— В банк? — вырвалось у Купоросного.
— А почему бы и нет? — Важенин вывел Илью в коридор. — Ты к нам почаще заходи, не робей. Провертывайте свои спектакли, какие посмешнее, а потом на рыбалку махнем все вместе. Под снегом уже ручейки побежали. А подуст, он, подлец, любит снежной водицей побаловаться… Ну а насчет работы подумай, и тоже на свежую голову. Дело серьезное. — Темное, обветренное лицо Важенина стало суровым. — Скажу прямо: парень ты сообразительный и учение на курсах, видно, пошло тебе впрок. Что тебя здесь ожидает в полеводе? Тут все пока временное — и люди, и методы. Идет поиск тропинок, по которым следует нам шагать дальше… Пока все временное, и я тоже временный… Постоянные будете вы, молодые. Наше дело подыскать замену и уступить место другим. Если этого мы не сделаем… — Захар Федорович надвинул на лоб мохнатую папаху… — Одним словом, в банк к нам заглядывай.
С Дмитрием и Виктором Важениными Илья познакомился недавно. Это были простые, душевные ребята, хорошие товарищи. Виктор был секретарем комсомольской ячейки и руководил драмкружком. Они собирались ставить спектакль, но не хватало актеров. Народ был занят. Наступала первая колхозная весна. Решили пригласить в кружок Купоросного и Женю.
Однажды, оставшись с Виктором наедине, Илья, ловко копируя Купоросного, смешно изобразил, как тот надевает галстук и приглаживает зачес. Это было так уморительно, что Виктор хохотал чуть ли не до слез.
— Послушай! А ты ведь можешь нам во многом помочь.
— Если ты мне разрешишь.
— Конечно! Пожалуйста!
— Спасибо за доверие.
— Но только не показывай того, чего сам не умеешь.
— Сейчас я тебе еще покажу кое-что… Смотри только повнимательней…
Они находились в одной из клубных комнат. Виктор сидел за столом. Илья стоял напротив. Неожиданно Илья надел шапку с кожаным верхом, разлохматил на виске чуб, расстегнул пальто так, что полы повисли, как два крыла, подошел к столу, взял газету и неторопливо ее разорвал. Не глядя на Виктора, стал вертеть цигарку.
— Папаша! Отец мой! — Виктор выскочил из-за стола. — Вот черт, а? Ну-ка, еще что-нибудь!
Илья изобразил подгулявшего гармониста. Потом прочитал несколько таких стишков, от которых Виктор давился от хохота.
— Давай, друг, пустим их в дело!
Они устроили модный по тем временам вечер декламации. Виктор и его брат прочитали несколько стихотворений из журнала «Безбожник». Прозвучали здесь и злободневные стихи Демьяна Бедного, и стихи из цикла: «Куда мы идем, куда заворачиваем», заимствованные у синеблузников.
Наизобретали сейчас ученые
Миллионы пушек и митральез…
Граждане, разве это культура?
Разве это прогресс?
Мы, люди, сами себе жизнь укорачиваем!
Куда же мы идем, куда заворачиваем?
Дальше в этом раешнике высмеивалась плохо пошитая одежда, обувь, столовые нарпита с невкусными обедами, медицинское обслуживание, спекуляция, пьянство. Говорилось там и о великих открытиях в области медицины, науки и техники. А конец был такой:
И так, летая и играя,
Мы доберемся до рая.
Проведем там полную реставрацию,
Всему райскому населению
Сделаем перерегистрацию.
Проведем междупланетный
Электрический трамвай.
Ноя назначим инструктором,
Авраама — кондуктором.
Иисус Христос будет смазчиком,
А Николай Угодник станет
Заведовать собачьим ящиком.
Вот когда начнем так наворачивать,
Тогда уж некуда будет идти
И некуда заворачивать…
Молодежь хохотала от души. Илья видел, как смеялся Андрей Лукьянович. Редко и нехотя хлопала Женя. Когда они вместе с Ильей возвращались из клуба, Женя высмеивала организаторов этого вечера.
— Вы, товарищ Никифоров, взвились с этими виршами прямо до самых райских кущ… Уж не вы ли их сочинили?
— Нет, не я. Во все века рождались и рождаются на свет разные сочинители: сладкие, горькие и взъерошенные, как этот шуточный раешник. Народ всегда любил, понимал шутку и смеялся на досуге. А когда люди смеются — это уже хорошо!
— Глупый смех! Не выношу такого смеха! — Евгения в тот вечер была нетерпимой и беспощадной в своих суждениях и, чтобы смягчить их, спросила: — Вы, кажется, хотите пьесу ставить?
— Да. Думаем и вас, Женя, пригласить.
— А меня уже пригласил Гаврила Гаврилович…
— Рад вашей духовной общности, — пошутил Илья и распрощался.
14
Репетировали пьесу, по ходу которой Илье и Евгении приходилось целоваться. Было решено, что по-настоящему целоваться они будут на генеральной репетиции. И вот, когда репетиции подходили к концу, Женя вдруг заявляла:
— Я вообще не буду целоваться. А если будете настаивать, то вовсе играть не стану и на репетиции больше не приду…
И не пришла. Илья написал ей записку:
«Тов. Е. А. Артюшенковой.
