– Вы помните, что обещали написать мне, когда уезжали? – тихо спросила Эдна.
Краска разлилась по лицу молодого человека.
– Я не верил, что мои письма могут представлять для вас интерес.
– Это предлог. Вы говорите неправду.
Эдна потянулась к роялю за шляпой. Надев ее, она принялась с некоторой тщательностью закреплять шляпу, продевая шпильку сквозь тяжелые локоны.
– Вы не будете дожидаться мадемуазель Рейц? – спросил Роберт.
– Нет; я обнаружила, что, когда ее так долго нет, значит, она не появится до позднего вечера.
Эдна надела перчатки. Роберт взялся за шляпу.
– Вы тоже не будете ее ждать? – удивилась Эдна.
– Нет, раз вы говорите, что ее не будет до вечера, – улыбнулся Роберт и добавил, внезапно осознав, что сказал нечто не совсем вежливое: – К тому же я тогда лишу себя удовольствия пройти с вами до дома.
Эдна заперла дверь и положила ключ в потайное место.
Они пошли вместе по грязной улице, выбирая дорогу между лотками с дешевыми товарами мелких торговцев. Часть расстояния они проехали в экипаже. Доехав до места, они вышли на улицу и пошли пешком, миновав особняк Понтелье, как будто разорванный на части. Роберт никогда не бывал в доме и с интересом оглядывал его.
– В этом доме я никогда вас не видел, – заметил он.
– Я рада, что не видели, – прошептала Эдна.
– Почему?
Эдна не ответила. Они завернули за угол, и, когда Роберт последовал за молодой женщиной в маленький домик, ей подумалось, что мечты наконец начинают сбываться.
– Вы должны остаться и пообедать со мной, Роберт, – попросила Эдна. – Видите, я совсем одна, и я так давно вас не видела. Мне хочется о многом спросить вас.
Она сняла шляпу и перчатки.
Роберт стоял в нерешительности, изобретая какой-нибудь подходящий предлог, например о матери, которая ждет его; он даже пробормотал что-то о деловой встрече. Эдна чиркнула спичкой и зажгла лампу на столе – уже становилось темно. Когда Роберт увидел ее лицо при свете, такое измученное, с тонкими линиями морщинок, он сорвал шляпу, бросил ее в сторону и опустился на диван.
– О, вы же знаете, что я хочу остаться, если вы мне позволите! – воскликнул молодой человек.
И нежность снова вернулась к Эдне. Она засмеялась, подошла и положила руку ему на плечо:
– Вот наконец вы стали похожи на прежнего Роберта. Я пойду предупрежу Селестину.
Эдна торопливо вышла, чтобы предупредить служанку о том, что нужно приготовить дополнительные блюда. Она даже отправила ее купить каких-нибудь вкусных вещей, о которых раньше и не думала. И посоветовала быть внимательнее с капельным кофе. Да, и омлет должен быть правильно поджарен.
Когда Эдна вернулась в гостиную, Роберт листал журналы, просматривал наброски и все то, что было разбросано на столе. Он вытащил фотографию и воскликнул:
– Алси Аробин! Что, черт возьми, здесь делает его фотография?
– Я как-то делала набросок его портрета, – ответила Эдна. – Он подумал, что фотография может помочь мне. Это было еще в старом доме. Я думала, что оставила ее там. Наверно, я забрала ее вместе с рисовальными принадлежностями.
– Можно было бы предположить, что вы вернете фотографию, после того как закончили работать с ней.
– А-а… да у меня полно таких фотографий. Я никогда не думаю о том, чтобы возвращать их. Они ничего не значат.
Роберт продолжал рассматривать фотографию:
– Мне кажется… Вы считаете, что портрет Аробина стоит рисовать? Он друг мистера Понтелье? Вы никогда не говорили, что знакомы с ним.
– Он не друг мистера Понтелье, он мой друг. Я давно его знаю, а в последнее время я познакомилась с ним лучше. Но давайте лучше поговорим о вас. Я хочу знать, что вы видели, делали и чувствовали там, в Мексике.
Роберт отложил фотографию в сторону:
– Я видел волны и белые пляжи Гранд Айл, тихую, поросшую травой улицу Шеньер Каминада, старый, залитый солнцем форт на Гранд Терр. Я работал как автомат и ощущал себя заблудшей душой. Там не было ничего интересного.
Эдна склонила голову на руку, чтобы заслонить глаза от яркого света.
– А что вы видели, делали и чувствовали все эти дни? – тихо спросил Роберт.
– Я видела волны и белые пляжи Гранд Айл, тихую, поросшую травой улицу Шеньер Каминада, старый, залитый солнцем форт на Гранд Терр. Я работала с несколько большим осознанием, чем автомат, и по-прежнему ощущаю себя заблудшей душой. Ничего интересного.
– Вы жестоки, миссис Понтелье, – произнес Роберт с чувством, закрывая глаза и откидывая голову на спинку кресла.
Они молчали до тех пор, пока старая Селестина не принесла обед.
Глава XXXIV
Столовая была совсем маленькая. Круглый стол красного дерева с трудом поместился бы в ней. Там было всего два шага от небольшого стола до кухни, а также до камина, маленького буфета и боковой двери, выходившей в узкий, вымощенный кирпичом двор.
