— Итак, господа, сразу к делу, — объявил я, едва гости успели доложиться своему Верховному Главнокомандующему по всей форме. — Каков наш план действий в случае войны с Грузией?
Начальник Генштаба молодцевато щелкнул каблуками и прижал к груди планшет — бережно, как младенца или бутылку. А министр обороны извлек из кейса красную папку с тиснением «Совершенно секретно» и, искоса заглядывая в нее, бодрым голосом начал:
— Наши главные задачи в случае эскалации военного конфликта с Федеративной Республикой Грузия состоят в том… э-э-э… в том, чтобы… э-э-э… Комплекс мер, стоящих перед российской армией в случае войны с Грузией, предусматривает, так сказать, комплекс оперативных мероприятий, состоящих из… э-э-э-э-э…
Еще минуты полторы я честно слушал эканье и мэканье говорящего пельменя, а затем взял у него из рук папку и обнаружил в ней лишь две пожелтевших бумажки. На первой оказался мобилизационный план в случае войны с Китаем, на второй, совсем уже ветхой, скупо рассказывалось о первоочередных действиях при столкновении стран Варшавского договора со странами НАТО. ФРГ упоминалась там часто, но только была это никакая не Грузия, а еще Германия.
Вот тебе раз! Я-то был уверен, что наши оборонщики загодя озаботились сценариями на все случаи жизни и смерти — включая агрессию со стороны Гондураса или войну с полчищами инопланетян.
— Это как же понимать? — Я затряс бумажками перед виноватыми рожами этих горе-вояк. — Где поэтапный план отпора вероятному противнику? Где график перенацеливания баллистических ракет? У вас их нет? Значит, когда грузинско-фашистские войска подло, без объявления войны, вторгнутся на святую землю наших предков… когда озверевшие орды пожирателей чурчхелы и хинкали начнут хозяйничать в краю кваса, медовухи и гречневой каши…
Я сделал паузу и удостоверился в тревожном выражении обеих физиономий: как я и думал, мои гастрономические метафоры на них подействовали. Теперь подбавим еще чуток патриотической страсти.
— …когда кованый сапог грузинского оккупанта, — продолжил я развивать свою мысль, — будет топтать наши луга и нивы, жечь наши города и села, насиловать наших жен, детей, стариков, у России что — уже не найдется симметричного ответа? Да? Вы чем тут вообще занимаетесь все эти месяцы? Спите летаргическим сном?
— Никак нет, товарищ Верховный Главнокомандующий! — поспешно отрапортовал министр-пельмень. — Мы пересматриваем сметы, оптимизируем расходы, секвестируем непрофильные активы. Одно только сокращение телепередачи «Армейский магазин» на пять минут позволило выкупить двести офицерских квартир в Сыктывкаре…
— Мы, товарищ Верховный Главнокомандующий, следуем вашим личным указаниям, озвученным на совещании в Генеральном штабе по случаю 23 февраля!.. — преданно глядя на меня, добавил человек-гвоздь.
Упоминание 23 февраля все объясняло. Ох, снова те же грабли! На меня накатил приступ ипохондрии, оттеснив на обочину чувство праведного гнева. Профессиональный праздник у военных — это бурные водочные реки с крутыми берегами из закуски. Похоже, в Генштабе меня опять понесло и вынесло куда-то не туда. О чем же, интересно, я там болтал? Сколько мечей успел перековать на орала?
Не помню. Не по-мню. Мерное постукивание внутри моей черепной коробки не позволяло выудить из колодца памяти ничего связного о том событии. Как ни старался я восстановить конкретные детали, от празднования Дня Армии и Флота не сохранилось ни единого стоп-кадра. Только совсем уж смутное ощущение чего-то круглого черного (большое блюдо с икрой? чья-то флотская фуражка?), высокого блестящего (полный графин? люстра?) и очень-очень смешного (я рассказываю анекдот? мне рассказываю анекдот? кто-то пытается зачерпнуть икры черной флотской фуражкой?).
Ужас-ужас-ужас. Надеюсь, я хоть не был безбрежным пацифистом. Авось не все военные училища уже успели превратиться в фабрики игрушек. Надо будет при случае узнать, как далеко зашел процесс.
— Тоже мне, работнички, — проворчал я. — А головой кто будет думать? Даже к указаниям президента надо подходить творчески, не понимать все буквально. Эдак мы досокращаемся до полной утраты боеготовности… Танки-то, надеюсь, у нас еще остались? (Судаков и Лущинский в унисон закивали). Наверно, не берет никто, вот они и остались? (Оба замотали головами, однако по их лицам пробежало нечто вроде легкого смущения). Ну ладно, раз плана по Грузии у вас нет, придется импровизировать… Тащите сюда карту!
В планшете начальника Генштаба карта нашлась, причем неожиданно хорошая — новая, большая, подробная, вся покрытая условными значками и даже не стертая на сгибах. Мы разложили ее у меня на рабочем столе; я взял из ящика маркер с линейкой, чтобы прочертить направление главного удара. Судаков с Лущинским заметно оживились, как только узнали, что война будет носить сугубо экономический характер: они сразу стали переглядываться и перешептываться — полагаю, уже заранее прикидывали, где, кому и почем будут сбывать вино, отбитое с боями у врага.
