Основы человеческой физиологии эволюционировали вместе с самыми ранними существами, выползшими из доисторической тины. И как бы нам ни хотелось думать иначе, наша связь с этим первобытным началом никуда не делась. На фундаментальном биологическом уровне организма нет мышления или концептуализации, есть только инстинктивная реакция на все то, что предоставляет нам окружающий мир. В организме человека какие-то из этих импульсов выражены не столь отчетливо, в то время как другие всемогущи и непреодолимы. Неважно, насколько высокоразвитым станет человек с точки зрения его способностей мыслить, чувствовать, планировать, строить, синтезировать, анализировать, познавать и создавать, – ничто не заменит те тонкие, инстинктивные целительные силы, которые роднят нас с нашим примитивным прошлым.
Животные тоже делают это
Природа наделила почти всех живых существ очень схожими реакциями нервной системы на угрожающие обстоятельства. Однако среди всех прочих биологических видов есть только один, у которого при этом развиваются долгосрочные травматические последствия, – это человек. У других животных мы наблюдаем сходные эффекты только в одном случае – когда они одомашнены или постоянно подвергаются стрессовому воздействию в контролируемых условиях лаборатории. Тогда у них также развиваются острые и хронические травматические реакции.
Такое открытие ставит перед нами следующие вопросы:
• Поскольку практически у всех существ реакция нервной системы на угрозу, по-видимому, мудро устроена и эффективно функционирует, почему люди не могут в полной мере воспользоваться этими преимуществами?
• Знаем ли мы, как получить доступ к этим преимуществам?
• Может, мы подавляем действие этой системы?
• Почему человека так легко травмировать?
• Что такого делают животные, чего не делаем мы?
• Как и чему мы можем научиться у животных?
В мире природы реакции выживания, которые мы обсуждали ранее, являются абсолютно нормальными, здоровыми и приносят животным пользу. Когда животные попадают в ситуацию угрозы жизни, они достаточно быстро выходят из первоначальной шоковой реакции и восстанавливаются после нее. Их реакции ограничены по времени и не переходят в хроническую форму. Наблюдая за их поведением, мы сможем лучше понять собственные инстинктивные способности к успешному преодолению травмы. Мы также сможем узнать больше о том, как не препятствовать действию наших инстинктов.
Опыт телесно-ощущаемого чувствования дает нам основу, необходимую для воссоединения с нашим животным началом. Знание, чувствование и ощущение фокусируют наше внимание на том, с чего может начаться исцеление. Природа не забыла нас, это мы забыли ее. Нервная система травмированного человека не повреждена; она заморожена, находясь в своего рода анабиозе. Заново открывая для себя телесно-ощущаемое чувствование, мы привнесем тепло и жизненную силу в наши переживания. Это чувствование также является мягким, безопасным способом вновь запустить инстинктивный процесс обработки энергии, который был прерван в момент, когда произошло травмирующее событие. Завершение этого процесса предотвращает переход посттравматических реакций в хроническую форму. Мы обладаем встроенными механизмами реагирования на травму и способностями продвижения к естественному ее разрешению. Некоторые из них являются для нас общими с другими животными; некоторые являются нашим исключительным свойством – прежде всего, это наши высокоразвитые мыслительные и языковые способности.
Давайте теперь поговорим о той части мозга, которая имеет большое значение, когда дело касается травмы. В глубине мозга каждого животного располагается так называемый рептильный мозг. Это обитель всех инстинктов. Единственный способ дать нашему сознанию доступ к целительным ресурсам – это через ощущения и телесно-ощущаемое чувствование. Ощущения – это язык рептильного мозга. На биологическом и физиологическом уровне рептильный мозг необходим всем животным, в том числе и людям. В нем закодированы матрицы инстинктивного поведения, обеспечивающие выживание вида (самосохранение и размножение). Кроме того, эта часть мозга контролирует все непроизвольные изменения, регулирующие жизненно важные функции организма. Рептильный мозг – это та матрица, из которой получили свое развитие все высшие формы жизни. В то время как его функция может быть усилена или, по-видимому, отменена у высших животных, те формы поведения, что возникают в центре рептильного мозга, как раз и являются ключом к разгадке тайны травмы. Именно эти формы поведения и дают нам возможность ощущать себя человеком-животным.