Требую вашего прибытия, в порядке комсомольской дисциплины!
Записку отправил с мальчишкой, а вслед за ней и сам пошел. Женю он встретил в тихом, безлюдном переулке неподалеку от клуба.
— Как вы смели! — Голос ее дрожал.
— Посмел, как видишь…
— В порядке комсомольской дисциплины… Хм! А я не комсомолка, товарищ Никифоров.
— А разве совслужащие вне дисциплины?
— Какое ты имеешь право приказывать мне? — Она сердито топнула каблучком.
— Пожалейте каблук, не выдержит…
— «Требую… в порядке!» Тоже нашел чем пугать!
— Но если бы я развел интеллигентский кисель, ты бы ни за что не пришла…
— Нахал!
— Некультурно!
— Ну и пусть! Я дальше не пойду. — Она отвернулась и, спрятав подбородок в серый барашек воротника, прислонилась спиной к плетню.
Илья подошел к ней, обнял за шею и поцеловал так крепко, что она перестала дышать. Потом подхватил ее на руки и понес.
— Пусти!.. Пусти!.. — Протест был слабый, безвольный. — Как не стыдно! Увидят…
Ему не было стыдно. Он был счастлив.
— Ох и фрукт! Отдай варежку хоть… — Надевая варежку, она покачивала головой. — Ну и силища, — сказала она, когда Илья отпустил ее. — Погоди, я тебе еще припомню эту комсомольскую дисциплину…
— Еще тогда, на вокзале, на тракторе, когда мы ехали, я полюбил тебя, Женя…
Она показала ему язык и побежала к мерцающим в клубе огонькам.
Вечером у калитки все повторилось…
А на работе дела Ильи шли в гору. Как полноправное, доверенное лицо, он ежедневно приходил в банк и приносил новую пачку обязательств. Специальный счетовод по ссудам, Сергей Яковлевич Рукавишников, долго и тщательно пересчитывал суммы, сличал с реестром и выписывал авизо — уведомление, что сумма принята и зачислена на расчетный счет.
15
Контора Союзколхозбанка размещалась в двух комнатах: в одной сидели управляющий, старший бухгалтер и счетовод, другую, перегороженную дощатым барьером, занимал кассир Николай Завершинский — друг и приятель Захара Важенина еще по станичному казначейству. Здесь была строгая, торжественная тишина. Немногочисленные пока посетители пересчитывали упругие пачки денежных знаков, опоясанные крест-накрест ленточками из розоватой бумаги. Клиентов было еще немного: счета открыли только что созданные зерновые и животноводческие совхозы и колхозы. Самыми крупными клиентами были совхозы — они брали деньги на зарплату, командировочные расходы и приобретение инвентаря. Все расходы оплачивались наличными. Деньги доставлялись из областного Государственного банка специальными фельдъегерями.
Илье приятно было приходить в банк еще и потому, что Захар Федорович Важенин всякий раз встречал его веселой, приветливой шуткой. Он охотно знакомил его с тайнами банковских операций. Как-то он раскрыл перед ним огромную, совершенно новую главную книгу с незнакомым, пугающим названием балансовых счетов, таких, как «Клиенты-комитенты по комиссионно-банковским операциям». И пояснил, что это могут быть денежные документы, присланные для взыскания на комиссионных началах.
Обладая хорошей памятью, Илья запоминал все быстро. Он понял, что учет Захаром Федоровичем поставлен идеально. Главную книгу и лицевые счета по вспомогательному учету Важенин вел лично сам. Все цифры он выводил на редкость красивым почерком. Записи поражали краткостью и точностью. Было чему поучиться.
— Как тебе наша бухгалтерия? — не без гордости спросил как-то Важенин.
— Знатно, Захар Федорович, — не скрывая восторга, ответил Илья.
— У вас, поди, не так? — глаза Важенина улыбались с доброй лукавинкой.
— У нас совсем другое…
— Трудновато тебе приходится?
— Не в том дело… Больше стало заминок с обязательствами.
— С какими?
— Некоторые председатели не хотят подписывать старые, которые мы сейчас переоформляем.
— Тозовские, что ли?
— Да, бывших товариществ по совместной обработке земли.
— Почему же не хотят?
— Потому что машины и прочий сельскохозяйственный инвентарь, полученный в кредит, частью поломан, пришел в негодность.
— Какой же вывод?
— Такой, что иным хозяйствам досталось нездоровое наследство…
— Выходит, что мы вешаем на колхозы задолженность за имущество, которого уже нет?
— Выходит…
— С кого же, по-вашему, государство должно взыскивать эти суммы? — Важенин экзаменовал его с каким-то особым пристрастием.
— Юридически — с преемника, с того же колхоза, куда влилось бывшее товарищество. Государство тут ни при чем, — ответил Илья.
— Значит, взыскивать с колхозов? — спросил Важенин.
— Безусловно!
— Но инвентаря-то нет! А колхозы делают первые, не совсем уверенные шаги, и мы сразу же вешаем на них дутую задолженность, отягощаем их балансы?
— Государство отпустило в кредит машины, и за них надо платить. Бывшие члены товарищества теперь стали членами колхоза. Они несут ответственность. Так можно все растащить, исковеркать, — запальчиво ответил Илья.