Эдна все утро трудилась над своим холстом – этюдом молодого итальянца, завершая работу без модели, однако ее часто отвлекали – сначала происшествие в скромном домашнем хозяйстве, затем события светского характера.
К ней притащилась мадам Ратиньоль, избегавшая, по ее словам, слишком людных улиц. Она жаловалась, что Эдна в последнее время совсем ее забыла. Кроме того, ее снедало любопытство: ей не терпелось увидеть маленький домик и посмотреть, как его обустроили. Она хотела знать все подробности званого ужина, ведь месье Ратиньоль ушел чересчур рано. Что происходило после его ухода? Шампанское и виноград, которые прислала ей Эдна, оказались слишком вкусными. У нее такой плохой аппетит, а они подкрепили ее силы и привели в тонус желудок. Как, ради всего святого, разместятся в этом тесном домике мистер Понтелье и мальчики? Затем мадам Ратиньоль заставила Эдну пообещать прийти к ней, когда начнутся ее мытарства.
– В любое время. В любое время дня и ночи, дорогая, – заверила приятельницу Эдна.
– По-моему, в каком-то смысле вы сущее дитя, Эдна, – заметила перед уходом мадам Ратиньоль. – Кажется, что в ваших действиях отсутствует та мера рассудительности, которая необходима в этой жизни. Именно поэтому мне хочется сказать, что вы не должны возражать, если я посоветую вам быть чуточку осмотрительнее, пока вы живете здесь одна. Почему бы вам не попросить кого-нибудь поселиться вместе с вами? Может, мадемуазель Райс?
– Нет, она не захочет переезжать, да и мне не хотелось бы, чтобы она постоянно была рядом.
– Что ж, дело в том, что, по слухам – вы ведь знаете, насколько недоброжелателен свет, – вас посещает Алсе Аробен. Разумеется, это не имело бы никакого значения, если бы не ужасная репутация мистера Аробена. По словам месье Ратиньоля, считается, будто одного его внимания к женщине довольно, чтобы запятнать ее имя.
– Он похваляется своими победами? – прищурившись, невозмутимо осведомилась Эдна.
– Нет, думаю, нет. Я полагаю, по крайней мере в этом отношении он порядочный человек. Однако среди мужчин его реноме слишком хорошо известно. Я уже не смогу выбраться к вам. Даже сегодня это было весьма и весьма опрометчиво с моей стороны.
– Осторожно, ступенька! – воскликнула Эдна.
– Не забывайте меня, – попросила мадам Ратиньоль. – И не пренебрегайте тем, что я сказала об Аробене, и моим советом пригласить кого-нибудь поселиться с вами.
– Конечно! – рассмеялась Эдна. – Вы можете говорить мне все что угодно.
Приятельницы расцеловались на прощание. Идти мадам Ратиньоль было недалеко, и Эдна немного постояла на крыльце, глядя ей вслед.
Днем с «благодарственным визитом»[64] заглянули миссис Мерримен и миссис Хайкемп. Эдна считала, что они могли бы обойтись без формальностей. Они явились еще и затем, чтобы пригласить миссис Понтелье сыграть в vingt-et-un[65]на вечере у миссис Мерримен. Ее попросили прийти пораньше, к ужину, а в конце мистер Мерримен или мистер Аробен могли бы отвезти ее домой. Эдна приняла приглашение с прохладцей. Порой она чувствовала, что миссис Хайкемп и миссис Мерримен очень ее утомляют.
Ближе к вечеру молодая женщина нашла пристанище у мадемуазель Райс и, одиноко коротая время в ожидании последней, ощущала, как сама атмосфера убогой, невзрачной комнатушки вселяет в нее нечто вроде покоя.
Она села у окна, из которого открывался вид на крыши домов и реку. Подоконник был уставлен цветами в горшках, и молодая женщина принялась обрывать сухие листья с розовой герани.
Был теплый день, с реки дул приятный ветерок. Эдна сняла шляпку и положила ее на фортепиано. Она всё обрывала листья и ковыряла шляпной булавкой землю вокруг растения. Однажды ей показалось, что она слышит шаги мадемуазель Райс. Но то была молодая чернокожая служанка. Она вошла в квартиру, держа в руках небольшой сверток с бельем, отнесла его в соседнюю комнату и удалилась.
Эдна села за фортепиано и стала тихонько наигрывать одной рукой мелодию музыкального произведения из лежавших перед ней раскрытых нот. Прошло полчаса. Время от времени снизу, из подъезда, доносились шаги входивших и выходивших людей. Молодая женщина все больше увлекалась своим занятием – наигрыванием арии, когда вновь раздался стук в дверь. Она рассеянно спросила себя, что сделают те люди за дверью, когда поймут, что мадемуазель нет дома.
– Войдите, – крикнула Эдна, поворачиваясь лицом ко входу.
И на сей раз перед нею предстал Робер Лебрен. Она попыталась было встать, но не смогла бы сделать этого, не выдав волнения, которое охватило ее при виде молодого человека, поэтому снова опустилась на табурет.
– А, Робер! – воскликнула она.
Он подошел и сжал ее руку, точно не сознавая, что говорит и делает.
– Миссис Понтелье! Как вы здесь… О! Как чудесно вы выглядите! Мадемуазель Райс не дома? Я совершенно не ожидал увидеть вас.
– Когда вы вернулись? – неверным голосом промолвила Эдна, вытирая лицо носовым платком.
