— Э, куда⁈ Это еще не все! Тут Котяра наш встрял, недобитков зачищал… Ага. Он на хату напоролся, там сразу восемь рыл засело. Так Центров… да-да, Центров, молодой… Он домик просто сложил. Прикинь, тупо несущую стену снес, и ведь догадался.
Моей улыбкой, кажется, теперь можно было застегивать гвардейскую фуражку. Контуженный все это озвучивал, и я даже не сразу понял, за что ему мысленно благодарен. Это ведь теперь попросят меня рассказать, «а чего у вас там в пустыне было?», так я теперь знаю, как красиво приврать…
Сам бы я как рассказал? Примерно так:
«Беру снаряд, кладу на линию, и рукоять кручу, а она тяжелая. Потом в прицел мельком, гашетку — бах! — и снова кручу рукоять, беру снаряд, на линию, и рукоять кручу. Гильза по корпусу звякает, в башне пирусом воняет, и броня от взрывов бумкает»
Вот и все. Оно, конечно, так все и было, но так даже девочек не впечатлишь. А вот если разбавить рассказ словами Грозного, то всё очень даже эффектно получается. Да ещё и с лёгким оттенком брутальной небрежности…
«Да ну чего там рассказывать? Положили толпу кочевников, БМП у них отобрали. Видели такую бронемашину? Не видели? А я в ней сидел, там калибр пятидесятый, я с него пулеметный расчет — бах! Калибр это такой, в дом прямо херачишь — складывается, как карточный… Я так восемь рыл закопал!»
— Центр!
Я вздрогнул, вдруг сообразив, что меня уже не первый раз окликают. Вот тебе и осторожность, сгинь моя Луна!
Удивленно посмотрев на дом, у которого продолжила копошиться парочка наших разведчиков, я уставился на Лысого, идущего в мою сторону. Они там разгребали завалы, дело моих грешных рук, вытаскивали тела и разбирали трофеи.
— Центр! — окликнул меня Лысый, — Глухой, что ли?
Я заинтересованно глядел на коллегу, который уже тащил к бронемашине целый десяток винтовок, закинув их на плечо, а также и пару коробов с патронами к крупнокалиберному пулемету.
— Хорош на пробоину хер гонять, все равно не по твоим размерам дырка. Лучше вон, помоги таскать!
Сказано было грубовато, но мою ситуацию описывало идеально. Расслабился я что-то… Поэтому, согласно кивнув, я аккуратно спустился с брони, закинул свой карабин на ремне за спину и поспешил к разрастающейся куче трофеев.
К мародерству уже подключились и бойцы, приехавшие вместе с усатым лейтенантом. Дело пошло еще быстрее, когда Котяра откуда-то пригнал пяток местных мужичков, чтобы те помогли разобрать машины и перетащили тела погибших.
К счастью для нас, потери были только среди местного населения. У разведчиков только один штурмующий отделался легкой раной — пуля по касательной чиркнула по бедру с наружной стороны.
Местные все были относительно похожи друг на друга. Смуглые, словно хорошо пропечённая картошка, с большущими мохнатыми бровями, бородами и усами. При этом поверх усов буквально нависал загнутый нос с такими мощными ноздрями, что в них можно было легко спрятать пару патроном.
Большей частью они были темноволосые. Причем если те, кого мы убили, выглядели вполне крепкими, то вот пригнанные Котом мужики оказались какими-то тощими. Видать, у кочевников кто не воюет, тот не ест.
Когда мы погрузили большую часть трофеев, забив тем самым практически весь десантный отсек бронемашины, ко мне внезапно подошел Контуженный. Уже вполне спокойно подошел, даже протягивая сигарету.
— Пожалуй, откажусь, — я отрицательно мотнул головой.
Грозный лишь пожал плечами и, убрав сигарету обратно в пачку, с прищуром на меня глянул. Словно оценивал.
— Раньше не воевал? — поинтересовался он.
Я покачал головой — мою службу нельзя было назвать боевым опытом. Да и сам Контуженный, видимо, вспомнил, что я «палочник», и усмехнулся.
— Гвардеец, ага… Часть, из которой тебя прислали, полная параша, сгинь ее луна. Но вот сам ты вроде толковый. Служишь всего ничего, а голова соображает, опять же, и на поступки дерзок… Хорошим разведчиком будешь.
Разговор хоть и казался пустячковым, но я чувствовал, что это все неспроста. Это не просто болтовня… Да и не похвалить меня Контуженный подошел, это я просто сам себя мысленно десять раз уже обласкал.
— Скажи мне вот что, Центров, — Грозный кашлянул, — Зачем ты в армию пошел? Деньги? Статус? Власть?
Сразу стало понятно, что вариант «служить царю и родной Красногории» тут не прокатит. Контуженный ждал откровенности.
— От жизненных проблем сбежал, — честно признался я.
Да и я уже достаточно обтерся по жизни, чтобы понять, что не стоит таиться с теми, от кого зависит твоя жизнь.
Грозный отвечает за нас, в том числе и за наше моральное состояние. Поэтому командиру стоит знать всю подноготную своих солдат, даже если она не самая приятная. Впрочем, в моей жизни никаких особых скелетов не было.
— Отец проповедник… — начал я, — Мать гульная. Девушка у меня была, но прыгнула под подлунка, стала порченой…
Грозный хмыкнул, но это не выглядело насмешкой. Скорее, констатация факта, что жизнь иногда бывает дерьмовой штукой. Впрочем, он молча ждал продолжения.
