— В драке случается всякое, — неопределенно пожал плечами Цветков. — А жизнь — совсем другое.
— Я не уповаю на лучшие времена.
— На что же надеяться? И как жить без веры!
— Я лично доволен и тем, что раз в году могу ступить на родную землю, вдохнуть воздух моей отчизны, — отрешенно произнес Соловьев. — Чего же еще можно желать в моем положении? И в вашем тоже, Юрий Ардальонович.
— Я не теряю надежды, — хмуро выдавил Цветков.
— Блажен, кто верует.
Так и не сказав друг другу больше ни слова, капитан и его помощник разошлись по своим каютам.
В тот день началось движение льдов. Материковый ветер отгонял их в сторону океана. Льдины медленно расходились, унося на себе трупы убитых тюленей.
Ночью шхуна легла на новый курс и направилась к Аяну.
На рассвете «Индигирка» бросила якорь в Алдомской бухте. Началась интенсивная высадка экспедиционного отряда на таежный берег.
Бухта, на первый взгляд показавшаяся Вострецову безлюдной, оказалась местом для охоты, где эвенки промышляли нерпу и белуху. В распадке разведчики задержали троих местных жителей. У каждого из них был винчестер с изрядным запасом патронов.
— Мал-мала на зверя охотимся, — с трудом пояснил Вострецову старый эвенк.
— Где сейчас находится генерал Пепеляев? — строго произнес комбриг.
— Пепеляй-генерал в Аян-городе поживай, — трясясь от страха, отвечал охотник.
Разведчики привели к Вострецову аянского священника, объезжавшего на оленях свой приход, и комбриг приказал отпустить старого эвенка. Приходской священник, только что прибывший из Аяна, мог оказаться более полезным, нежели таежные эвенки, которые только по доходившим в прибрежную тайгу отрывочным слухам могли знать о месте пребывания генерал-лейтенанта Пепеляева и остатков его офицерской дружины.
— Ну, отец святой, говори без утайки все, о чем я буду спрашивать, — начал Вострецов напрямую.
— Я человек маленький и далекий от дел ваших мирских, — пролепетал священник, старательно вытирая рукавом меховой кухлянки вспотевший от страха лоб. — Я зову людей к миру и не переношу вида крови.
— Какова примерная численность офицерской дружины в Аяне? — поинтересовался Вострецов.
— Дак я ведь не считал, сколько их всего в домах купеческих да бараках промысловиков на постой расположилось, — отвечал священник. — В церковь мою по праздничным дням приходит на заутреню сотни полторы господ офицеров да солдат примерно вдвое больше. Так ведь кое-кто из офицеров с похмелья и вовсе не посещают храм божий. Да и солдатики вдали от родных своих и близких совсем пораспустились: спирт хлещут и в карты играют…
— Генерал Пепеляев где на постое находится?
— В доме купца первой гильдии Арифа Арифовича Киштымова гостем проживает генерал, — скороговоркой произнес священник и запнулся.
— Дом этого купца в центре Аяна находится? — не давая опомниться священнику, продолжал Вострецов.
— В самом что ни на есть центре, неподалеку от церкви, настоятелем которой я пребываю.
— Каковы укрепления на подходе к Аяну?
— По дороге, которая приведет ваше красное воинство в город, никаких особых укреплений нет. А на берегу моря стоят пушки.
— А какие не особые укрепления на подходе к Аяну воздвигли дружинники?
— Не особых укреплений там тоже нет, — без запинки отвечал аянский священник.
Скомандовав «Начать движение!», комбриг Вострецов еще не был до конца уверен, что священник на допросе сказал правду о состоянии аянского гарнизона.
Шли по заснеженным таежным тропам, которые сделались скользкими, преодолевали крутые сопки, заросшие лесом. Местами приходилось вырубать на пути кустарник, чтобы продолжать движение. Нагруженные оружием, продовольствием и боеприпасами, бойцы отряда с трудом преодолели в первый день двадцать пять верст.
До Аяна еще оставалось пройти невероятно трудных семьдесят пять таежных верст. Все чаще попадались на пути быстрые ручьи и речушки, впадавшие в океан. Кое-где удавалось наладить переправу на скорую руку. Но чаще переходили ручьи вброд. Немалое число бойцов были в ботинках и прохудившихся сапогах. Их переносили через ручьи на себе разведчики, обутые в болотные сапоги с длинными голенищами.
В пути встречалось множество летевших из теплых краев уток и гусей. Всем надоело питаться всухомятку. Хотелось полакомиться вареной дичью. Но приказ комбрига строг и однозначен: не стрелять, костров не разводить! Вострецов рассчитывал, что удастся атаковать аянский гарнизон белых внезапным и стремительным ударом. Он считал, что Пепеляеву еще ничего не известно о появлении красных в аянско-охотском таежном районе.
Но вскоре кое-что прояснилось…
На берегу таежной речки Нечай головная рота, оповещенная разведчиками, вступила в бой с отрядом пепеляевцев. Стычка была короткой и стремительной, как это зачастую случается во встречном бою. Несколько дружинников полегли сразу, сраженные меткими пулями разведчиков. Двое сдались в плен. Остальные обратились в бегство. Настигнуть их в глухомани усталые бойцы не смогли.
