Эдна, по ее собственному выражению, была страстно влюблена в музыку. Хорошо исполненные мелодии обладали способностью вызывать в ее воображении разные картины. Ей нравилось по утрам иногда сидеть в комнате, где играла или упражнялась мадам Ратиньоль. Одна пьеса, которую эта леди играла для миссис Понтелье, была короткая, меланхоличная минорная вещица. На самом деле у пьесы было какое-то другое название, но Эдна именовала ее «Одиночество». Когда она слышала эту музыку, перед ее мысленным взором возникала фигура человека, стоящего у пустынного утеса на берегу моря. Человек этот был обнажен. Он смотрел на улетающую вдаль птицу, и вся поза его выражала безнадежное смирение.
Другая пьеса вызывала в ее воображении изящную молодую женщину в ампирном платье, которая мелкими жеманными шажками шла по длинной аллее между высокими живыми изгородями. Слушая третью пьесу, Эдна представляла играющих детей, четвертая непременно приводила на ум степенную даму, гладящую кошку.
Как только мадемуазель Райс взяла начальные аккорды, по позвоночнику Эдны пробежала сильная дрожь. Она не в первый раз слышала, как играет настоящий музыкант. Но, возможно, впервые оказалась готова к этому, впервые ее существо было в состоянии воспринять отпечаток непреложной истины.
Эдна уже предвкушала зримые картины, которые, как она думала, проступят и вспыхнут перед ее мысленным взором.
Ожидание было тщетным. Она не увидела образов одиночества, надежды, тоски или отчаяния. Но сами эти страсти пробудились в душе, раскачивая и захлестывая ее, словно волны, которые ежедневно накатывали на великолепное тело Эдны. Женщина дрожала, она задыхалась, и слезы ослепляли ее.
Мадемуазель закончила играть, встала, отвесила церемонный, надменный поклон и удалилась, ни на миг не задержавшись, дабы выслушать выражения признательности и аплодисменты. Проходя по галерее мимо Эдны, музыкантша похлопала ее по плечу.
– Ну, понравилась вам моя музыка? – с улыбкой спросила она.
Молодая женщина, будучи не в силах ответить, лишь судорожно сжала руку пианистки. Мадемуазель Райс заметила ее волнение и даже слезы. Она снова похлопала миссис Понтелье и проговорила:
– Вы единственная, ради кого стоило играть. Другие? А!..
И, шаркая, побрела по галерее в свою комнату.
Однако насчет «других» мадемуазель Райс ошибалась. Ее игра вызвала бурю восторгов:
– Что за страсть!
– Что за артистизм!
– Я всегда говорила, что никто не играет Шопена так, как мадемуазель Райс!
– А последняя прелюдия! Bon Dieu![24] Потрясающе!
Становилось поздно, и все уже собирались расходиться. Но тут кому-то, возможно Роберу, в этот таинственный час, под этой таинственной луной явилась в голову мысль о купании.
Во всяком случае, предложил это Робер, и ни единого возражения не последовало. Когда он подавал пример, не находилось никого, кто не был бы готов следовать за ним. Впрочем, Робер не подал примера, он лишь указал дорогу, а сам потащился позади, рядом с влюбленными, которые всё норовили отстать и держались особняком. Молодой человек шагал между ними – то ли из вредности, то ли из озорства, он и сам хорошенько не понимал.
Понтелье и Ратиньоли шли впереди, женщины опирались на руки своих мужей. Эдна слышала у себя за спиной голос Робера и порой различала отдельные слова. Она гадала, почему он не присоединился к ним. Это было на него не похоже. В последнее время он, бывало, не показывался ей на глаза целый день, а назавтра проявлял свою преданность с удвоенным пылом, точно желая наверстать потерянные часы. В те дни, когда какой-нибудь предлог служил для того, чтобы разлучить ее с Робером, Эдна скучала по нему, как скучают по солнцу в пасмурный день, хотя, пока оно светило, его почти не замечали.
Люди небольшими группами направились к пляжу. Они болтали и смеялись, некоторые пели. В отеле Клайна играл оркестр, и сюда доносились отголоски мелодии, приглушенные расстоянием. Вокруг витал странный, редкостный аромат, в котором чувствовались запахи моря, водорослей и сырой, свежевспаханной земли, смешанные с густым благоуханием белых цветов с близлежащего поля. На море и сушу опустилась невесомая ночь. Она не принесла с собой ни тяжелой тьмы, ни теней. Мир был окутан белым светом луны, похожим на таинственный нежный сон.
Большинство вошли в воду, как в родную стихию. Море было теперь спокойно и лениво вздымало широкие волны, перетекавшие одна в другую и разбивавшиеся только у берега, образуя маленькие пенные гребни, которые сворачивались кольцами и откатывались назад, словно медлительные белые змеи.
Миссис Понтелье все лето пыталась научиться плавать. Ее инструктировали и мужчины, и женщины, а иногда даже дети. Робер почти ежедневно проводил с нею систематические занятия, но, видя тщетность своих усилий, уже был готов сдаться. В воде ее охватывал некий неуправляемый страх, если рядом не было того, кто мог в любой момент протянуть руку и поддержать ее. Но в эту ночь Эдна была похожа на шатающегося, спотыкающегося, ищущего опору малыша, который внезапно осознает свои силы и делает первые шаги – храбро и чересчур самонадеянно.
