нира. – Мы дадим им свет там, где вселенная не дает им ничего, кроме тьмы!
– Послушайте! – сказал Хиравал. Его глаза загорелись решимостью. Рядом с ним стояла Тарали, державшая свой бокал напротив бокала Зениры.
– Наши умы выстоят! – В унисон сказали трое балансиров, повторяя за своим предводителем.
– Наши сердца останутся чистыми. Наши души не потускнеют.
У Мейзана, сидевшего напротив Аранеля, брови почти скрылись под челкой. Айна же наблюдала за происходящим в восторженном ошеломлении – то ли от слов Зениры, то ли от неприличного количества выпитого вина.
Взгляд Аранеля упал на решительное лицо лидера балансиров. Зенира действительно верила в то, что говорила. И хотя ее слова могли быть восприняты как неуважение к Тораническому Закону, ее кейза сияла ярче цветов баньяна.
Управляемый эгоистичными страхами. Скованный оковами Торанического Закона. Так жил Аранель все это время? Так жили Хранители? Зенира жила совсем по-другому, и все же Торанический Закон не наказывал ее. Он не заставил ее кейзу потускнеть и не замедлил вращения ее души.
«Может, они оба правы? И Хранители, и Зенира? Могут ли они оба быть хорошими, каждый по-своему?»
Лорд Сейрем пил ту же жидкость, что текла в кратере Инкараза. Однако он скрыл это от Аранеля, как и Зенира скрыла от него существование подводного барьера.
«А может быть… они оба опасны?»
Аранель снова уставился на кейзу Зениры, такую же яркую, как и кейза лорда Сейрема. Два человека с такими яркими кейзами не могли быть причастны к чему-то плохому. Чем больше Аранель размышлял над этим, тем сильнее кружилась его голова, и в конце концов он пришел к выводу, что Тарали была права: он пьян, и ему следует поразмыслить об этом в другой раз.
Тарали, Хиравал и Рейми ушли с рассветом.
Аранель стоял вместе с Мейзаном и Айной на краю кратера и смотрел, как Зенира провожает тех троих. Он инстинктивно сцепил пальцы и начал чертить круги на своей ладони. Тарали сказала ему перед уходом: «Увидимся, когда ты закончишь обучение», но эти слова прозвучали как ложь или предвестие надвигающейся беды.
Провожая взглядом сестру, Аранель ощутил внезапный страх – будто видит ее последний раз в жизни.
Часть III
Блаженный Парамос, вершина совершенства,
идиллический, торжественно красивый.
Для душ стремительных, подобных крыльям колибри,
что вращаются вперед.
Добродетельная Майана, свет и любовь,
земля, полная богатств и знаний.
Души здесь не так стремительны,
но все же вращаются вперед.
Злой Мэлин – там падших людей и их жертв
ждет страшная судьба.
Здесь гнилые души вращаются в обратную сторону,
а хитроны пылают ненавистью.
Проклятый Наракх, самое ужасающее из всех мест,
окутанный тьмой и погрязший в грехе.
Отсюда души редко поднимаются после падения,
а беззаконие подпитывает их обратное вращение.
Глава 15Безгрешные жизни
Четыре луны они дышали чистым воздухом Инкараза, и Мейзан почти позабыл, каково это – находиться в Мэлине. Каждый неровный вдох походил на скрежет когтей капизера по горлу, а при каждом моргании сетчатка глаза будто пылала.
«Всегда ли было так плохо, – размышлял Мейзан, пока они шли вдоль скалистого ландшафта, – или просто я испортился в компании верхних?»
Зенира прервала их тренировку, чтобы сообщить, что они посетят деревню балансиров для срочной целительской миссии, чему Аранель несказанно обрадовался. Они отправились в путь ночью. Мейзан был готов к встрече с солдатами Калдрава, хотя предводительница уверяла, что разведала маршрут заранее. И тем не менее юноша был в полной боевой готовности.
Солдаты Калдрава не единственные враги в этом царстве. Даже когда балансиры двигались бесшумно, стараясь оставаться невидимыми, Мейзан замечал среди теней горящие глаза.
Аранель едва не выпрыгнул из кожи, когда Зенира указала на силуэт спящего нагамора. Майани вклинился между Мейзаном и Айной, и никакие насмешки не могли заставить его вернуться на свое место.
Они пересекли Музирени пешком, используя усиленный хитронический контроль, чтобы идти по мутным водам, а Зенира поддерживала Айну, чтобы та не оступилась. Через три дня пути утомленные, но невредимые балансиры оказались на склонах Иш’шаи, также известной как Мрачная скала.
Деревня расположилась к востоку от Иш’шаи, в расщелине с сетью небольших пещер. По словам Зениры, на верхних ярусах располагались жилые и лечебные помещения, а те, что находились ниже, служили складами.
В расселине оказалось жарче и мрачнее, чем в Инкаразе. Возле входов в пещеры были разбиты брезентовые палатки, а кое-где стояли хлипкие бараки из гофрированного железа. Они выглядели ненадежно, и казалось, они вот-вот рухнут в пропасть.