Когда рептильный мозг говорит, слушай!
– Это не его вина, – сказал он.
– О, конечно, – сказал Лекс, – он практически сожрал нас, и это не его вина. Он же плотоядный. Он просто делал то, что делал всегда.
Для рептилий не существует сознательного выбора. Любое поведение, любое движение является инстинктивным. Инстинкт и только инстинкт управляет поиском пищи, убежища и подходящего партнера для продолжения рода. Все защитные стратегии генетически запрограммированы в примитивном и высокоэффективном мозгу. Такое поведение подчиняется ритмическим циклам, над которыми рептилия не властна. День за днем, сезон за сезоном, год за годом, в течение сотен миллионов лет эти жизненные ритуалы повторяются. Почему? Потому что они работают.
Вот насекомое ползет к ящерице, греющейся на бревне. Быстрое движение языком, и насекомое исчезает. Ящерица не размышляет, голодна она или нет. Не задается вопросом, достаточно ли насекомое чистое, чтобы его можно было есть. Не подсчитывает, сколько калорий за день она уже съела. Она просто ест. Точно так же, как спит, размножается, убегает, замирает, сопротивляется и т. д. Жизнь, в которой правят инстинкты, проста. Ящерице нечего запоминать, нечего планировать, нечему учиться – все это заменяет ей инстинкт.
Будучи млекопитающими, антилопа-импала и гепард (см. главу 1) имеют мозг, который включает в себя как рептильный центр, так и более сложную структуру, известную как лимбический мозг. Лимбический мозг существует у всех высших животных (включая нас), именно он в основном отвечает за сложные формы эмоционального и социального поведения, отсутствующего у рептилий. Эти формы поведения не заменяют инстинктивные импульсы, берущие свое начало в рептильном мозге, они лишь дополняют и усиливают их. Лимбический мозг получает импульсы из рептильного мозга и обрабатывает полученные данные. Такой эволюционный скачок дает млекопитающему больше возможностей выбора, чем рептилии.
То, что стадо антилоп-импал способно пастись, взаимодействовать и спасаться бегством как единое целое, происходит отчасти благодаря дополнительной информации, предоставляемой лимбическим мозгом. В дополнение к своей инстинктивной рефлекторной реакции бегства импалы развили и сохранили понимание, что их выживаемость повышается, если они действуют как группа (то есть молодые импалы, почувствовав опасность, сразу стремятся присоединиться к стаду – глава 1). С появлением лимбического мозга, получили развитие и эмоции. Эмоции дали млекопитающим более развитые способы хранения и передачи информации, подготовив тем самым эволюционный путь к развитию рационального мозга.
Весь наш интеллект развился из инстинктивной матрицы. Инстинкт определяет те параметры, по которым каждый вид формирует свои мысли и создает свой язык. У здорового человека инстинкт, эмоции и интеллект работают сообща, чтобы обеспечить максимально широкий выбор возможностей в любой конкретной ситуации.
В единстве с природой
Раскачивается, пульсирует это самое уязвимое и невещественное существо [медуза], но на его защиту встает вся мощь океана, которому она доверила свое существование.
Насекомое проползло в пределах досягаемости языка ящерицы, и вот – его нет. Стадо импал чует опасность и как единое целое бежит в укрытие. Эти примеры демонстрируют способность животных немедленно переводить внешнюю информацию в инстинктивные внутренние реакции. Животное и окружающая среда едины, и нет разделения между стимулом и реакцией.
Ни один организм не демонстрирует эту сонастроенность более наглядно, чем медуза или амеба. Пульсируя и колеблясь на пути сквозь текучую среду, мало чем отличающуюся от состава ее собственного тела, амеба движется в единстве со всем, что ее окружает. Малейшее изменение в окружающей среде вызывает немедленную реакцию. Например, амеба способна мгновенно переориентироваться, чтобы двигаться в сторону пищи или подальше от токсичных примесей в воде. Сигналы извне, которые она получает, и реакция амебы происходят как единое событие. Они практически синхронны и синонимичны.
