ыми качелями и лежащим вокруг мусором. Но не пустой, — в нем, вокруг какой-то темной массы, возилось несколько уже знакомых ему горбатых тварей. Сейчас, при свете дня, они выглядели ещё более отвратно, — красновато-желтые, в каких-то темных пятнах, словно в плесени, с короткими изогнутыми хвостами. Йаати с крайним удивлением заметил у них кроме шести тонких ножек ещё четыре по бокам, сейчас сложенных. Это уже вовсе ни на что не походило, — впрочем, на фоне кошмарной бело-фиолетовой нечисти эти… существа казались почти что обычными, словно утыканные ногами кургузые панцирные рыбы.
Йаати как-то вдруг сообразил, что их привлек сюда лежащий вниз лицом труп в чем-то вроде тяжелого темного пальто, — именно оно не давало им добраться до плоти. Твари приоткрывали неестественно огромные для их размера пасти и хватали его неровными кривыми зубами, растущими прямо из панциря, но толстая ткань не поддавалась.
Больше всего его поразила голова мертвеца, — голая, синевато-белесая. Вначале он подумал, что твари уже дочиста объели её, — но она напоминала не череп, а какой-то хрящеватый складчатый кочан, удивительно гадкий на вид. При мысли, что ЭТО недавно двигалось и говорило, в голове у Йаати зашумело, и он беспомощно сел на пол. Сами по себе твари почти не пугали его, — здесь, за решеткой, он был в полной безопасности, — но вот нечеловеческий покойник пугал до икоты. Просто потому, что так могли выглядеть все жители этого города, — и, если он наткнется на них…
Йаати вздохнул и недовольно помотал головой. Всевозможные ужасы сыпались на него, как из рога изобилия, — но это было уже как-то… чересчур. Настолько, что он даже стал злиться, — нет, он всегда рад отчаянию и безнадежности, но сколько можно-то?..
Эта мысль придала ему сил, — не то, чтобы ему стало совсем уж хорошо, но он хотя бы смог подняться на ноги. Подходить к окну снова не хотелось, — и не потому, что его могли там заметить, — и он, вздохнув, вернулся в коридор. Оставалась всего одна дверь, — но она, к его счастью, оказалась незапертой. За ней была очередная темная комната со стеллажами, заваленными грудами старых пыльных папок. Йаати вытащил одну на свет, — но шрифт на бумагах оказался незнакомым, а никаких рисунков на них не нашлось. Судя по всему, его занесло в какую-то контору, и это немного его успокоило, — он не верил, что кочаноголовые, кем бы они ни были, стали бы сидеть тут, в архивной пыли, среди вполне обычной на вид мебели. Но и для него никаких дел здесь не имелось, и он вновь полез в шахту.
Лезть назад, в сырое подземелье, не хотелось, и Йаати, вздохнув, плюхнулся на пол перекошенной кабины лифта, сонно прикрыв глаза и прислушиваясь. Сверху иногда доносилось какое-то потрескивание, но такое слабое, словно там летали стрекозы. Йаати мельком подумал, что не видел тут никаких насекомых… потом вдруг душераздирающе зевнул. Пусть он пока что и не спятил, но никаких сил в нем точно не осталось, — невыносимо захотелось спать. Но спать тут, на грязном полу, Йаати всё равно не смог бы. Он подумал, что можно вытащить несколько стульев в коридор и лечь на них… потом усмехнулся, и вновь солдатиком сиганул в люк.
Холодная вода ненадолго прогнала сонливость. Йаати выбрался на пол, изо всех сил отряхнулся, как собака, потом бодро полез в кабельную шахту. Ему вновь захотелось выглянуть наружу, — но царившая там могильная тишина остановила его, как висевший в воздухе барьер. Казалось, поднимись он ещё на один шаг, — и с ним случится нечто, невыразимо ужасное. Чувство было глупое, и в другом случае Йаати с наслаждением плюнул бы на него… но сейчас ему снова захотелось спать. Вздохнув, он скользнул в тесную нору, зевая, прополз в щитовую и сел, прислонившись спиной к нагретому, едва заметно вибрирующему металлу. Подвижный теплый воздух обволакивал влажное тело, дразнил и щекотал, — ещё одно уютное ощущение. На миг показалось, что он дома, в ванной, — и тут же со страшной силой захотелось туда. В какой-то миг он даже подумал, что уже дома, и недовольно помотал головой. Так недолго в самом деле спятить…
Пыли здесь не было, и он, вздохнув, растянулся на полу, положив голову на руки и сонно глядя в беленый потолок. Впервые, наверное, за всё проведенное здесь время он чувствовал себя совсем спокойно, — здесь, в месте, в которое ни одна из встреченных им тварей не смогла бы забраться. Да и физически он чувствовал себя совсем неплохо, несмотря ни на что, — всё же, столь юный возраст имеет свои преимущества. Разве что устал, — но сейчас ему неплохо отдыхалось.
Йаати лежал неподвижно, ровно дыша, лишь иногда невольно поджимая живот или пальцы на ногах, — где-то в теле ещё бродили отголоски пережитого кошмара. В конце концов, он незаметно заснул.
Проснулся он резко, словно от толчка, и замер, пытаясь понять, где это он, и что его разбудило. Здесь стало тихо… как-то слишком. Пока он спал, ток в щитах умер, хотя свет ещё горел, и это уже откровенно пугало.
