Лад же забрал перстень из ладони Данте и одел ему на безымянный палец.
— Издеваешься? — голос был по-прежнему беспристрастен.
— Как хочешь, так и понимай, — отмахнулся Лад, немного обиженный, что его подарок не оценили, — кстати, артефакт занятный, изучи на досуге.
Данте кивнул, принимая к сведению.
— Совет определил дату суда.
Лад сначала дернулся, а затем беззаботно рассмеялся.
— Раньше, чем закончу игру — не появлюсь. Так и передай.
— Это не тебе решать. Я вернусь к назначенному сроку.
Данте исчез, забрав вместе с собой холод.
— Извини, возможно, я немного опоздаю к началу суда, — сообщил в пустоту Лад и шкодливо улыбнулся, — впрочем, я уверен, вам найдется, чем себя занять. Если первокурсники разобрались, то и Совет как-нибудь с аномалией справится, а вот сколько им потребуется на это времени…
Теодор устало потер лоб, про себя подивившись, как голова в прямом смысле еще не распухла. Слишком много информации и новых терминов за одну пару. К тому же лорд-профессор Ивенсон со своей саркастической манерой подачи материала вел занятие на диссертационном уровне. И искренне удивлялся, почему никто ничего не понимает. Это же так просто и логично!
— Одиннадцать веков назад многие слоги были неполногласными. “Ре”, “ро”, “ло”, “ле” сейчас в заклинаниях выглядят как “ере”, “оро”, “оло”, “еле”.
Сидящий рядом с Кестером Алекс в начале пары все-таки включил диктофон и, открыв на планшете редактор, обрабатывал фотографии с последней съемки. Попытка не пытка, может, профессор Ивенсон не против аудиоматериалов для подготовки к экзамену? Тем более, что скромное увлечение Рута приносило ему неплохой дополнительный доход.
— Помимо неполногласия, в то время также происходили следующие процессы изменения языка: три поочередные палатализации, отдельно йотовая палатализация, падение редуцированных, исчезновение носовых трифтонгов. Сейчас мы рассмотрим на примере заклинания левитации все эти процессы.
На доске появилось два заклинания — старого и нового образца.
Одра тихо застонала. У нее с языком Рейвеля категорически не ладилось.
Вот совсем-совсем никак.
— Наберись терпения, — не отвлекаясь от записи лекции, попросил Тео, он знал, как переживает и старается подруга; — Ты все обязательно выучишь и поймешь. Со временем.
Язык Рейвеля-Томэла был основой контроля магии.
Без него любой дар превращался в хаотичные, опасные для жизни и здоровья окружающих выбросы. И сам маг, не способный сдерживать силу, выгорал за несколько лет. На языке Рейвеля магами и для магов писались учебники, пособия, энциклопедии, книги, рецепты зелий и формулы заклинаний. Кроме него не было известно никакого другого способа, чтобы контролировать внутри себя потоки волшебства.
Поэтому без знания и понимания этого предмета маг обрекал себя либо на быструю и мучительную смерть, либо на полный блок дара (и неизвестно, что из этого было хуже).
Про изобретателя языка ходило много легенд и историй. На истории магии без упоминания Рейвеля-Томэла за эти две недели не прошло ни одно занятие. Оно и понятно — до создания универсальной знаковой системы ни одно заклинание нельзя было записать. Пергаментные листы не удерживали в себе слова, содержащие силу. И хорошо, если формулы просто взрывались. Чем обернется обыкновенное заклинание той же левитации при перенесении его на бумагу, предсказать не мог никто.
Рейвель предложил новую систему символов. Одних согласных в изобретенном им алфавите было семьдесят четыре, гласных тридцать пять, не говоря про времена, спряжения, лица и прочие нюансы. Любая мелочь: неровно прочерченный диакритический знак над буквой, грамматическая ошибка, маленькое расстояние между словами или клякса могли привести к летальному исходу писца.
Но, тем не менее, язык позволял переносить знания на пергамент, производить расчеты, записывать наблюдения, не держа в уме сотни и тысячи формул, и не бояться, что бесценные знания уйдут в чертоги Покоя, когда наступит время умирать.
После систематизации и доработки формул заклинаний, число несчастных случаев уже в первом десятилетии сократилось на треть, через век — в половину от оставшегося объема, а потом и вовсе упало до смешного минимума. И танатологи, и химерологи, и предсказатели, и сноходцы — никто не обходился без языка Рейвеля. Даже обычные люди, лишенные дара, изучали его азы, чтобы уметь распознавать знаки магов и переводить с него необходимый минимум, на случай чего-нибудь непредвиденного.
Но из-за его сложности язык тихо ругали все.
— Вот смотрю я на вас и думаю… А отвернусь — все! — ушла мысль! — тяжело вздохнул лорд Ивенсон, глядя на измученные непониманием лица студентов.
Первокурсники не отреагировали, даже низкий звон колокола не сразу донес до их сознания, что пара окончилась.
Алекс выключил диктофон и закинул планшет в сумку. Часть лекции была честно записана, но над заклинаниями левитации еще предстояло хорошенько посидеть в библиотеке, обложившись дополнительной литературой. Одра смела вещи с парты и, приободрившись, посмотрела на остальных. Судя по тому, что она видела — проблемы с пониманием Рейвеля испытывал весь специалитет. Так что на пересдачи предстояло таскаться не в одиночестве.