Такой вид сонастройки крайне важен для выживания всех организмов. Без него как бы мы могли адекватно и своевременно реагировать как на возможности, так и на опасности? Именно тело делает возможным такую сонастройку. У людей этот опыт существования выражается через ощущения и телесно-ощущаемое чувствование.
Сонастройка
Первый обнаруженный след – как конец строки. И на том конце ее движется существо; тайна, каждые сто футов оставляющая подсказку о себе, раскрывающая о себе все больше, пока вы наконец практически не увидите ее, еще до того, как на нее вышли.
В современном мире большинству людей не хватает способности сохранять ощущение присутствия в настоящем, а также восприимчивости к нюансам своего внутреннего и внешнего мира. Однако подобный тип осознанности остается ключевым в жизни многих коренных народов. Давайте рассмотрим опыт туземного охотника-следопыта в дикой природе.
Чтобы оставаться настроенным на окружающую его среду, следопыт должен быть очень внимательным к своим инстинктивным реакциям и телесно-ощущаемому чувствованию. Таким образом он не только лучше осознает собственные реакции, но и реакции своей жертвы. Преследователь и преследуемый становятся единым целым. Охотник знает, когда зверь болеет или ранен, голоден или устал. Он знает, когда зверь охотился или спаривался, как долго спал. По следам он может определить, у какого водопоя животное подкрепляло свои силы. Снежный сугроб у куста говорит ему, где зверь спал. На плато, где кажется, что ветер вымел все следы, следопыт настраивается на свое чувство «единства» со зверем, и оно ведет его. Инстинкт подсказывает ему, куда ушло животное. Охотника и зверя объединяет общий дух.
Хотя следопыт и обрел состояние полной сонастроенности с тем животным, которое он выслеживает, он должен оставаться восприимчив и ко всем остальным стимулам (информации), поступающим из окружающей его среды, как внутренним, так и внешним. Его самого могут выслеживать или, по крайней мере, наблюдать за ним другие голодные или просто любопытные животные. Его безопасность зависит от того, чтобы оставаться в настоящем моменте, используя телесно-ощущаемое чувствование. Таким образом его чутко настроенные органы чувств смогут улавливать малейший звук или движение. Внутренне он может быть предупрежден об опасности появлением смутного чувства, что что-то не совсем так. Запахи становятся насыщенными, цвета – яркими. Все вокруг наполнено жизнью. В подобном состоянии осознанности можно найти красоту в том, что раньше могло восприниматься как нечто обыденное – в веточке дерева, гусенице, капле росы на листе.
Пока следопыт настроен на это единение с природой, он испытывает глубокое чувство благополучности. В состоянии расслабленной бдительности он способен отреагировать в любой момент. Ориентировочные рефлексы в таком состоянии функционируют оптимальным образом, давая следопыту чувство безопасности, основанной на его уверенности в собственной способности успешно идентифицировать и решить любую проблему, с которой он столкнется.
Для диких животных подобные инстинктивные рефлексы означают выживание – обеспечивая им гармонию и единство с окружающей средой, они сохраняют им жизнь. Для людей осознанное использование животных рефлексов может дать гораздо больше. Эти реакции способны усилить нашу способность к взаимодействию со средой и наслаждение жизнью, привнося в нее активность и жизненную силу. Когда мы здоровы и не травмированы, наши инстинктивные рефлексы добавляют в жизнь чувственность, разнообразие и ощущение чуда.
Ориентировочный рефлекс
Гадрозавр продолжал жевать, всего в нескольких футах от него. Грант с интересом рассматривал узкие, продолговатые дыхательные отверстия на верхней пластинке утиного клюва. Очевидно, гадрозавр не ощущал запаха людей. И, несмотря на то что левый глаз животного уставился прямо на Гранта, гадрозавр почему-то никак на него не реагировал. Алан вспомнил, что тираннозавр тоже потерял его из виду в прошлую ночь, и решил провести небольшой эксперимент. Он кашлянул. Гадрозавр мгновенно замер. Огромная голова застыла совершенно неподвижно, животное даже перестало жевать. Двигались только глаза – гадрозавр выискивал источник звука. Потом, несколько мгновений спустя, не обнаружив никакой явной опасности, гадрозавр расслабился, успокоился и снова принялся за еду.
