— И не такое может еще приключиться, — многозначительно заметил Соловьев. — Жизнь сложна!
— В нашем с вами случае все должно быть выше личных обид. — Яхонтов старался говорить доверительно, мягко. — Как моряк вы, вне всякого сомнения, опытней меня. Я смею надеяться, что смогу рассчитывать на ваш опыт в предстоящем плавании?
— Можете.
Яхонтов понял, что Арсений Антонович не в меру чем-то озабочен и явно не настроен беседовать. Значит, надо подождать до более подходящего момента.
Соловьев же не расположен был продолжить разговор с командиром корабля по той причине, что ждал от консула Колдуэлла посланца, которого предстояло тайно принять на «Магнит». Этот человек мог появиться в любое время. Соловьев облегченно вздохнул, когда командир «Магнита» покинул дежурную рубку и отправился в свою каюту.
На вахту у трапа в ночные часы, названные моряками «собачьими», Соловьев ставил преданных ему матросов, рекомендованных боцманом Ужовым.
Дул теплый летний ветер. Лениво плескались низкие волны, касаясь деревянных свай пирса, причмокивая и всхлипывая где-то под настилом. Крепко пахло йодом и арбузной свежестью моря.
Соловьев, словно не надеясь на бдительность вахтенного, нетерпеливо прохаживался по верхней палубе, поднимался на бак и пристально всматривался в темноту.
Уже зазеленел горизонт на востоке, посветлело небо над Золотым Рогом и стали меркнуть звезды, когда Соловьев заметил с верхней палубы возле борта «Магнита» человека, закутанного в офицерский плащ. Незнакомец осторожно приблизился к трапу и спросил у вахтенного:
— В какое время начнет действовать паром?
Слова пароля звучали приглушенно, но голос показался Соловьеву знакомым.
— Это вы, Евгений Оттович? Вот не ожидал!
— Я, Арсений Антонович! — со сдержанной радостью проговорил Эразмус, подавая бывшему сослуживцу руку.
Словно из-под палубы появился боцман Ужов. Он тоже не спал, ожидая на транспорт посланца от консула.
— Поговорим обо всем после, Евгений Оттович, — передавая Эразмуса Ужову, сказал Соловьев. — Устраивайтесь, как бог пошлет.
Ультиматум генерального консула Колдуэлла, в котором звучала ничем не прикрытая угроза вызвать из США военные корабли и высадить на причалы Владивостока морских пехотинцев, заставил Константина Суханова незамедлительно отправиться в американское консульство, расположившееся еще при царе на Алеутской улице. Нужно было со всей твердостью заявить от имени Владивостокского Совета, что никакое вмешательство в дела русских со стороны США недопустимо. И так слишком далеко зашел мистер Колдуэлл, всячески поощряя чиновников-саботажников портового города, недовольных новой властью.
Возле здания американского консульства дежурили патрульные: морской офицер и трое матросов. Они проверили документы у председателя Совета и пропустили его в здание.
Генеральный консул[7] встретил Суханова церемонной улыбкой. Держался учтиво, непринужденно.
— Ваш ультиматум, господин консул, Владивостокский Совет рассматривает как грубое нарушение суверенитета нашей страны! — сдержанно произнес Константин Александрович, прямо глядя в лицо мистера Колдуэлла. — Совет депутатов трудящихся требует прекратить любое вмешательство в наши дела. А ваши угрозы по поводу военного десанта совсем неуместны!
— Мой ультиматум — печальная и вынужденная мора, — сказал консул. — Мы, американцы, глубоко огорчены тем, что происходит у вас. И я лично, как генеральный консул, не могу не беспокоиться о жизни и имуществе иностранных граждан, проживающих в вашем городе. Инцидент с ограблением в гостинице «Версаль» является этому лишним подтверждением.
— Это было заранее продуманное ограбление! — стараясь скрыть клокотавшее в нем возмущение, ответил Суханов. — Оно было совершено с явно провокационной целью. Нами арестованы участники этой провокации.
— Все преступники, участвовавшие в ограблении иностранных граждан, у вас под арестом? — спросил Колдуэлл.
— Все, кроме одного. Но есть все основания, что четвертый участник этой провокации также будет в скором времени арестован. У Владивостокского Совета достаточно возможностей, чтобы пресечь любые беспорядки в нашем городе. Мы ни у кого не намерены просить помощи.
— Но… городское самоуправление считает, что русские власти в настоящий момент не в состоянии обеспечить мир и спокойствие в Приморском крае!
— Заявление городской думы беспочвенно. К тому же она распущена, и любые ее заявления не имеют никакой реальной силы.
— Американское правительство не признало Советской власти в России, и поэтому я, как генеральный консул Соединенных Штатов Америки, вынужден и впредь считаться с заявлениями городского самоуправления.
— Неужели вам ничего но говорит, господин консул, победа революции на огромной территории России?
