Однако не стоит стыдиться своего трусливого поведения на работе. Чтобы выйти за пределы тишины страха, нам нужно признать, что в нашей жизни есть то, что требуется преодолеть, а именно – наш страх. Признав свою трусость, мы тем самым обретаем искомую смелость. Когда Хауэлл Рейнс из «New York Times» – ещё до того, как оставил свою должность – встретился со своими подчинёнными, он попытался бороться со своей трусостью и признал: «Я виноват, что был недостаточно бдителен», «В ваших глазах я выгляжу неприступным и высокомерным», «Я пришёл сюда, чтобы прислушаться к вашему гневу». Хотя его действия были несколько запоздалыми, Рейнс, тем не менее, стремился понять суть страха и создать возможности для проявления смелости. Будучи лидером, он вовлёк своих подчинённых в разговор, который описывался как «необыкновенно спонтанный, эмоциональный и искренний»; во время этого разговора он лицом к лицу встретился с рабочим хаосом и сделал важный шаг, выйдя за пределы его собственного «жёсткого» стиля трусости.
Слова «Выйдите из тишины страха» побуждают нас выказывать чрезвычайную чуткость к проявлениям страха, который выступает под маской молчания из-за того, что его отрицают. В частности, если мы занимаем положение лидера, можно со знанием дела обсудить с другими людьми свои страхи и опасения, а также внимательно выслушать, что они сами расскажут об особенно болезненных для них вопросах. Когда нам говорят: «Меня могли бы уволить за такие слова!» или «У нас из-за этого будут проблемы», нужно внимательно слушать и созерцать происходящее на уровне сердца. Самое главное, что позволяет без страха действовать на работе, – это умение распознавать подобную неловкость как в себе, так и в других.
Чтобы выйти из тишины страха, также требуется быть внимательным к своему поведению, проявлять бдительность по отношению к любым противоречивым сигналам со своей стороны, которые могут смутить или вывести из равновесия других людей. Способность принимать критику, умение внимательно слушать других и сотрудничать с ними, уважение к личному пространству, вдумчивое обсуждение сложных тем, точность в использовании слов – всё это кирпичи, с помощью которых мы со знанием дела, последовательно создаём рабочую среду, свободную от страха. Преодолеть свой молчаливый страх – значит глубоко ощутить те страдания, которое многие из нас переживают каждый день при выполнении своей работы; это значит признать, что все мы достойны быть свободными от тревоги и страха.
9. Власть нервирует
Власть может вызывать у нас неприятные чувства. Нам может быть даже неприятно слышать или произносить это слово. Если бы на собрании, в присутствии своих коллег, мы сказали бы: «Я хочу власти», то участники собрания, скорее всего, расстроились бы или сочли нас слегка ненормальными. Эти слова попросту звучали бы неуместно. О власти не говорят столь небрежно. А если бы наш коллега шепнул: «Слушай, не хочешь взглянуть, у меня тут кое-что интересное в портфеле?», и, бросив туда беглый взгляд, мы увидели бы аккуратно уложенные пачки купюр примерно на миллион долларов, то, вероятно, ощутили бы некоторую нервозность. Нельзя же просто так носить в чемодане такое количество власти. Есть шанс забыть чемодан в салоне такси.
Порой власть вызывает у нас настолько сильную тревогу, что это нас просто парализует. Скажем, стоит нам оказаться в лифте с кинозвездой или знаменитым баскетболистом, как мы застываем на месте. Мы пытаемся «вести себя, как ни в чём не бывало». Или же обнаруживаем, что едва можем пошевелить губами, чтобы попросить у звезды ниточку с одежды для коллекции своего фан-клуба.
Близость к власти – нашей собственной или чужой – вызывает у нас неловкость по той причине, что интуитивно мы чувствуем: можно сказать или сделать что-то такое, что изменит нашу жизнь в неизвестную сторону. Мы чувствуем возможности, но не уверены в них. Неопределённость вызывает у нас беспокойство, но одновременно мы чувствуем глубокую вовлечённость в ситуацию.
С одной стороны, такая неизвестность может быть привлекательна. Возможно, кинозвезда, с которой мы оказались в лифте, повернётся и поздоровается; возможно, наш начальник подумывает о нашем повышении. Такие «вероятности» вдохновляют и настораживают нас. С другой стороны, власть со всей её неопределённостью может пугать. Может быть, мы получим повышение и станем руководить новым «продвинутым» проектом, с тем лишь, чтобы потом выяснить, что директор компании сомневается во всём этом предприятии и, вероятно, считает, что в него не стоит вкладываться. Возможно, наш новый проект – безнадёжное предприятие, а тяжкий труд нашей команды и карьера наших коллег оказываются в рискованном положении. Возможно, мы планируем проводить клинические испытания нового лекарства против рака, которое обещает быть потрясающе эффективным, однако нам придётся отклонять заявки некоторых страдающих пациентов, хотя их жизни находятся в наших руках. Такие «вероятности» расстраивают и точно так же настораживают.
Из-за непредсказуемости власти мы можем начать тосковать по простоте. Порой мы жаждем вернуться назад в детство, когда всей полнотой власти обладали наши родители и нам не нужно было беспокоиться о превратностях жизни. Порой же мы хотим стать как судья Джуди – как было бы удобно, если бы при нашем появлении кто-то говорил «Всем встать!». В телепередаче «Судья Джуди» нам понятно, кому принадлежит власть и когда будут приняты решения. Мы хотели бы распоряжаться властью и авторитетом так, чтобы жизнь стала проще и не подкидывала нам неожиданностей в лифт, чемодан или на рабочий стол.
