Трансформация
13. Программа повторения
Разыгрывание травмы
Это нас нимало не удивляет.
Наше побуждение разрядить и исцелить травму является таким же сильным и настойчивым, как и симптомы, которые создает травма. Стремление разрешить травму путем ее разыгрывания может быть достаточно сильным и навязчивым. Мы постоянно оказываемся втянутыми в ситуации, которые повторяют первоначальную травму, – как вполне очевидными, так и неочевидными способами. Проститутка или стриптизерша, у которой в анамнезе сексуальное насилие, – довольно распространенный случай, иллюстрирующий вышесказанное. Мы можем ощутить на себе последствия травмы либо в виде физических симптомов, либо в результате нашего взаимодействия с внешней средой. Травма может разыгрываться в интимных отношениях и рабочих ситуациях, проявляться в повторяющихся несчастных случаях или неудачах, а также в других, казалось бы, случайных событиях. Она может проявляться также в виде телесных симптомов или психосоматических заболеваний. Дети, пережившие травматический опыт, часто повторно воссоздают его в своих играх. Взрослые, находясь на более высокой ступени развития, будут воспроизводить травму в своей повседневной жизни. Механизм идентичен, вне зависимости от возраста человека.
С биологической точки зрения, если поведение является столь же мощным и неодолимым, каким является разыгрывание, оно попадает в категорию «стратегий выживания». Это означает, что та или иная модель поведения была отобрана потому, что исторически она оказалась благоприятной для сохранения вида. В чем же тогда состоит ценность для выживания часто столь опасных воспроизведений, которые преследуют многих травмированных людей и целые сообщества?
Когда дело доходит до знаний, необходимых для выживания, мы должны быстро и эффективно узнавать все об окружающей нас среде, в том числе исходя из ее особенностей. Очень важно, чтобы желание познавать и переучиваться было устойчивым и непреодолимым. В дикой природе первые успехи молодого животного при попытке спастись бегством зачастую являются «удачей новичка». Оно должно развить поведение, которое повышало бы вероятность спасения, а потому его обучение проходит быстро и интенсивно.
Чтобы улучшить этот процесс обучения, животные, как я считаю, «реконструируют» каждое произошедшее столкновение с опасностью и отрабатывают возможные варианты побега, делая это уже после того, как разрядят активированную энергию выживания. Пример такого поведения я наблюдал как-то в материале канала Discovery. Три детеныша гепарда чудом спаслись от преследующего их льва, резко сменив траекторию своего бега и забравшись высоко на дерево. После того как лев ушел, детеныши спустились вниз и начали играть. Каждый детеныш по очереди представлял льва, в то время как двое других отрабатывали различные маневры побега. Они тренировались делать зигзаги и прыжки в сторону, а затем взбирались на дерево, играя так до тех пор, пока их мать не вернулась с охоты. Затем они гордо запрыгали вокруг мамы, сообщая ей о своем вдохновляющем побеге из могучих челюстей смерти.
Я полагаю, что биологический корень разыгрывания проявляется в этой «второй фазе» нормализации внутреннего состояния – «игровой» тренировке защитных стратегий. Как же этот врожденный игровой механизм выживания может перерасти в часто трагическое, патологическое и жестокое травматическое воспроизведение? Это важный вопрос, на который мы должны ответить не только ради тех, кто пострадал от травмы, но и для общества в целом. Большая часть насилия, которое терзает все человечество, является прямым или косвенным результатом неразрешенной травмы, которая отыгрывается вовне в неоднократных безуспешных попытках восстановить чувство собственной силы…
Детеныши гепарда разрядили большую часть интенсивной энергии выживания, которую они мобилизовали во время своего успешного побега от льва (первая фаза). После побега возбуждение сохранялось. Затем они вступили во вторую фазу – стали в игровой форме пересматривать тот опыт, который обеспечил им превосходство, а также вполне вероятно дал им чувство гордости и расширил их возможности.