– Деревня перенаселена, – пояснила Зенира. – В пещерах может разместиться около ста человек, но из-за недавних беспорядков пришло еще столько же. – Она повела их вниз по склону разлома, предупредив, что разрушать скалу нельзя и при спуске следует использовать точный ченнелинг.
Вслед за Зенирой они вошли в пещеру побольше, где вокруг внушительного костра стояли ветхие палатки.
– Здесь располагаются целители. – Она жестом указала на самый большой шатер. – Там внутри есть ящики с основными медицинскими принадлежностями. Приступайте к работе, а я найду глав деревень. – Зенира повернулась к Аранелю. – Твоя кузина сказала, что ты хорошо разбираешься в целительстве. Займись пока этим, а я скоро вернусь. И обрати внимание на яркость кейз.
Она исчезла в темном проходе, и троица настороженно вошла в шатер.
Мейзан не знал, что их ждет внутри, но точно не ожидал увидеть детей, сгрудившихся на тонком матрасе. Их было около десяти, с самыми разными травмами – от свежих ожогов до сломанных костей.
Рядом с ним Аранель весь побелел, прижав руку ко рту.
– Что… как… кто…
– Калдрав, – одновременно сказали Мейзан и Айна.
– Должно быть, солдаты уничтожили их деревни, – добавил Мейзан.
Он не стал продолжать, потому что Аранель выглядел так, будто вот-вот потеряет сознание. Но Мейзан знал, что произошло. Солдаты забрали взрослых и оставили детей. Судя по всему, ребятишкам не хотели причинить вред, ведь Мейзан видел, что бывает, когда солдаты приходят убивать. Дети просто оказались не в том месте и не в то время, когда рушились их дома.
Большинство молчало, за исключением плачущего малыша, которому на вид было не больше двух лет. Несколько мальчиков с угрюмыми лицами возводили башни из веток и рыбьих костей. Девочка в углу плела из обрывков веревки что-то вроде ожерелья.
Пальцы Аранеля засветились зеленым, и он направился к плачущему малышу. Мейзан схватил его за запястье и остановил.
– Только не при помощи хитронов. – Мейзан кивнул в сторону ящика. – Это слишком рискованно.
Аранель откинул крышку и достал различные целебные мази и средства, а затем подхватил мальчугана на руки. Мейзан не мог понять, кто дрожит сильнее – Аранель или малыш.
– Пойдем. – Айна подтолкнула Мейзана.
Она взяла рулон бинтов и опустилась на колени перед девочкой с пробитой ногой.
– Ты не видела мою маму? – спросила та, прижимая к груди потрепанный сверток. Концы ткани были завязаны так, что напоминали кроличьи уши, а глазами служили два круглых камешка. – Я хочу к маме.
Губы Айны задрожали.
– Прости, – прошептала она, начиная бинтовать девочке ногу. – Я не видела ее.
Мейзан осмотрел оставшихся детей, пытаясь определить, чьи раны самые серьезные. Он остановился на мальчишке лет двенадцати с красными глазами, который тыкал в землю тонкой палкой. Не говоря ни слова, он обработал раны мальчика пастой из серебристой коры, а затем наложил шину на его руку.
– Когда я снова смогу сражаться? – спросил тот. – Этой рукой я держу меч. – Он слабо помахал палкой и закусил губу от боли.
– Нескоро, это точно. – Мейзан взял палку и переложил ее в здоровую руку мальчика. – Уметь сражаться обеими руками – полезный навык. Учись.
Мейзан перешел к следующему пострадавшему и, пока обрабатывал его рану, думал об испуганном солдатике, которого убил в тот день, когда его разлучили с вождем. Он был ненамного старше этих мальчишек.
Мейзан бросил взгляд на Аранеля, который перевязывал раненную в живот девочку. Руки майани тряслись, а лицо было растерянным.
«С такой рожей этот идиот еще больше детей напугает».
Как бы отреагировал Аранель, узнай он о бойне, которую устроил Мейзан, пытаясь спасти клан? Айна, может быть, и смирилась бы с этим, но не Аранель.
«Так вот поэтому он – майани, а я – мэлини?»
Даже сейчас, видя раненых детей, Мейзан не испытывал особых чувств. Наблюдая за Аранелем, юноша размышлял, почему у него самого не возникает этого базового человеческого сочувствия.
«Может, это потому, что его душа светлее моей? И он может чувствовать то, чего не могу чувствовать я?»
Мейзан тоже когда-то чувствовал боль. Боль, ужас и даже раскаяние. Но восемнадцать лет жизни в Мэлине сделали его черствым. С безучастным выражением лица и сердцем, лишенным всяких эмоций, юноша подошел к следующему ребенку. К нему присоединился Аранель, у которого за спиной, пристегнутый ремнями, спал малыш.
– Ты будешь его весь день с собой таскать? – спросил Мейзан.
– Он еще совсем маленький, – с горечью ответил Аранель. – Ему нужно тепло другого человека. Ему нужны родители. Нужны… – Аранель покачал головой. – Как можно поступить с ним так? Оставить одного, чтобы он сам справлялся с трудностями в этом жестоком мире? Это несправедливо. Это не…
– Это Мэлин, – сказал Мейзан, решив не распространяться о том, что его самого бросили еще до того, как он научился ходить. – Он выживет. У него просто нет выбора.