— Мы не можем не считаться с тем положением, которое создалось в вашей стране и в городе, в котором я нахожусь, — ответил не сразу Колдуэлл. — Но проблемы высшей государственной политики, как правило, приходят в противоречие с помыслами и чаяниями дипломатов.
— В наших территориальных водах, в районе Чукотки, Командорских островов и в Охотском море, все чаще появляются американские рыболовные суда и промысловые шхуны. А факты хищнического лова рыбы и беспощадного уничтожения поголовья морских котиков на Командорах не могут оставаться вне внимания генерального консула Соединенных Штатов Америки!
— Мне очень трудно на таком огромном расстоянии следить за действиями отдельных капитанов, которые нарушают законы лова рыбы и охоты на морского зверя, — вывернулся консул.
«Дай время, не то еще будет на ваших Командорах, — мысленно усмехнулся Колдуэлл. — Да и останутся ли эти острова вашими?»
Не знал пока Суханов, да и не мог знать, о том, какой заговор готовила контрреволюция в Приморье, какие силы сколачивала она тайно во Владивостоке и какую роль во всем этом играл генеральный консул Колдуэлл.
От мистера Колдуэлла, не заходя в здание исполкома, Суханов отправился в японское консульство, чтобы потребовать от консула Кикучи вернуть деньги, которые передали ему на сохранение чиновники «Русско-Азиатского» банка.
У кирпичной ограды, которой была обнесена территория консульства, Суханова встретил худосочный японец-слуга в черном европейском костюме. Льстиво улыбаясь и низко кланяясь, он встретил председателя Владивостокского Совета словами:
— Заходите, Сухано-сан, гости будете. Консул ждет вас.
В коридоре Суханов столкнулся лицом к лицу с чиновником консульства, одетым в пестрый национальный костюм. Японец, с круглым лицом и маслянисто поблескивающими глазами, стал быстро пятиться назад, учтиво улыбаясь и отвешивая поклоны. Председатель Совета заметил через раскрытую настежь дверь комнаты сидевшую за пишущей машинкой молодую японку. Та была так увлечена своим делом, что даже не услышала шума, который произошел в коридоре и был вызван появлением иностранного посетителя.
Консул Кикучи был маленького роста, с сытым, лоснящимся лицом, на котором заметно выделялись черные, по-кошачьи растопыренные усы. Круглый и толстенький живот, который плотно облегал фрак, делал его несколько похожим на пингвина. Он давно и почти безвыездно жил в России, занимая консульскую должность то во Владивостоке, то в Хабаровске. Кикучи говорил по-русски правильно, почти без акцента, лишь делая слегка ударение на последнем слоге. Переводчик ему не требовался. Председатель Владивостокского Совета и японский консул оказались один на один в просторном кабинете, выходящем зеркальными окнами на Светланскую улицу. Оба какое-то время молчали: каждый выжидал, когда другой начнет первым.
— Изволите ли, господин консул, поддерживать знакомство с управляющим «Русско-Азиатским» банком Поповым и биржевиком Джабелло? — первым нарушил молчание Суханов.
— Да, господин Сухано-сан, эти названные вами два почтенных гражданина вашего города изволили недавно посетить меня в этом скромном моем убежище, — после непродолжительной паузы отвечал Кикучи. Консул знал, что председателю Совета все уже известно о передаче пятнадцати миллионов, рублей в его консульство, и не счел нужным хитрить и изворачиваться.
— Какова была цель визита у этих почтенных граждан, как вы изволили выразиться? — Суханов с трудом себя сдерживал, хотя отлично понимал, что в иностранном консульстве следует быть изысканно-вежливым и не подать даже виду, что все внутри клокочет от возмущения. Но ведь рабочие судоремонтного завода, железнодорожных мастерских и макаронной фабрики без жалованья остались! А у каждого из них семья!
— Такое неустойчивое положение сложилось в русском Приморье, — издалека начал Кикучи. — Начались грабежи в городе. Управление «Русско-Азиатского» банка, посоветовавшись с членами биржевого комитета, приняло решение весь денежный запас передать на сохранение в наше императорское консульство.
— Эти деньги в сумме пятнадцати миллионов золотых рублей вам следует вернуть по принадлежности, господин консул, — негромко, но внятно произнес Суханов.
— Ка-ак! К-кому?! — опешил Кикучи.
— Владивостокскому Совету, представляющему собой единственную исполнительную власть на всем русском Приморье.
— А земская управа?
— Но вы же сами сумели убедиться в смехотворности этого оставшегося от старого режима и изжившего себя учреждения, — пояснил Суханов.
— Но правительство микадо не признало Советской власти в России! — пытался еще упрямиться Кикучи.
— Через два дня перед судом Революционного трибунала предстанут все управители «Русско-Азиатского» банка и члены биржевого комитета, принимавшие участие в присвоении народных денег! — объявил консулу председатель Совета. — И вам, господин Кикучи, тоже придется явиться в зал заседаний суда. Дело будет слушаться в Народном доме.
— А я какое к вашим делам имею отношение? — всплеснул короткими ручонками японский консул.