Теперь давайте рассмотрим этот сценарий в приложении к человеку: представьте себе, что вы ведете машину и вдруг видите, как прямо на вас мчится автомобиль. Ваше тело инстинктивно мобилизуется, чтобы защитить себя. Когда вы маневрируете, чтобы избежать столкновения, то чувствуете интенсивный выброс энергии. Вы замечаете, что машина – это Mercury Cougar. Вы чувствуете себя взволнованным тем, что успешно избежали опасности. Вы останавливаетесь на обочине и замечаете, что, хотя разрядили много энергии, вы все еще чувствуете себя несколько возбужденным. Вы фокусируете свое внимание на телесно-ощущаемом чувствовании и замечаете дрожь в области челюсти и таза, которая затем распространяется по всему телу. Вы чувствуете тепло и покалывание в своих руках и ладонях – это разряжается энергия. Чувствуя себя теперь спокойнее, вы мысленно начинаете прокручивать событие. Вы «проигрываете» различные сценарии ситуации и решаете, что хотя ваша защитная стратегия и была успешной, но могла быть реализована и другими способами. Вы отмечаете для себя эти варианты, после чего начинаете расслабляться. Вы отправляетесь домой и рассказываете своей семье, что произошло. В вашем поведении чувствуется гордость, и вы чувствуете прилив сил, когда рассказываете об этом событии. Ваша семья поддерживает вас, все рады, что вы в безопасности. Вы глубоко тронуты их заботой и чувствуете, как их любящие руки обнимают вас. Вдруг на вас накатывает усталость, и вы решаете вздремнуть перед ужином. Вы чувствуется себя спокойным и расслабленным и сразу засыпаете. Когда вы просыпаетесь, то чувствуете себя обновленным. Это событие ушло в прошлое, и вы готовы жить дальше со своим обычным ощущением себя.
К сожалению, люди часто не полностью разряжают то огромное количество энергии, которое мобилизуется для самозащиты. Таким образом, когда они вступают во вторую фазу, то начинают пересматривать событие, оставаясь в сильно возбужденном состоянии. Этот повышенный уровень энергии не позволит произвести пересмотр «в игровой форме». Вместо этого их будут часто посещать ужасающие и навязчивые воспоминания, которые сродни повторному переживанию события. В главе шестнадцатой под названием «Оказание первой (эмоциональной) помощи после несчастного случая» рассматривается как наиболее распространенная реакция на неполную разрядку. Большинство людей пытаются контролировать свою нерастраченную энергию выживания, интернализируя ее. Хотя такой подход более социально приемлем, он является не менее жестким, чем «разыгрывание».
Он также не является более эффективным при попытке справиться с сильно заряженной активацией. Для нас важно понять, что стратегия интернализации инстинктивных защитных процедур является формой разыгрывания – возможно, ее можно было бы назвать «отыгрыванием вовнутрь». Обращать насилие на себя – это метод, предпочитаемый нашей культурой по нескольким причинам. Очевидно, что легче поддерживать ту социальную структуру, которая производит впечатление, будто контролирует саму себя. Однако я думаю, что есть другая, более веская причина: интернализируя нашу естественную склонность разрешать опасные для жизни события, мы отрицаем в том числе и то, что такая необходимость вообще существует – она остается скрытой. Одним из положительных аспектов недавней эскалации насильственного «отыгрывания вовне» является то, что это заставляет нас признать тот факт, что посттравматический стресс, независимо от того, проявляется ли он как «отыгрывание вовнутрь» или «отыгрывание вовне», является серьезной угрозой здоровью. Давайте рассмотрим сценарий «отыгрывания вовне».
Представьте себе, что вы ведете машину и вдруг видите, как прямо на вас мчится автомобиль. Ваше тело мгновенно напрягается, а затем, когда вы чувствуете панику, цепенеет. Вы внутренне собираетесь, смирившись с неизбежным столкновением.
Вы чувствуете, что потеряли контроль… Затем, в последнюю долю секунды, вы справляетесь с паникой и уворачиваетесь от встречной машины. Краем глаза вы замечаете, что машина – Mercury Cougar. Вы съезжаете на обочину и останавливаетесь. Ваше сердце бешено колотится, вам не хватает воздуха. Когда вы пытаетесь восстановить контроль, у вас случается кратковременный «выброс адреналина», за которым следует интенсивное ощущение сильного возбуждения. Вас пугает эта энергия, вы чувствуете, что начинаете злиться. Злость помогает. Вы сосредотачиваете свою ярость на идиоте, из-за которого чуть не лишились жизни. Сердце все еще бешено колотится, мысли в беспорядке, и тут вы замечаете, что ваши ледяные руки все еще приклеены к рулю. Вы начинаете представлять, как изо всех сил душите этого идиота. Вы все еще взвинчены, образы происшествия начинают мелькать перед вашими глазами. (Начинается вторая фаза, но заряд в вас все еще силен.) Чувство паники возвращается, ваше сердце снова начинает учащенно биться. Вы теряете контроль и чувствуете, как возвращается гнев. Гнев теперь стал вашим верным спутником, он помогает вам сохранять некоторое подобие контроля.