Ей, кажется, было не слишком удобно на фортепианном табурете, и Робер предложил ей пересесть на стул у окна. Эдна машинально пересела, после чего он сам опустился на табурет.
– Позавчера, – ответил молодой человек, облокачиваясь на клавиатуру и исторгая из фортепиано громозвучный неблагозвучный аккорд.
– Позавчера! – повторила Эдна вслух и продолжала твердить про себя с каким-то недоумением: «Позавчера».
Она-то представляла себе, как Робер, не успев прибыть, пускается на ее поиски, а он уже два дня живет под одним с нею небом и натолкнулся на нее по чистой случайности. Мадемуазель, должно быть, солгала, когда сказала: «Бедная глупышка, он любит вас».
– Позавчера, – снова произнесла женщина, срывая веточку герани. – Значит, не встреться вы со мною здесь сегодня, вы бы не… Когда… То есть вы не собирались являться ко мне с визитом?
– Безусловно, я должен был вас навестить. Так много дел навалилось… – Робер нервно перелистал ноты мадемуазель Райс. – Вчера я сразу приступил к работе в старой фирме. В конце концов, здесь у меня не меньше шансов, чем было там, – то есть, возможно, когда-нибудь это занятие начнет приносить мне доход. С мексиканцами я общего языка не нашел.
Итак, он вернулся, потому что не нашел общего языка с мексиканцами, потому что тамошняя служба оказалась не доходнее здешней. Вернулся по каким угодно соображениям, только не потому, что желал быть рядом с ней. Эдна вспомнила тот день, когда сидела на полу, перебирая страницы его письма в поисках причины, оставшейся неназванной.
До этой минуты она не успела заметить, как выглядит Робер, лишь ощущала его присутствие, теперь же намеренно повернулась к молодому человеку и стала рассматривать его. В конце концов, он отсутствовал всего несколько месяцев и ничуть не изменился. На его волнистых волосах – такого же цвета, как у нее, – по-прежнему имелись залысины. Кожа загорела не больше, чем на Гранд-Айле. В его глазах, когда он в течение одного безмолвного мгновения смотрел на нее, Эдна заметила прежнюю трепетную нежность, к которой теперь прибавились горячность и мольба, которых раньше не было. Увидела прежний взгляд, который проник в спящие уголки ее души и пробудил их.
Сотни раз Эдна рисовала в воображении возвращение Робера и их первую встречу. Обычно это происходило у нее дома, где молодой человек сразу же находил ее. Она всегда представляла, что Робер каким-то образом проявляет или выдает свою любовь к ней. А теперь, в реальности, они сидели в десяти шагах друг от друга, Эдна у окна комкала в ладони листья герани и вдыхала их аромат, он вращался на фортепианном табурете и говорил:
– Я с большим удивлением узнал об отсутствии мистера Понтелье. Поразительно, что мадемуазель Райс мне этого не сообщила. А о вашем переезде мне вчера рассказала матушка. Я бы решил, что вы поехали с ним в Нью-Йорк или с детьми в Ибервиль, вместо того чтобы заниматься тут домашними хлопотами. Кроме того, я слыхал, что вы собираетесь за границу. Предстоящим летом вы не приедете к нам на Гранд-Айл; без вас… Вы часто видитесь с мадемуазель Райс? Она постоянно упоминала о вас в тех немногих письмах, которые мне писала.
– Вы помните, что обещали мне писать, когда уедете?
Лицо Робера залилось румянцем.
– Я и предположить не мог, что мои письма могут заинтересовать вас.
– Это оправдание, но не правда.
Эдна потянулась за своей шляпкой, лежавшей на фортепиано. Надела ее, неторопливо проткнув шляпной булавкой тяжелый узел волос.
– Вы не дождетесь мадемуазель Райс? – спросил Робер.
– Нет. Я по опыту знаю, что когда она так долго отсутствует, то, скорее всего, вернется поздно.
Эдна натянула перчатки, Робер взял свою шляпу.
– Вы не подождете ее? – спросила Эдна.
– Нет, если вы полагаете, что она возвратится нескоро. – И, словно осознав некоторую неучтивость своих слов, добавил: – Иначе я упущу удовольствие проводить вас до дому.
Эдна заперла дверь и вернула ключ в тайник.
Они отправились вместе, пробираясь по грязным улицам и тротуарам, наводненным мелкими торговцами с их дешевым товаром. Часть пути проделали на трамвае, а когда высадились, прошли мимо особняка Понтелье, который выглядел разоренным и полуразобранным. Робер ни разу не бывал в этом доме и с интересом его разглядывал.
– Я никогда не видел вас в обстановке вашего дома, – заметил он.
– Я этому рада.
– Почему?
Эдна не ответила. Они завернули за угол, и, когда Робер последовал за ней в ее маленький домик, ее мечты как будто начали наконец сбываться.
– Вы должны остаться на ужин, Робер. Видите, я совсем одна и так давно вас не видела. Мне о многом хочется вас расспросить.
Она сняла шляпку и перчатки. Робер колебался, придумывая оправдания насчет ожидающей его матери, он даже залепетал о каком-то приглашении.
Эдна чиркнула спичкой и зажгла лампу на столе: сгущались сумерки. Когда молодой человек увидел в свете лампы ее лицо, выглядевшее страдальческим и внезапно утратившее плавность линий, он швырнул шляпу в сторону и сел.