Она была готова кричать от радости. Она и закричала, когда при помощи одного-двух размашистых гребков ее тело поднялось к поверхности воды. Женщину охватило ликующее чувство, точно ей была дарована некая сила или важная способность, позволяющая контролировать работу тела и души. Переоценив свои силы, она ощутила прилив отваги и безрассудства. Ей захотелось заплыть очень далеко, туда, куда еще не уплывала ни одна женщина.
Ее неожиданное свершение вызвало изумление, похвалы и восхищение. Каждый поздравлял себя с тем, что именно его методы обучения привели к достижению желанной цели. «Как это, оказывается, просто!» – поразилась про себя Эдна.
– Какой пустяк! – сказала она вслух. – Как же я раньше не поняла, что это так легко. Подумать только, какую уйму времени я потеряла, барахтаясь, словно дитя!
Миссис Понтелье не пожелала присоединяться к группам, устраивавшим меж собой соревнования и заплывы, но, опьяненная своим недавно обретенным умением, поплыла одна. Женщина обратила лицо к морю, чтобы впитать в себя впечатление простора и одиночества, которое сообщал ее взволнованному воображению вид обширной водной глади, встречающейся и сливающейся с освещенным луной небом. Плывя, она будто устремлялась к беспредельности, чтобы затеряться в ней.
Один раз Эдна обернулась к берегу и взглянула на оставшихся там людей. Она проплыла совсем небольшое расстояние – то есть небольшое для опытного пловца. Но ее непривычному взору водное пространство позади показалось преградой, которую она никогда не сумеет преодолеть без посторонней помощи. Мгновенное виде́ние гибели поразило ее душу и на секунду ужаснуло и оглушило рассудок. Однако усилием воли она собрала дрогнувшие силы и сумела добраться до суши.
Эдна ни словом не обмолвилась о своей встрече со смертью и приступе ужаса, лишь сказала мужу:
– Я решила, что утону там одна.
– Ты заплыла не так уж далеко, дорогая, я за тобой наблюдал, – заметил он.
Эдна сразу же отправилась в купальню, переоделась в сухую одежду и была готова вернуться домой еще до того, как выйдут из воды остальные. Она собралась уходить. Все стали звать ее и кричать ей вслед. Она отмахнулась и продолжала идти, уже не обращая внимания на возобновившиеся оклики друзей, пытавшихся ее задержать.
– Порой я склоняюсь к мысли, что миссис Понтелье капризна, – заметила мадам Лебрен, которая очень развеселилась и теперь опасалась, что внезапный уход Эдны положит конец удовольствию.
– Верно, – согласился мистер Понтелье. – Иногда бывает, но не часто.
Эдна не прошла и четверти дороги до дома, как ее догнал Робер.
– Вы решили, что я испугалась? – спросила она его без тени досады.
– Нет, я понял, что вы не боитесь.
– Тогда зачем вы меня догнали? Почему не остались с ними?
– Я не подумал.
– О чем не подумали?
– Ни о чем. Какая разница?
– Я очень устала, – жалобно промолвила Эдна.
– Знаю.
– Ничего вы не знаете. Откуда вам знать? Я в жизни не была так вымотана. Но это ощущение нельзя назвать неприятным. Сегодня вечером меня захлестнула тысяча эмоций. Я не могу распознать и половины из них. Не обращайте на мои слова внимания, я просто размышляю вслух. Интересно, взволнует ли меня в будущем еще что-нибудь так, как взволновала сегодня игра мадемуазель Райс? Интересно, придет ли еще на землю такая ночь, как нынешняя? Она похожа на сон. А окружающие люди – на каких-то загадочных сверхъестественных созданий. Должно быть, рядом бродят духи.
– Несомненно, – прошептал Робер. – Разве вы не знали, что сегодня двадцать восьмое августа?
– Двадцать восьмое августа?
– Да. Каждый год двадцать восьмого августа в полночь, если светит луна (а луна должна светить обязательно), из залива выходит дух, который веками обитал на этих берегах. Этот обладающий всепроникающим взором дух выискивает какого-нибудь смертного, достойного составить ему компанию, заслуживающего того, чтобы его на несколько часов вознесли в сферы, населенные полубожественными существами. До сих пор эти поиски всегда оказывались бесплодными, и разочарованный дух снова погружался в море. Но нынче вечером он нашел миссис Понтелье. Возможно, дух уже никогда полностью не освободит ее от чар. Возможно, она уже никогда не позволит бедному недостойному смертному пребывать в тени ее божественной особы.
– Не подтрунивайте надо мной, – попросила Эдна, уязвленная кажущейся несерьезностью молодого человека.
Тот не стал оправдываться, но этот тон с едва заметной жалобной ноткой словно укорял его. Робер не мог этого объяснить. Он не мог сказать собеседнице, что проникся ее настроением и понял ее. И ничего не ответил, лишь предложил ей руку, поскольку, по собственному признанию миссис Понтелье, она была вымотана. До этого Эдна шла одна, безвольно повесив руки, позволив белым юбкам волочиться по росистой дорожке. Она взяла Робера под локоть, но не оперлась на него. Рука ее была вялой, словно мысли женщины были где-то в другом месте, словно они неслись впереди и она пыталась догнать их.