Майкл Крайтон, «Парк юрского периода»
Представьте, что вы неторопливо прогуливаетесь по широкому лугу, как вдруг на периферии вашего зрения внезапно появляется тень. Какой будет ваша реакция? Инстинктивно вы прекратите все движения. Возможно, вы слегка пригнетесь, ваш сердечный ритм начнет меняться по мере активации вегетативной нервной системы. После этой кратковременной реакции «замирания» ваши глаза широко откроются. Голова рефлекторно повернется в направлении тени в попытке определить ее местоположение и идентифицировать объект. Обратите внимание на свои мышцы. Что они делают в этот момент?
Мышцы вашей шеи, спины, ног и ступней работают в унисон, поворачивая ваше тело, которое теперь инстинктивно расширяется и удлиняется. Ваши глаза прищуриваются, таз и голова смещаются в горизонтальном направлении, чтобы обеспечить оптимальный панорамный обзор вашего окружения. Какое у вас внутреннее состояние? Какие еще едва уловимые ощущения вы чувствуете в себе в ответ на замеченную тень? Большинство людей будут чувствовать настороженность и одновременно любопытство, что же это может быть. Вполне вероятно, что есть намек на волнение и чувство некоего предвкушения, разжигающее ваше желание узнать, что же представляет из себя эта тень. Может возникнуть ощущение вероятной опасности.
Когда животное чувствует изменение в окружающей среде, оно реагирует на него, пытаясь найти источник беспокойства. В этом могут участвовать, например, только глаза, которые будут медленно сканировать окрестность. Животное нацелено на потенциального партнера или источник пищи, а также уход от опасности. Если изменение в окружающей среде не указывает на опасность, источник пищи или потенциального сексуального партнера, животное, как и упомянутый выше гадрозавр, просто возобновит свою прежнюю деятельность. Поведение животного, когда оно реагирует на появление в окружающей его среде нового раздражителя, называется ориентировочным рефлексом.
Эти инстинктивные реакции столь же примитивны, как и рептильный мозг, который за них отвечает. Они позволяют животному гибко реагировать на постоянно меняющуюся окружающую среду. Все животные (включая человека) обладают этими скоординированными паттернами движения мышц и перцептивного восприятия. Как бы мы ни отличались от ящерицы или антилопы, все паттерны наших базовых реакций на новые звуки, запахи и движения, замеченные нами в окружающей среде, будут такими же, как у них.
Иван Павлов, великий русский ученый-физиолог, определил и описал эти ориентировочные реакции в своей монументальной работе, посвященной рефлексам животных. Он назвал эту врожденную реакцию организма рефлексом «Что это такое?». Попытки буквального перевода на английский язык привели к тому, что название «Что это такое?» закрепилось за рефлексом. Хотя более точным по смыслу было бы: «Что это там?» или «Что здесь происходит?» или «Эй, парень, что случилось!», так как тогда это подчеркивает удивление и любопытство, присущие данной реакции. Эта двойная реакция (реагирование плюс поиск информации) считается доминирующей чертой ориентирующего поведения. Для человека, как и для других животных, ожидание, удивление, настороженность, любопытство и способность чувствовать опасность являются формами кинестетического и перцептивного осознания, которые возникают из этих ориентационных комплексов. У травмированного человека эти ресурсы истощены, а потому зачастую стимул активирует застывшую (травматическую) реакцию, а не соответствующую ориентировочную реакцию (то есть, заслышав выхлоп автомобиля, ветеран, переживший травму, может упасть в обморок от страха).
Ориентировочные рефлексы служат тем основным средством, с помощью которого животное настраивается на окружающую среду. Эти реакции постоянно переплетаются друг с другом и модифицируются, расширяя спектр рефлексов и обеспечивая достаточную вариативность реакций. Процесс определения того, где это, что это такое, является это опасным или, наоборот, желательным, происходит сначала в подсознании.