Ваши мысли возвращаются к тому идиоту на дороге. Он испортил вам день. Вы задаетесь вопросом, переживает ли он то же самое, что и вы. Вы сомневаетесь в этом, потому что он идиот. Вероятно, он просто как ни в чем не бывало продолжил свой путь, не обратив никакого внимания на этот инцидент. Вас бесит такая возможность, но вам кажется, что так оно и есть. Затем, как яркая вспышка, вдруг появляется образ – вы вспоминаете машину – это был желтый «Кугуар». При виде этого образа ваш гнев нарастает. Вы начинаете ненавидеть машину и ее водителя. Вы собираетесь преподать им обоим урок.
Вы едете по улице в поисках желтого «Кугуара». Вы замечаете его на парковке. Ваше сердце бешено колотится, и волнение нарастает, когда вы сворачиваете на стоянку. Вы отомстите – справедливость восторжествует. Вы паркуетесь неподалеку, открываете багажник и хватаете монтировку. Вы энергично направляетесь прямо к «Кугуару» и начинаете крушить монтировкой лобовое стекло. Вы бьете и бьете, снова и снова, пытаясь разрядить вашу мощную энергию. Внезапно вы останавливаетесь и оглядываетесь. На вас в недоумении смотрят люди. Некоторые из них напуганы, другие думают, что вы сошли с ума, третьи бросают на вас враждебные взгляды. Долю секунды вы подумываете о том, чтобы напасть на тех, кто смотрит на вас враждебно. Они, вероятно, друзья владельца «Кугуара». Затем реальность постепенно начинает доходить до вас. Вы осознаете, что натворили, и вас охватывает стыд. Стыд тут же сменяется паникой. Вы нарушили закон, и полиция, вероятно, уже в пути. Пришло время бежать. Вы бежите к своей машине, садитесь в нее и уезжаете, оставляя за собой запах жженой резины.
…К тому времени, когда вы возвращаетесь домой, вы весь во власти стыда. Ваша семья рада вас видеть, но вы не можете рассказать им, что произошло. Они спрашивают, что не так, но вы отмахиваетесь от них. Временное облегчение от разбитого лобового стекла давно прошло. Его снова сменила паника. Вы не в состоянии оставаться дома. Вы садитесь в машину и едете куда глаза глядят, пытаясь успокоиться. Но ничего не получается. Вы говорите себе, что этот идиот заслужил то, что получил, но эта мысль не приносит вам особого облегчения. Вы решаете, что нужно что-то, что поможет вам расслабиться, и направляетесь в ближайший бар.
Очевидно, что подобное реагирование имеет очень малую ценность для выживания. Человек в описанном выше сценарии не смог разумно просмотреть событие, находясь в состоянии сильного возбуждения. Вместо того чтобы позволить ему обрести новые силы, это состояние заставило его воспроизвести или «отыграть» свое биологическое смятение, не дав разрядить энергию выживания и вернуться к нормальному функционированию. Важно воздержаться от каких-либо суждений по поводу этого конкретного типа реакции. Мы должны видеть в произошедшем то, чем оно является на самом деле, – неудачную попытку разрядить интенсивную энергию, мобилизованную для защиты от воспринимаемого как угрозу жизни опыта. Психиатр Джеймс Гиллиган в своей книге «Насилие» (“Violence”)[8] делает следующее красноречивое заявление: «…попытка достичь справедливости и отстоять ее или же исправить или предотвратить несправедливость является единственной универсальной причиной насилия». (Курсив Д.Г.) На эмоциональном и интеллектуальном уровне проницательность доктора Гиллигана необычайно точна, но как это перевести на биологический язык инстинктивной деятельности? Я полагаю, что для неразмышляющего мира телесно-ощущаемого чувствования справедливость воспринимается как завершение. Без разрядки и завершения мы обречены на повторение трагического цикла насильственной реконструкции, будь то в виде «отыгрывания вовне» или «отыгрывания вовнутрь».