Пленными пепеляевцами оказались подполковник Варгасов и капитан Занфиров.
— Какова численность аянского гарнизона? — начал Вострецов допрашивать капитана Занфирова, который, как ему сразу показалось, был ошеломлен своим пленением, но никакой враждебности к красным не питал.
— Общая численность дружины генерала Пепеляева четыреста тридцать воинов, — без заминки отвечал Занфиров. Он больше не верил в успех белого движения и старался быть откровенным. — Но часть дружинников числом около сотни расквартирована в Уйке.
«Значит, поп сказал чистую правду, — подумал с уважением об аянском священнике комбриг Вострецов. — Похоже, и капитану этому незачем вводить меня в заблуждение, коли понял уже, что дело их безнадежно проиграно».
— А скажите, капитан, известно ли генералу Пепеляеву о том, что отряд красных на подходе к Аяну? — мягко и дружелюбно проговорил Вострецов.
— Нет, об этом брату-генералу ничего не известно, — ответил Занфиров. — Его превосходительству лишь известно, что пароход красных под литерой «ЗД» курсирует где-то около Охотска. В случае прибытия парохода красных в Аянскую бухту генерал принял решение не допустить высадки десанта на берег и отдал приказ силами трех рот при одной четырехорудийной батарее укрепиться на прибрежных сопках…
— И что же, генерал Пепеляев намерен отбить наши атаки?
— Похоже, что не очень уверен брат-генерал в успехе предстоящей схватки с вашими войсками, коли надумал кунгасы строить, — в голосе капитана Занфирова прозвучала едкая горечь. — Я же лично давно потерял веру в успех этой безумной затеи. Не только рядовые солдаты, но и многие офицеры разуверились в успешном окончании этого бредового похода на Якутск.
— И что же, удалось уже спустить на воду кунгасы? — встревожился Вострецов сообщенном о постройке морских судов в Анне.
Он рассчитывал пленить штаб Пепеляева вместе с награбленным золотом и пушниной. Строительство кунгасов осложняло успех экспедиции: ведь награбленные на побережье богатства могли вместе с Пепеляевым уплыть за границу.
— Нет, кунгасы спустить на воду не смогли, что-то не заладилось у строителей, — сказал Занфиров. — Теперь брат-генерал ждет прихода парусно-моторной шхуны фирмы «Свенсон» в порт Аян.
— Что ж, он теперь в Америку надумал податься?
— Нет, на шхуне русская команда и капитан на ней офицер русского флота, — сообщил пленный.
«Час от часу не легче, — подумал Вострецов. — Как бы не погрузили дружинники золото и пушнину в трюм этой загадочной шхуны!» Вострецову очень хотелось завершить экспедицию если не бескровно, то хотя бы с меньшим уроном людей. Не желал комбриг проливать русскую кровь: ведь конец жесточайшей войны приблизился вплотную. Какое-то время Вострецов еще колебался: как быть? Потом принял решение написать ультиматум и вручить его Пепеляеву, как только роты отряда обложат со всех сторон порт Аян. Миссию парламентера согласился выполнить подполковник Варгасов. Капитан Занфиров не решился идти в штаб Пепеляева, боясь расправы.
«Предупреждаю Вас, генерал, и полагаю, что Вам уже известна за пять лет войны крепость красного бойца, — писал Вострецов в ультиматуме. — Я располагаю достаточной военной силой, чтобы раздавить не подчинившихся власти рабочих и крестьян 400—500 ваших дружинников. Если будете сопротивляться, пролитая кровь будет на Вашей совести, а не на моей, так как настоящее письмо пишу от всего сердца и по совести. Комбриг Вострецов».
Когда до порта Аян осталось не больше трех верст, командир отряда собрал командиров батальонов и рот. План освобождения последнего пристанища пепеляевцев вызрел у него окончательно, и он изложил его своим помощникам:
— Первый батальон под командованием военкома Пшеничного, перевалив через сопку, стремительным броском атакует порт и солдатские казармы с землянками на берегу бухты; я лично с главными силами отряда заблокирую дома офицеров и штаб Пепеляева. Ударом с двух сторон, я полагаю, мы окружим основные силы дружины и закончим поход разгромом остатков белогвардейщины на Дальнем Востоке.
На востоке забрезжил ранний рассвет, когда батальоны экспедиционного отряда начали быстрое продвижение через прибрежные сопки. Они окружали раскинувшийся в глубине бухты порт Аян.
Накануне этого утра, поздно вечером, генерал Пепеляев пригласил к себе в кабинет на втором этаже дома купца Киштымова всех командиров рот, расквартированных в Аяне. В кабинете запахло сыромятной кожей, табачным дымом и крепким мужским потом. За круглым столом посредине комнаты разместились седоусые полковники, заматеревшие в боях и походах.
Пепеляев быстрым взглядом окинул собравшихся, поправил аккуратный пробор на голове и спросил:
— Господа, а где же генерал Вишневский? Я не вижу его среди вас…
— После обеда его превосходительство генерал-майор Вишневский отбыл в Уйк, — доложил полковник Рейнгардт. — Мы вместе с ним обедали в офицерской столовой, и он изволил сказать мне, что отбывает туда по вашему приказанию.