Когда Эдна и Роберт уселись за стол, их общение стало несколько более формальным. Они больше не касались личных тем. Роберт рассказал несколько случаев из своей жизни в Мексике, а Эдна сообщила о происшедших в его отсутствие событиях, которые могли быть ему интересны. Обед был самый обычный, за исключением нескольких деликатесов, за которыми Эдна посылала. Старая Селестина с банданой на голове приходила и уходила, с интересом вникая во все. Время от времени она ненадолго задерживалась, чтобы поговорить на patois[42] с Робертом, которого знала, когда он был еще мальчишкой.
Молодой человек вышел в табачную лавку по соседству, чтобы купить бумагу для сигарет, а когда вернулся, обнаружил, что Селестина уже подала черный кофе в гостиную.
– Возможно, мне не следовало возвращаться, – сказал Роберт, – когда устанете от меня, скажите, чтобы я ушел.
– Я никогда не устану от вас. Вы, должно быть, забыли те многие часы на Гранд Айл, когда мы все больше привязывались друг к другу. Мы привыкли быть вместе.
– Я ничего не забыл про Гранд Айл, – ответил Роберт, не глядя на Эдну. Он скручивал сигарету. Кисет с табаком он положил на стол. Это была шелковая вещица с изумительной вышивкой, явно выполненной женщиной.
– Раньше вы носили табак в другом кисете, – заметила Эдна, рассматривая вышивку.
– Да, я его потерял.
– Где же вы купили этот? В Мексике?
– В Веракрусе мне подарила его одна девушка. Люди там очень добрые, – ответил Роберт и закурил сигарету.
– Они очень красивы, я полагаю, эти мексиканские женщины, очень живописны с этими их черными глазами и кружевными шарфиками.
– Некоторые да, другие уродливы, как и женщины везде.
– Какая она была, та, что подарила вам кисет? Вы, должно быть, хорошо ее знали.
– Она была совершенно обыкновенная и не имела для меня ни малейшего значения. Я знал ее довольно хорошо.
– Вы приходили к ней домой? Это было интересно? Я бы хотела узнать о людях, с которыми вы встречались, и услышать, какое впечатление они на вас произвели.
– Есть люди, впечатление от которых длится не дольше, чем след от весла на воде.
– Она была из таких?
– Было бы невеликодушно с моей стороны признать, что она была именно такая.
Роберт засунул кисет обратно в карман, как убирают предмет с какой-то ерундой, из-за которой его вытащили.
Появился Аробин с запиской от миссис Мерримен, где она сообщала, что игру в карты отложили из-за болезни одного из ее детей.
– Как дела, Аробин? – Роберт показался из тени.
– Лебрен! Он самый! Я слышал вчера, что вы вернулись. Как они там приняли вас, в Мексике?
– Вполне неплохо.
– Но все же недостаточно хорошо, чтобы вы захотели остаться. Там потрясающие девчонки в Мексике. Я думал, никогда не вырвусь из Веракруса, ведь я был там пару лет назад.
– А девушки вышивали для вас домашние туфли, табачные кисеты, ленты для шляпы и прочее? – поинтересовалась Эдна.
– Бог мой, конечно же нет! Я не заходил слишком далеко, с их точки зрения. Боюсь, меня они впечатлили больше, чем я их.
– Тогда вам повезло меньше, чем Роберту.
– Мне всегда везет меньше, чем Роберту. Он уже делился сердечными секретами?
– Я слишком долго злоупотребляю вашей любезностью. – Роберт поднялся и пожал руку Эдне. – Передайте, пожалуйста, привет от меня мистеру Понтелье, когда будете ему писать.
Потом он пожал руку Аробину и удалился.
– Отличный парень этот Лебрен, – заявил Аробин, когда Роберт ушел. – Я никогда не слышал, чтобы вы упоминали о нем.
– Я познакомилась с ним прошлым летом на Гранд Айл, – ответила Эдна. – Тут ваша фотография, вы не хотите ее забрать?
– А зачем она мне? Выбросите ее.
Эдна бросила фотографию на стол:
– Я не иду к миссис Мерримен. Если увидите ее, сообщите ей. Хотя лучше я ей напишу. Думаю, прямо сейчас. Я передам, что сожалею по поводу болезни ее ребенка, и скажу, чтобы на меня не рассчитывали.
– Неплохой план, – нехотя признал Аробин. – Я не порицаю вас. Слепой рок!
Эдна открыла бювар и, вынув заготовленный лист бумаги и ручку, начала писать.
Аробин закурил сигару и, достав из кармана вечернюю газету, принялся читать.
– Какое сегодня число? – спросила Эдна.
Аробин ответил.
– Вы отнесете записку?
– Разумеется.
И Аробин прочитал Эдне некоторые сообщения из газеты, пока она наводила порядок на столе.
– Что вы собираетесь делать? – спросил он, откладывая в сторону газету. – Хотите, пойдем погуляем или поедем куда-нибудь? Прекрасный вечер для поездок.
– Нет, я ничего не хочу делать, хочу просто побыть в покое. Идите развлекаться. Не оставайтесь здесь.
– Если я должен уйти, я уйду, но развлекаться не смогу. Вы же знаете, что я живу только тогда, когда нахожусь рядом с вами.
И Алси встал, чтобы пожелать Эдне спокойной ночи.
– Это одна из тех фраз, которые вы всегда говорите женщинам?
– Я говорил ее раньше, но никогда, думаю, я не был так близок к ее смыслу, – улыбнулся Аробин.