Недавно знакомая рассказала мне историю, которая ярко иллюстрирует этот животный инстинкт в действии. Во время путешествия по Африке Анита, ее муж и их трехлетний сын отправились на сафари в Кению. Они ехали в микроавтобусе по пустыне Масаи Мара и остановились отдохнуть. Она и ее муж сидели друг напротив друга в машине; их трехлетний сын сидел на коленях у мужа, рядом с открытым окном. Они обсуждали животных, которых видели по пути, как вдруг моя знакомая почувствовала, как ее бросило через весь микроавтобус, и она вдруг, без всякой видимой на то причины, захлопнула окно. Только потом она увидела, как из травы, снаружи фургона, поднимается змея, в нескольких футах от лица ее сына.
Материнский рефлекс сработал прежде ее осознанного восприятия змеи. Замедлись она ненадолго, и это могло иметь трагические последствия. Инстинктивный мозг очень часто ориентируется, организуется и реагирует на стимулы задолго до того, как мы осознаем их.
Беги, бей… или замри
Пока Грант наблюдал, его рука очень медленно поднялась и раздвинула папоротники рядом с мордой животного. Грант увидел его мускулистую конечность. На передней лапе было три хватательных пальца, каждый из которых заканчивался изогнутым когтем. Рука мягко, медленно раздвинула папоротники пошире. Грант почувствовал озноб и подумал: «Он охотится за нами». Для такого млекопитающего, как человек, есть что-то неописуемо чуждое в том, чтобы рептилии охотились на него, как на свою добычу. Неудивительно, что люди ненавидят рептилий. Неподвижные, невозмутимые, медлительные – все в них было не так. Находиться среди аллигаторов или более крупных рептилий было сродни напоминанию о другой жизни, о другом мире…
Майкл Крайтон, «Парк Юрского периода»
У некоторых видов животных выработались механизмы, которые особенно хорошо служат для обеспечения их безопасности. Чтобы избежать обнаружения и нападения хищника, у зебры есть камуфлирующая расцветка; черепаха прячется в свой панцирь; кроты роют норы; собаки, волки и койоты падают навзничь в позе покорности. Поведенческие паттерны борьбы, бегства и оцепенения очень древние, они предшествуют даже появлению рептильного мозга. Эти формы выживания встречаются в природе у всех видов, от пауков и тараканов до приматов и людей.
Эти универсальные примитивные защитные стратегии называются рефлексами «бей или беги». Если ситуация угрозы потребует агрессии, то животное будет сражаться. Но если ситуация такова, что животное, скорее всего, проиграет бой, оно постарается убежать. Данные решения не принимаются животным сознательно; они инстинктивны и управляются рептильным и лимбическим мозгом. В случае, когда ни борьба, ни бегство не обеспечат безопасность животного, существует другая стратегия защиты – неподвижность (оцепенение), которая является столь же универсальным и необходимым для выживания средством. По необъяснимым причинам этой защитной стратегии редко уделяется достаточно внимания в работах по биологии и психологии. Тем не менее в ситуациях угрозы жизни эта стратегия является не менее жизнеспособной. Во многих ситуациях это даже наилучший выбор.
На биологическом уровне успех не обязательно означает победу; он означает выживание, и, по сути, не имеет значения, какой ценой вам удастся этого достичь. Цель состоит в том, чтобы остаться в живых до тех пор, пока опасность не минует, и уже позже разобраться с последствиями. Природа не выносит ценностного суждения о том, какая стратегия является лучшей. Если койот оставит, казалось бы, мертвого опоссума в покое, тот оправится от своего оцепенения неподвижности и уйдет восвояси, не заботясь о том, мог ли он отреагировать лучше. Животные не рассматривают оцепенение как неадекватную реакцию или признак слабости, не должны этого делать и мы.
Цель бегства или борьбы – избежать опасности, и она очевидна. Эффективность реакции неподвижности не столь очевидна, тем не менее как механизм выживания она столь же важна. В конечном итоге только природа определяет, какие инстинктивные реакции повышают вероятность выживания вида. Ни одно животное, даже человек, не обладает сознательным контролем над тем, замирает оно или нет в ответ на угрозу. Когда животное понимает, что оно в ловушке и не может избежать опасности, задействовав реакции «бей или беги», оцепенение дает ему ряд преимуществ.