Унизительно признавать тот факт, что значительная часть человеческих деяний совершается в состоянии гипервозбуждения, обусловленного незавершенной реакцией на угрозу. Большая часть человечества, похоже, зачарована – может, даже загипнотизирована – теми из нас, кто «отыгрывает вовне» наши поиски справедливости. Существует бесчисленное множество книг, подробно описывающих жизнь «серийных убийц», и многие из них являются бестселлерами. Кажется, что тема справедливости и возмездия гораздо чаще является центральной для фильмов, чем любая другая.
В основе нашего сильного влечения к тем, кто «отыгрывает вовне», лежит стремление к завершению и разрешению – или к тому, что я называю пересмотром травмы. При пересмотре травмы повторяющийся цикл насильственного разыгрывания превращается в исцеляющее событие. Трансформировавший свою травму человек не испытывает потребности в мести или насилии – стыд и вина растворяются в мощном потоке обновления и принятия себя (см. главу 14 «Трансформация»). К сожалению, примеров этого явления в литературе и кино очень мало. Однако стоит упомянуть фильм «Отточенное лезвие» (“Sling Blade”), в котором показано множество трансформирующих моментов, присущих пересмотру травмы.
Наш вполне обыденный «сценарий столкновения с машиной» в гораздо большей степени соответствует нашей повседневной жизни, чем то, чем заполнены фильмы, и, следовательно, более показателен. На странице 133 своей книги «Насилие» Гиллиган пишет: «Если мы хотим понять природу того инцидента, который обычно вызывает самый сильный стыд, а следовательно, и самую крайнюю степень насилия, мы должны признать, что именно тривиальность инцидента делает его столь постыдным. И именно интенсивность этого стыда, как я уже сказал, делает этот инцидент столь мощным источником насилия». Когда люди ошеломлены, подавлены и не могут успешно защитить себя, они часто чувствуют стыд. Совершая насильственные действия, они стремятся к справедливости и мести за тот стыд, что им пришлось пережить.
В седьмой главе мы говорили о том, что человеческий мозг представляет собой триединую систему, состоящую из следующих целостных систем: рептильного мозга (инстинкты), мозга млекопитающих (эмоции) и неокортекса (рациональность). Стыд – это эмоция, выработанная мозговой системой (мозгом млекопитающего). Справедливость – это идея, сформулированная неокортексом. Но как насчет инстинктов? Я беру на себя смелость утверждать, что если подавляется инстинктивное стремление к интенсивному высвобождению энергии выживания, то это глубоко изменяет функционирование двух других систем мозга. Давайте для примера рассмотрим ранее описанный сценарий «разыгрывания». Какое влияние неизрасходованная энергия оказала на эмоциональные и рациональные реакции человека? Очень простое – эмоциональный мозг преобразовал эту энергию в гнев. Затем «рациональный» мозг создал идею мести. Эти две взаимосвязанные системы сделали все, что могли, учитывая обстоятельства. Однако невозможность инстинктивно высвободить очень мощную биологическую энергию поставила их в положение, справиться с которым они просто-напросто не приспособлены. Результат этой попытки – не пересмотр травмы, а ее отыгрывание.
И хотя насильственное поведение может принести временное облегчение и усилить чувство «гордости», без биологической разрядки нет завершения. В результате цикл стыда и насилия повторяется. Нервная система остается сильно активированной, что заставляет людей стремиться к единственному известному им способу облегчения – насилию. Травматическое событие не получило своего разрешения, и человек продолжает вести себя так, как будто оно все еще происходит, и с биологической точки зрения это так и есть – его нервная система по-прежнему находится в состоянии повышенной активации. Три маленьких детеныша гепарда, о которых упоминалось ранее, знали, когда закончилось само реальное событие. Человек, с его «превосходящим» интеллектом, зачастую этого не знает.
Пораженный тем, как всю свою жизнь люди, похоже, только и делают, что разыгрывают темы из своего детства, Фрейд ввел термин «навязчивое повторение» для описания поведения, отношений, эмоций и снов, которые, казалось, были повторным проигрыванием ранней травмы. Центральное место в концепции Фрейда о компульсивном стремлении к повторению занимало его наблюдение, что люди продолжают ставить себя в ситуации, которые странным образом напоминают первоначальную травму, для того чтобы найти новые решения.