— Ну и что мне там было делать? — я пожал плечами, — Вот я и ушел на службу.
Глаза Контуженного видели меня насквозь. Со всеми моими мыслями о том, что в гвардии можно получить Подлунного и вернуться в родную провинцию. И порченная там моя любовь или нет, хрен мне кто что скажет.
Наверное, да, стоило признаться хотя бы самому себе, что в какой-то мере я пошел в гвардию за статусом… Но я знал, что на самом деле просто сбежал от разочаровывающей безлунной жизни.
— Понятно, — неожиданно произнес Контуженный, погрузившись в какие-то свои мысли.
Я ждал еще вопросов, а он просто стоял, рассматривая меня жадным взглядом, будто голую девку в бане. А может, мне просто казалось — взгляд-то у Контуженного был и сам по себе немного бесноватый.
— Послушай, Центров, — Грозный хищно ухмыльнулся, — Тебе наверняка предложат перевестись в танковую роту, раз уж у тебя так ладно получилось с бэхи работать… Там пацаны сразу младшего сержанта получают.
Контуженный поскреб подбородок. Он сделал паузу будто бы для того, чтобы я имел время переварить услышанное, потом продолжил:
— Я тебе такого резкого карьерного роста обещать не могу. Ефрейтора вот, да, организую, — тут он усмехнулся, — причем сразу по приезду на базу. Торжественно или нет, решай сам.
Если честно, не особо нравилось мне это чувство. Когда стоишь на явной жизненной развилке, и надо принять важное решение.
Одно дело — смекалка в бою, от которой зависит твоя жизнь… Другое дело — решения в этой самой жизни, от которых она потом будет казаться беспросветной. И винить будет некого.
Я оглянулся на БМП, на торчащий из орудийной башни ствол, и нервно стиснул пальцы несколько раз. Контуженный гулко хлопнул по броне и поморщился от звука.
— Жалование в разведке побольше, чем у железнозадых, да и свободы тоже. Увольнительные, опять же, отпуска, — он еще раз приложился ладонью к броне, словно отталкиваясь, — А впрочем, тут тебе решать. Если уж душа легла к пятидесятке…
— В разведке останусь, — твердо сказал я и мотнул головой.
Контуженный явно подумал, что я прикипел к этому орудию. А я как подумал о часах и днях, где буду сидеть в тесной башне, видя мир только через прицел. И слушая его только через броню.
А сожжет меня какой-нибудь маг… Сраный Лунный, которого я даже не увижу. Я так и представил, как броня резко раскаляется добела, как проникают внутрь языки пламени, сжигая кислород. И как я хватаю ртом раскалённый воздух, чтобы просто кричать от боли, и последние секунды жизни трачу на то, чтобы открыть люк прожаренными пальцами.
И поминай, как звали.
Не-е-е-е, не хочу я в бэшке кататься. Нет уж, лучше в разведке! Да и с Грозным как-то повеселее…
Видимо, на моем лице было многое написано. Зрачки Грозного сразу заблестели, как у рыбака, отхватившего крупный улов.
— Ну тогда еще один вопрос, — ухмыльнулся сержант, хлопнув меня по плечу. Я аж напрягся, а он с максимально серьезным и доверительным лицом спросил. — Хер сосешь?
— Э… что? — потерялся я, с полным непониманием посмотрев на Контуженного.
Он конкретно выбил меня из колеи. Вот правда, он конченный — да за одно такое предложение я самое малое должен был набить морду, а еще лучше просто разрядить в нее карабин. Потому как никакой мужчина…
— А-ха-ха! — тот заржал, хлопнув меня по плечу еще сильнее.
Наконец, собравшись с мыслями, я процедил сквозь зубы:
— Никак нет, господин гвар….
Меня тут же согнуло от удара в живот. От боли я забыл, как дышать, а воздух словно обжигал легкие изнутри. Грозный перестал смеяться, подтянув меня за ворот и вонзив в меня холодные зрачки.
— Я сколько раз уже говорил? Никаких формальных обращений, –спокойно произнес он и добродушно улыбнулся.
— Так точно… — просипел я.
— Ну, а если серьезно, Центр. Как планируешь стресс снимать? Куришь? Пьешь? Может что посильнее долбишь, «порошок счастья» или грибочки там какие? Или ты по бабам?
Вообще, про порошок и грибочки он сказал как можно небрежнее, но я прекрасно понимал, что ни один командир не будет терпеть торчка в роте. Вылетишь, как миленький…
— Вот от баб не отказался бы, — с трудом прохрипел я, сплевывая накопившуюся во рту слюну. Казалось, что выхаркиваю собственные легкие, настолько у сержанта был тяжелый удар.
— Это хорошо… — Грозный подхватил меня под руку и дотащил до бронемашины, — Бабы — это очень хорошо!
Мне удалось перекинуться с Максом парой фраз. Тот сразу же спросил, о чем мы говорили с Контуженным, и я рассказал о переспективах. Сапрон поддакнул, что он тоже слышал от танковых о том, как им понравилась моя стрельба.
Но в глазах Сапрона засела явная тревога, и он спросил с легким наездом:
— Ну и чего ты решил?
— Да решил, что если тебя оставить с пулеметом наедине, ты совсем без рук останешься, — я кивнул на его пальцы.