И тут нам устроила подлянку элементарная география. Зря я, как оказалось, пригрозил наглецу Жуликошвили танковым рейдом прямо в Кахетию: эта зараза обнаружилась очень далеко от места нашего будущего прорыва. То есть в Алазанскую долину, к заветным бочкам с призовыми Цинандали и Напареули, российскому танковому десанту придется пилить и пилить едва ли не через всю Грузию. Вот черт!
Сам я хоть и человек гражданский, неплохо знаю народишко в погонах: стоит фронту отодвинуться от тыла на десять паршивых кэмэ, как в войсках возникает дефицит всего, что можно есть и пить. Тотчас начинаются брожение, разложение, партизанщина, уголовщина — и вот уже один тырит чужого барашка, другой жарит шашлык прямо на танковой броне, третий меняет на виноградную водку свои сапоги, портянки, патроны и казенное дизельное топливо, а там уж до предательства Родины недалеко. Первую чеченскую мы примерно так и профукали.
— Кахетия отменяется, — вздохнул я. — Повезло мерзавцу. Но от наказания за плевок в наш престиж ему по-любому не уйти. Поищем источники поближе к границе: думаю, там везде вина хоть залейся. Наша цель — наехать, взять трофеи, вернуться и объяснить остальному миру, что ничего не было. Военную операцию назовем… назовем… ну допустим, «Багратион». Честно говоря, не помню, кто это такой, но звучит, по-моему, красиво. Возражения есть?
— Никак нет! — хором отозвались пельмень и гвоздь.
— Соответственно, — продолжил я, — у вас на сегодня две задачи. Первая — до полуночи скрытно организовать мощный бронированный кулак во-он там, в районе Рокского туннеля. Вторая — до начала наступления собрать подробные сведения, какие приличные вина водятся в пределах трехчасового танкового броска. Трофеи должны быть качественными, чтобы противник понес ощутимые финансовые потери и долго не мог оправиться. Действуем тихо, СМИ не подключаем, мобилизацию резервистов не проводим… Кстати, на будущее: вам не кажется, что мобилизационных пунктов у нас маловато? Снова экономите? — Я нашел на карте и ткнул пальцем в несколько букв «М», обведенных оранжевыми кружочками.
— Это, товарищ Верховный Главнокомандующий… э-э-э… не совсем то, о чем вы подумали, — пробормотал министр обороны.
— Тогда что это? — насторожился я. — На метро не похоже. Платные мужские сортиры? А ну-ка признавайся, Судаков: ты опять взялся за старое? Опять из народного говна кроишь себе бабки?
Судаков и Лущинский в смущении потупили глаза, словно оба никогда в жизни не слышали простого русского слова «говно».
— Что, угадал я? На оперативной карте — сортиры? Стыд! Личному составу нашей армии, по-вашему, уже простых кустов не хватает?
— Э-э… в некотором смысле это да, сортиры, — завилял министр обороны. — Точнее говоря, это сортиры в комплексе с приданной им базовой инфраструктурой быстрого питания…
— Какая инфраструктура может быть у сортиров? — изумился я. — Ты чего несешь? Вы оба в своем уме? Или где-то нахимичили? Ну!
Судаков с Лущинским обменялись быстрыми взглядами, после чего начальник Генштаба расшифровал мне окольные намеки министра.
— В общем, это символы ресторанов «Макдональдс», — признался человек-гвоздь. — Вынужденная мера, товарищ Верховный Главнокомандующий. Без спонсоров мы бы эту карту не выпустили. Военные типографии перешли на самоокупаемость и ломят немыслимые бабки. А где их взять? Пришлось включить армейскую смекалку. Вот здесь и здесь, видите, мы еще немного добавили…
Чугунная слива в башке подпрыгнула. Нет уж, торопливо подумал я, и смотреть сейчас не буду, и вникать не хочу в эту коммерцию на штабных картах. Даже предполагать боюсь, что значит буква «К» в синем ромбе. Упаси Господи, если это не военные комиссариаты, а кинотеатры, караоке-бары или, хуже того, казино. Убью ведь гадов.
Аудиенцию на высшем уровне надо было закруглять, пока не поздно. Кратким, но емким жестом я показал смекалистому гвоздю и экономному пельменю, чтобы те выкатывались из президентского кабинета — притом как можно шустрее. Иначе первыми жертвами еще не начатой российско-грузинской войны могут стать именно они…
Спустя две секунды на моем пороге опять нарисовался штатский Вова — все с той же папкой в руках, с еще более напряженным лицом и с тихим болезненным шепотом: «Регламент… умоляю вас… регламент…» Я сообразил, что меня все еще дожидается румынский президент, однако большого чувства вины не испытал. Меня по-прежнему подташнивало — не лучшее самочувствие для светских бесед. В конечном счете, сказал себе я, не Москва зазывала Бухарест к себе в гости — это Бухарест намылился к нам с дружественным визитом. А если друг, то может и перетерпеть.
Я похлопал по плечу скорбного референта Вову и повелел:
— Вырази господину Траяну Хлебореску мое официальное сожаление по поводу несостоявшейся встречи в 12.20, ввиду… — Разнообразия ради я решил не врать, — …ввиду временного ухудшения состояния здоровья президента России… Примерно вот такой ему выдашь текст, формулировки отточи сам. И сразу согласуй с ним перенос нашего рандеву. Скажем, на 16.00.