Во-первых, многие хищники не будут убивать и есть неподвижное животное, если только они очень голодны. Неподвижность – это имитация смерти; она вводит хищника в заблуждение, давая ему понять, что мясо может быть испорчено. Благодаря этому обманчивому действию у животного-жертвы есть шанс избежать опасности.
Во-вторых, хищным животным труднее обнаружить потенциальную добычу, если она неподвижна. Это особенно верно, когда у животных-жертв камуфляжная окраска или внешний вид и они сливаются с пейзажем. Некоторые животные замечают свою жертву только тогда, когда она движется. Лягушка или ящерица, например, не могут обнаружить насекомое в траве, пока оно не начнет двигаться. Кроме того, у многих хищников отсутствует стимул нападать на неподвижную добычу; инертное тело не пробуждает в них агрессию.
В-третьих, если хищник наталкивается на целое стадо животных, являющихся для него потенциальной добычей, замирание и оцепенение одной особи может на мгновение отвлечь хищника, позволив остальной части стада спастись бегством.
В-четвертых, в мире, где все животные представляют собой то или иное звено пищевой цепи, будучи либо хищниками, либо жертвами, природа предусмотрела обезболивающий механизм для минимизации боли, испытываемой животным в момент смерти.
Возвращение к нормальной жизнедеятельности
Я особо остановился на реакции неподвижности, или оцепенения, потому что именно она приводит к образованию травмы у человека. Животные, как правило, не страдают от таких последствий притворства мертвыми, вне зависимости от выбранной ими ее версии. Если мы внимательно понаблюдаем за ними, то сможем увидеть, как им это удается.
Стадо оленей пасется на лесной полянке. Вдруг хрустнула ветка. Мгновенно олени приходят в состояние готовности – они готовы бежать в лес. Если отсечь им пути отхода, они могут начать драться. Каждое из животных замирает. Их мышцы напряжены, они прислушиваются и нюхают воздух (ориентация), пытаясь точно определить источник звука. Посчитав шум незначительным, они возвращаются к неторопливой полуденной трапезе, умыванию, воспитанию своих детенышей и солнечным ваннам в свете утреннего солнца. Но вот новый сигнал из окружающей среды вновь приводит животных в состояние настороженности и повышенной бдительности, они снова готовы бежать или сражаться. Через несколько секунд, не обнаружив реальной угрозы, олени опять возвращаются к своей прежней активности.
Внимательно наблюдая за оленем в бинокль, можно увидеть, как он переходит от состояния повышенной бдительности к нормальной, расслабленной активности. Когда животные определяют, что им ничто не угрожает, они начинают подрагивать и слегка дрожать. Этот процесс начинается с очень легкого подергивания или вибрации в верхней части шеи в области ушей, затем распространяется вниз, на грудь, плечевую зону, и уходит вниз – в область живота, таза и задних ног. Через эти небольшие подрагивания мышечных тканей организм животного регулирует различные состояния активации нервной системы. У оленей подобный ритмичный цикл происходит десятки, возможно, сотни раз в день. Этот циклический процесс происходит каждый раз, когда олени испытывают возбуждение. Легко и ритмично животные переходят из состояния расслабленной настороженности в состояние повышенной готовности.
Животные – наши учителя
Животные в дикой природе показывают нам стандарт здоровья и энергии, а кроме того, дают представление о процессе исцеления на биологическом уровне. Они позволяют нам взглянуть на то, как бы мы могли функционировать, если бы все наши реакции были чисто инстинктивными. Животные – наши учителя, олицетворяющие природу в ее равновесии.
Одной из трудностей в лечении травмы является чрезмерное внимание к содержанию события, которое ее вызвало. Люди, пережившие травматическое событие, склонны рассматривать себя как «выживших» в нем, а не как животных, обладающих инстинктивной способностью к исцелению. Способность животного восстанавливаться после угрожающей ситуации может послужить моделью восстановления и для людей, которая укажет нам путь к нашим собственным врожденным способностям к исцелению. Нам необходимо обратить внимание на свою животную природу, чтобы найти те инстинктивные стратегии, которые смогут освободить нас от изнурительных последствий травмы.