Тем не менее, в условиях работы власть, как и всё прочее, остаётся явлением сложным, неуловимым и непредсказуемым. Власть никогда не сосредотачивается в одном месте, но постоянно перемещается и меняет облик. Сейчас вся власть сосредоточена в руках у клиента, который подписывает договор. Как только мы заключили договор, расстановка сил меняется, и теперь уже мы являемся генеральным подрядчиком, ответственным за строительство нового городского центра стоимостью 350 миллионов долларов. Сейчас наш коллега презентует продукт, а через мгновение покупатель поворачивается к нам и говорит: «А что думаете вы?» Власть переходит от человека к человеку; в ситуациях, где она играет какую-то роль, ничего нельзя заранее продумать. То, что мы скажем или сделаем прямо сейчас, может иметь далеко идущие последствия. Наше поведение – принимаем ли мы на себя обязательства, произносим ли речь, храним молчание, рискуем – может привести к необратимым последствиям, с которыми нам или другим людям придётся мириться.
Власть требует, чтобы мы воспринимали работу как разворачивающийся процесс — действуя прямо и без колебаний. Тогда не остаётся места для жалоб, оправданий, репетиций и слепых побуждений. Нам требуется быть гибкими и изобретательными, ясно выражать идеи, выказывать доверие к людям, внимательно слушать и разделять ответственность, идти на компромиссы, убеждать – и многое другое. Короче говоря, власть требует от нас уверенности. Возможно, это звучит странно, но наше беспокойство в отношении власти – ключ к раскрытию в себе такой внутренней уверенности.
Если мы попробуем внимательнее присмотреться к своему беспокойству, то обнаружим, что оно является не просто неловкостью или слабостью, но физическим побуждением к тому, чтобы в данный момент проявлять осмотрительность. Тело говорит нам – даже когда мы просто слышим слово власть — что сейчас мы рискуем, и следует проявлять бдительность, пунктуальность и находчивость. Когда мы осознаём свою нервозность, а не пугаемся её, нам удаётся внутренне собраться. Интуитивно мы чувствуем, что власть требует от нас внимания к текущему моменту. Пусть у нас бешено бьётся сердце, пересыхает во рту или учащается дыхание. Однако напряжённость ситуации не обязательно должна нас задевать. В таком беспокойстве кроется острота нашего незамутнённого разума, заставляющая нас пробуждаться. Если мы осознанно успокоимся, сделаем глубокий вдох и просто будем внимательны к происходящему, то в тот же миг обнаружим в себе искомую уверенность.
«Власть нервирует» – эти слова побуждают нас быть внимательными к своему неприятию авторитета: как нашего собственного, так и других людей. Привнося осознанность в это неприятное чувство, можно обнаружить, что мы уже естественным образом бдительны – возможно, чувствуем себя несколько не в своей тарелке, но всё же чрезвычайно собраны и внимательны.
Слова «Власть нервирует» указывают на то, что подобная нервозность может стать нашим лучшим другом. Не нужно заранее продумывать, что вы собираетесь сказать или сделать. Просто глубоко вдохните и не сопротивляйтесь остроте своего беспокойства. Находясь в этой точке напряжённой ясности, можно научиться сдерживать своё побуждение к избавлению от нервозности. Можно научиться обуздывать своё стремление к погоне за комфортом. Вместо этого позвольте себе оставаться в состоянии неопределённости и полагаться на природное чутьё «правильного момента», а также на открытость, направляющую ваши действия по ходу ситуации. Возможно, человек, который проводит с вами собеседование при устройстве на работу, выглядит рассеянным и незаинтересованным; но можно сохранять внимательность к ситуации, а не расстраиваться из-за его рассеянности. Следуя интуитивному побуждению, вы просите у него стакан воды, и вот между вами возникает настоящий человеческий контакт. Или во время коммерческого визита вас просят подождать в холле; вместо того, чтобы снова репетировать своё выступление, вы перестаёте сопротивляться напряжению и осознанно наслаждаетесь неприметной скукой момента – такого обыденного, простого и живого. При необходимости встретиться с кем-то столь же влиятельным, как президент США, мы бы не стали поспешно заводить с этим человеком светскую беседу, но могли бы по-настоящему, осознанно погрузиться в свою нервозность и неожиданно обнаружить, что у неё есть, что нам сказать.
«Власть нервирует» – эти слова побуждают нас подозрительно относиться к ситуациям, в которых мы слишком спокойно воспринимаем собственную власть. Мы можем обладать полномочиями на то, чтобы выписывать штрафы или рецепты на лекарства, объявлять о банкротстве или о войне, подписывать чеки на заработную плату или договоры на сумму в миллион долларов, однако в любом случае мы должны чувствовать себя немного тревожно из-за собственных полномочий. Мой буддийский учитель, Чогьям Трунгпа Ринпоче, был известен тем, что держал себя и своих учеников в подобном напряжении. Он дошёл до того, что придумал сделать острый выступ на спинке своего учительского стула, чтобы это напоминало ему – а также любому другому, кто займёт подобное место – что, когда разъясняешь буддийское учение, нельзя откидываться на спинку стула и расслабляться. Он считал беспокойство хорошим другом, к которому нам стоит прислушиваться и проявлять уважение. Неважно, являемся ли мы источником власти или зависим от власти других, нужно позволить беспокойству пробудить в нас бдительность, дарующую нам свежесть восприятия и способность пребывать в гармонии со своими обязательствами.