— Идем в “Жареный тетерев”. У нас до истории окно.
Возражений не последовало.
Кафе, которое посоветовал им Лад (после тоскливых жалоб на столовую), и располагалось недалеко от главных ворот, и отличалось приятным соотношением цены и вкуса. А по паролю “лингвистический заяц” (и снова спасибо куратору) учащимся МПГУ предоставлялась скидка. Владельцы понимали, что скудность студенческих кошельков покрывала привычка ходить толпами, а заодно и жуткий голод.
Так что недостатка клиентов “Жареный тетерев” не знал.
Первым в столешницу лбом, пока они ожидали заказ, ткнулся Готхольд и сквозь зубы застонал.
— Всего несколько недель прошло, до первой сессии, казалось бы, палкой не докинешь, а я уже чувствую себя трупом. Это вообще реально, пережить четыре года?
— Осторожнее про трупы, — посоветовала Энтони. Она, скинув ботинки, с удобством расположила ноги на коленях супруга. — Второй курс жаловался на нехватку практического материала — могут утащить в мертвецкую.
— Остальные же как-то доживают? — логично возразил Алекс. — Значит, и мы сможем. Просто привыкнуть надо.
Одра тоже со стуком ткнулась в столешницу.
— Кому продать душу, чтобы понять этого проклятого Рейвеля?
Ответить на это друзья не успели. Группа студентов, сидящая за соседним столиком, присмотрелась к ним.
— Одрачка! — радостно воскликнула худощавая девица со значком третьего курса факультета алхимиков.
У нее было замечательное круглое личико с мягким подбородком и лучистыми светлыми глазами. А золотистые (хоть и явно крашеные) кудряшки придавали какую-то детскость и наивность.
— Солнышко мое! Как ты? Как Гектор? Он давненько мне не писал!
Блеир явно пыталась переварить свое имя в уменьшительно-ласкательной форме. Остальные, не удержавшись, тихо хихикали в кулаки и думали, что алхимичка только что подарила им неиссякаемый запас подколок.
— Спасибо, Нели, все хорошо, Гектору дам пинка, не волнуйся, — пообещала Одра. — Знакомься, это мои друзья. Ребята, это Неллиель — именно благодаря ей я поступила в МПГУ. Она соавтор музыкальных композиций моего брата.
Тео заметил, что, несмотря на явное неудовольствие от сокращения своего имени, Блеир смотрела на Нели с теплом. Да и напоминание о непутевом брате-композиторе, который еще месяц ныл в м-поле на тему оказавшихся у него вещей сестры, вызвало у девушки улыбку.
— А почему ты сама не пошла в музыкальное? — с любопытством спросил Готхольд, явно заинтересовавшись девушкой.
Нели наградила статного Корфа не менее любопытным взглядом.
— Музыка сама по себе — волшебство. Она не должна быть работой, только приносить удовольствие. Это Гектор не мыслит и часа жизни без нот.
Алхимичка перевела взгляд чуть в бок и, увидев Лили, почему-то нахмурилась.
— А мы знакомы? — предположение прозвучало как-то неуверенно.
— Нет, не думаю, — Крипс, очевидно, раздражала кукольная внешность Нели.
— А это не ты была, когда… — девушка почему-то не договорила, замялась, а затем покачала головой. Туго завитые кудри смешно подпрыгнули в такт движению. — Извини! Я, кажется, все напутала!
— Зрение подлечи, — буркнула Лили, но ее уже никто не слушал.
— Рада, что ты с нами, Одрусик! — наклонившись, алхимичка чмокнула Одру в щеку. — Удачи тебе!
Блеир с явно наигранным неудовольствием отпихнула от себя подругу, которая, махнув на прощание, поспешила за своей группой.
— Одрусик… — Алекс обменялся с Готхольдом коварными взглядами, и все за столиком, даже Тео, весело рассмеялись.
— Ну вас, — фыркнула Блеир, но ругаться или требовать не называть себя подобным образом требовать не стала. — Мы вообще-то этого сумасшедшего Рейвеля обсуждали! В школе по нему у нас была кошмарная училка — давала только самостоятельные, а сама сидела в м-пространстве. До сих пор удивляюсь, как мы с таким отвратительным уровнем контроля ничего не разнесли.
— Тебе просто нужно приложить больше усилий, а не проводить все свободное время на полигоне, — усмехнувшись, посоветовал Теодор. В школьном аттестате по Рейвелю у него стояло “отлично”, но в университете, к своему изумлению, Кестер обнаружил, что понял от силы половину произнесенных лордом Ивенсоном терминов.
Похоже, в библиотеке придется поселиться не одной Одре.
— Вообще-то, сложности у девяносто восьми процентов всего МПГУ, — фыркнула Лили, гоняя пальцем по экрану планшета какую-то игрушку, — делаем шпоры, рассовываем их по карманам и вперед! Меня куда больше волнует, что Ян оказался бесчувственным чурбаном!
Готхольд перестал стучаться лбом о столешницу и с удивлением посмотрел на Лили.
Его школьные друзья Айвен и Ян были из групп без специалитета и занятия потоков не всегда совпадали. А обсуждать друзей за их спинами как-то не хотелось.