Он попытался вспомнить свои сны, — но тут пол под ним вздрогнул вновь, — мягко, совершенно беззвучно. Йаати рывком сел и прислушался. Ни звука… но тут пол опять толкнул его, на сей раз — в пятки и задницу. Он сразу вспомнил о чудовищном орудии, об этом зыбком кровавом пузыре… и по его телу волной прошла резкая невольная дрожь. Он вскочил, всё ещё вздрагивая, посмотрел на снятую решетку. Захотелось вновь залезть туда… но в подвале он точно ничего не увидит, придется возвращаться в шахту.
Вздохнув, Йаати уже привычно скользнул в нору. Добравшись до шахты, он решительно полез вверх… и, выглянув в дыру, удивленно замер, глядя на развалины, лежавшие под хмурым, уже по вечернему рыжеющим небом.
Йаати ошалело мотнул головой, — он не представлял, что проспал так долго. Сейчас ему казалось, что он спал какие-то минуты, максимум — полчаса, а не несколько. Это сильно его напугало. В какой-то миг ему даже показалось, что ночь прошла, и сейчас уже утро, — а он этого даже не заметил. Но он чувствовал себя так, словно вообще не спал.
Йаати вновь мотнул головой. Снаружи что-то изменилось, и он замер, чувствуя, что его до пяток пробивает озноб. Он не сразу понял, что море дымки поднялось, — теперь оно почти достигало третьего этажа, поглощая развалины. И не только поднялось, но и продолжало подниматься. На вид оно казалось неподвижным, но стоило лишь отвести глаз, — и в следующий раз он замечал зыбкую поверхность чуть выше.
Оставаться тут было нельзя, — Йаати боялся представить, что с ним станет, когда дымка доберется до дыры, — но настроение его сразу испортилось: выходить наружу на ночь глядя не хотелось. И испортилось ещё сильнее при первой же попытке одеться, — брошенная в сыром подвале одежда так и не просохла, и ему показалось, что он пытается влезть в болотную тину. Осенью.
Тихо выругавшись, он связал всё барахло, вместе с сумкой, в узел, получившийся неожиданно большим. Теперь непонятно было, куда девать нож. Вспомнив какой-то фильм про пиратов, он попытался взять его в зубы, — но это оказалось жутко неудобно.
Помянув незлым тихим словом ещё одну идиотскую выдумку, Йаати сунул нож в узел. Потом вспомнил о воде на дне шахты, развязал узел, открыл сумку и сунул нож туда. Потом смотал узел обратно. В этот раз вышло почти компактно. Он бодро направился к люку… и вдруг с удивлением понял, что выходить отсюда в полный опасностей мир ему до чертиков страшно.
Остаться он не мог, но чувство страха сдаваться не спешило. Он ощутил его сопротивление, как нечто, почти физическое, и это добавочно его напугало, — его собственное тело почти взбунтовалось против него.
Йаати сжал зубы и отчаянно помотал головой, изо всех сил стараясь прогнать страх. Отчасти это даже получилось. По крайней мере, голова у него закружилась, и стало как-то не до всяких смутных опасений. Вздохнув, он заглянул в люк и присмотрелся. Вроде бы ничего…
Это придало ему смелости. Крепко держа узел одной рукой, Йаати проскользнул в шахту. Подниматься, держась одной рукой (другой он придерживал на голове узел) оказалось жутко неудобно, и он с облегчением вздохнул, сунув его в горизонтальную дыру. Потом посмотрел вверх. Очень хотелось подняться и выглянуть ещё раз… но сейчас эта мысль не казалась ему умной. Если дымка уже там…
Вздохнув, он нырнул в нору, толкая узел перед собой. Это оказалось проще… но его нервировала странная возня за стенами. Крысы… быть может, но казалось, что по стенам вслепую шарят руками, и этот шорох следует за ним, словно кто-то прямо сквозь бетон мог ощущать тепло его нагого тела.
Йаати до пальцев босых ног пробил озноб. Он вновь яростно помотал головой, но только поднял волосами тучу пыли и чихнул. Звук раскатился по норе, как выстрел, и Йаати испуганно замер. Ничего. Даже шорох за стенами стих, словно напуганный, и он с трудом подавил приступ смеха. Значит, всё-таки крысы…
Он вновь пополз вперед — и облегченно вздохнул, выбравшись в щитовую и заперев за собой дверцу. Здесь дымка, чем бы она ни была, уже не могла чем-то угрожать ему. Но, сидя здесь, он быстро умер бы от жажды, — так что он бодро забрался в вентиляцию и пополз вперед, на разведку.
Добравшись до решетки, Йаати замер. Он легко мог вытолкнуть её, — но, выбравшись из дыры, он просто упал бы головой вниз, — и, скорее всего, сломал бы себе руки. Выругавшись про себя, он пополз назад.
Развернувшись, он вновь заглянул в вентиляцию и замер, глядя на тонкие полоски падающего сквозь решетку света. Вылезать туда нагишом явно не стоило, так что он размотал узел, и, ёжась от холода, оделся. Ощущение от сырой одежды оказалось мерзкое. Йаати весь покрылся ознобом и несколько раз передернулся. Наконец, мокрая ткань согрелась на теле, стало чуть полегче. Он забросил сумку на плечо и вытащил нож. Теперь он чувствовал себя вполне готовым… но вылезать всё равно не хотелось.
Йаати вздохнул. Собственный страх начал его уже злить, — в конце концов, сейчас вокруг не было совершенно ничего жуткого, а значит, не стоило и бояться, так сказать, авансом. Ничем хорошим это точно не кончилось бы.