5 июля, 6:30 утра
Бессел ван дер Колк, исследователь-психиатр, внесший большой вклад в исследование посттравматического стресса, рассказал историю о ветеране, которая ярко показывает нам как опасные, так и повторяющиеся аспекты отыгрывания травмы на пути к ее разрешению.
Где-то в конце 1980-х годов, 5 июля, в 6:30 утра в круглосуточный магазин вошел мужчина. Держа палец в кармане, что должно было изображать пистолет, он потребовал, чтобы кассир отдал ему все содержимое кассового аппарата. Забрав около пяти долларов мелочью, мужчина вернулся к своей машине и оставался в ней вплоть до прибытия полиции. Когда прибыла полиция, молодой человек вышел из своей машины и, снова сунув палец в карман, объявил, что у него есть пистолет и все должны держаться от него подальше. К счастью, его не застрелили, а просто взяли под стражу.
В полицейском участке офицер, просмотрев досье этого человека, обнаружил, что за последние пятнадцать лет он совершил еще шесть подобных «вооруженных ограблений», и все они были совершены в 6:30 утра 5 июля! Узнав, что этот человек был ветераном вьетнамской войны, полиция предположила, что произошедшее было чем-то большим, чем простое совпадение. Они отвезли его в ближайшую больницу штата Вирджиния, где доктор ван дер Колк имел возможность поговорить с ним.
Ван дер Колк прямо спросил мужчину: «Что с вами произошло 5 июля в 6:30 утра?» Тот так же прямо ответил. Во Вьетнаме его взвод попал в засаду вьетконговцев. Всех из его взвода убили, выжили только он сам и его друг Джим. Это было четвертого июля. Наступила темнота, и вертолеты не смогли их эвакуировать. Они провели вместе ужасную ночь на рисовом поле, в окружении вьетконговцев. Примерно в 3:30 утра Джима ранило в грудь вьетконговской пулей; он умер на руках у своего друга в 6:30 утра 5 июля.
После возвращения в США каждое 5 июля (если только он не был в это время в тюрьме), в день годовщины смерти друга, этот человек «отыгрывал» его смерть. На сеансе терапии с ван дер Колком ветеран пережил скорбь от потери друга. Затем ему удалось установить связь между смертью Джима и своим побуждением к совершению грабежей. Как только он осознал свои чувства и ту роль, которую первоначальное событие сыграло в его компульсивных побуждениях, этот человек смог прекратить повторять этот трагический инцидент.
Какова была связь между ограблениями и пережитым во Вьетнаме? Инсценируя «ограбления», мужчина воссоздавал перестрелку, в результате которой погиб его друг (а также остальные члены его взвода). Спровоцировав полицию присоединиться к разыгрыванию, ветеран организовал набор персонажей, необходимых для того, чтобы сыграть роль вьетконговцев. Он не хотел никому причинять вреда, поэтому использовал свои пальцы вместо пистолета. Затем он доводил ситуацию до кульминации и в результате получал ту помощь, в которой нуждался, чтобы залечить свои душевные раны. Получив ее, он мог тем самым разрядить свою злость, горе и чувство вины, вызванные жестокой смертью своего приятеля и ужасами войны.
Если мы посмотрим на поведение этого человека, ничего не зная о его прошлом, то можем решить, что он сошел с ума. Однако, немного углубившись в его историю, мы увидим, что его действия были блестящей попыткой справиться с глубокой эмоциональной раной. Его реконструкция вновь и вновь подводила его к самому краю, пока он, в конце концов, не смог освободиться от изматывающего кошмара войны.
Во многих так называемых примитивных культурах естественная природа эмоциональных и духовных травм этого человека была бы открыто признана племенем. Он получил бы необходимое поощрение, чтобы поделиться своей болью. Церемония исцеления была бы проведена в присутствии всей деревни. С помощью своего племени этот человек вновь воссоединился бы со своим потерянным духом. После этого очистительного обряда было бы устроено радостное торжество, где этого человека чествовали бы как героя.
