Бумаги важнее людей
'Раньше на десять бойцов был один журнал,
Ныне же на одного бойца — десять журналов.'
[Начальник штаба Второго Батальона
Гвардии Майор Демцов]
Первый день Красной Луны. 05:40
Палаточный лагерь. Аэродром «Буни».
Как оказалось, про нас не то, чтобы забыли… Про наше прибытие никто вообще не знал.
Контуженный сначала таскал нас по разным полуразрушенным домикам, где нас в девяти случаях из десяти просто посылали на хер — никто посреди ночи не хотел оформлять командировочников. Причем им было совершенно насрать, что мы — разведка, и что на позиции должны уезжать первыми уже завтра.
Наконец, среди общего бардака нашелся более-менее адекватный офицер, знакомый Контуженному по какой-то другой командировке, и он согласился устроить нам обзорную экскурсию по бюрократическому аду. Поэтому командир роты спокойно передал свою троицу Грозному, а сам отправился разбираться с какими-то анкетами. Мы же с сержантом остались оформить личные дела и проштамповаться в местном штабе.
Это была огромная палатка, наиболее приличная из имеющихся, в которой стояло с десятка два столов и сидело два полусонных дежурных, читающих какие-то газеты. Сопровождающий нас офицер даже не обратил внимание на то, что двое рядовых не соизволили поднять свои задницы с кресел.
— Наши бы уже стояли по стойке «смирно», — тихо прошептал Макс, подтверждая мои мысли. Не один я был удивлен такому наплевательскому отношению к субординации.
— Здесь свои правила, — спокойно ответил Грозный, ожидая, пока его знакомый достанет необходимые печати, — Ты же не вскакиваешь, когда мать заходит в комнату, пока ты спокойно лежишь на кровати? Они у себя дома, а мы — лишь так, назойливые гости, которые скоро уедут.
Как оказалось, наши личные дела уже сюда доехали, и теперь мы занимались тем, что раскладывали документы всей нашей роты по столам, расписываясь в куче журналов. Инструктаж, прибытие, получение оружия и боеприпасов… да сгинь моя Луна!
Я довольно быстро потерялся в этой стопке, уже не обращая внимание на названия журналов, и просто расписывался за десяток выбранных мной фамилий. Сначала я ещё старался, но довольно скоро моя рука просто черкала каракули. Максон тоже пыхтел рядом, пытаясь своими лапищами попадать в тонкие колонки.
— На хрен! — проворчал он, морщась от боли в пальцах с непривычки, — Уж лучше с пулемёта по снежкам строчить, чем вот это вот…
— Это да, — вяло ответил я.
Покончив с бумагомарательством, мы взяли все личные дела — а это чуть больше шести стопок из папок толщиной с кулак — и понесли в санчасть.
Местные медики расположились на первом этаже бывшего двухэтажного дома, который чья-то артиллерия когда-то превратила в барак с плоской крышей.
Вообще здесь всюду виднелись следы давних боев. Множество пулевых выбоин в стенах, воронки на земле и следы от попадания зажигательных снарядов. Но Контуженный даже не дал нам ни оглядеться, ни поразмышлять над этим, подгоняя к дверям.
Сонный лейтенант, одетый в брюки синего цвета и белую майку, только с третьего раза понял, что вообще от него хотят. И с пятого согласился оформить медицинские книжки…
Военные почему-то упорно не хотят работать ночью. А если и работают, то с желанием поскорее закончить. Поэтому все наши книжки были оформлены как под копирку: все здоровы, с высшей категорией годности, и, конечно же, привиты от местных заболеваний.
В итоге каждая стопка увеличились раза в полтора, поскольку в делах теперь появились медкарточки. Таскать это все на руках было уже невозможно, поэтому Грозный, после небольшого переругивания с медиками, выбил нам пару носилок для раненых.
По факту просто две жерди, на которых прикреплена плащ-палатка, однако с ними было действительно проще. Так что вскоре мы вернулись обратно к своим палаткам, чтобы раздать каждому его бумажки.
Теперь народ мог заполнить свои анкеты, объясняя в них, какого хрена он покинул пределы родной Красногории. И я бы испытал удовольствие от того, что наконец-то остальные окунулись в болото бюрократии, но мне и самому пришлось засесть за эту грёбанную анкету.
— Почему штабные сами не могут заполнить их? — возмущался Сапрон, в который раз заглядывая в личное дело, чтобы подглядеть личный номер, — У них же все эти документы есть. Оформили бы сразу все, а нам бы дали чисто подписать!
— Угу, — бухтел я, водя пальцем по строчкам.
— Наверняка потом еще и вернут! «Тут неправильно, тут надо переделать!»
— Угу…
Макс явно увлёкся, помахивая карандашом:
— Вот в нормальных частях солдаты в строевую даже не заходят.
— А мы — не нормальная часть, — проворчал кто-то из старожилов, — Так что привыкай, тут ты сам будешь с бумажками носиться…
Он добавил ещё что-то про выплаты, для которых, чтобы их получить, надо принести в жертву штабным рапорт и пакет документов. Только сначала их надо написать и собрать.
— Чертова бюрократия, — тяжко вздохнул Макс.
Мне только и оставалось, что мысленно пожалеть, а ещё и позавидовать ему. Это ж где он служил раньше, что впервые столкнулся с писаниной?
У меня было не так жёстко, но очень похоже: журналы, журналы, журналы… Зато большие и умные генералы потом по этим журналам смотрели, как красиво мы умеем писать и рисовать планы. Ведь планы — это самое важное, что только можно найти в красногорской армии.
По итогу все анкеты были собраны командиром роты и вместе с другими важными бумагами засунуты в большой деревянный ящик с какой-то важной маркировкой.