Существенная роль осознанности
Связь между повторением травмы и изначальной ситуацией не всегда очевидна. Травмированный человек может, например, ассоциировать травмирующее событие с другой ситуацией и повторять эту ситуацию вместо исходной. Повторяющиеся несчастные случаи являются одним из распространенных проявлений такого рода разыгрываний, особенно когда несчастные случаи чем-то похожи. Или же человек может периодически получать травмы определенного типа. Вывихнутые лодыжки, вывихнутые колени, травмы шеи и даже многие так называемые психосоматические заболевания являются весьма распространенными проявлениями повторений на физическом уровне.
Как правило, ни один из этих так называемых несчастных случаев не выглядит ничем иным, кроме как несчастным случаем. Ключ для идентификации их как симптомов травмы заключается в том, насколько часто и с какой периодичностью они происходят. Один молодой человек, подвергшийся сексуальному насилию в детстве, за три года стал участником более дюжины ДТП, где в его машину въезжали сзади. (Ни в одном из этих «несчастных случаев» он не был виноват.) Частое отыгрывание – самый загадочный и сложный симптом травмы. Отыгрывание может «адаптироваться» под конкретного человека так, что поразительным образом, до мельчайших деталей будет «совпадать» с исходной ситуацией. В то время как некоторые элементы такого повторения вполне понятны, другие, похоже, не поддаются рациональному объяснению.
Джек
Джек – очень застенчивый и серьезный мужчина лет пятидесяти с небольшим, живущий на северо-западе. Его очень смущала та причина, по которой он пришел ко мне на прием. Однако под этим смущением лежало непреодолимое чувство унижения и поражения. Как-то прошлым летом, пришвартовывая свою лодку, он гордо и игриво заявил своей жене: «Ну, я мастер своего дела или что?» В следующее мгновение он, его жена и их ребенок барахтались на спине. А произошло то, что, когда он швартовал лодку, один из тросов зацепился за рычаг дроссельной заслонки. Лодка внезапно накренилась вперед. (Он оставил двигатель на холостом ходу на нейтралке, пока швартовался.) Джека и его семью сбило с ног. К счастью, никто серьезно не пострадал, но он врезался в другую лодку, причинив ущерб на сумму 5000 долларов. К ушибам прибавились еще и оскорбления, поскольку совершенно униженный Джек вступил в перепалку с владельцем пристани, когда мужчина (вероятно, думая, что Джек пьян) стал настаивать на том, чтобы пришвартовать за него лодку. Будучи опытным лодочником из семьи потомственных моряков, этот эпизод просто вышиб из Джека дух. Он же должен был знать, что нельзя оставлять двигатель на холостом ходу во время швартовки.
При помощи телесно-ощущаемого чувствования он может пережить, как держит веревку и чувствует, как она натягивается, от чего его руки горят, и как вдруг он опрокидывается навзничь. Это переживание вызывает в нем образ самого себя в возрасте пяти лет. Катаясь на лодке с родителями, он упал с трапа на спину. Из него вышибло дух, и он страшно испугался, так как не мог дышать.
Исследуя этот опыт, он отчетливо ощущает, как его сильные мышцы пятилетнего мальчика помогают ему цепляться за трап, когда он гордо взбирается по нему. Его родители, занятые другими делами, не видят, как он играет на трапе. Когда большая волна ударяется о лодку, Джека опрокидывает на спину. Далее следуют унизительные хождения по врачам, где каждому из них снова и снова приходится повторять эту историю.
Существует важная связь между этими двумя событиями – падением в возрасте пяти лет и его недавним фиаско. В обоих случаях он с гордостью демонстрирует свое мастерство. И в обоих случаях его опрокидывает на спину, из него в буквальном и эмоциональном смысле «вышибает дух». Лодка его отца называлась «Большая волна». За неделю до несчастного случая Джек окрестил свою лодку «Большая волна».
Паттерны шока
Когда Джек переименовал свою лодку в «Большую волну», он, как и ветеран Вьетнама, готовил почву для реконструкции, которая впоследствии и произошла. Случайные напоминания об инцидентах часто происходят непосредственно перед реконструкцией. Что еще более примечательно, так это то, что для постороннего наблюдателя связь произошедшего инцидента и остальных отыгрываний с первоначальной травмой может прослеживаться очень явно. Однако человек, переживший травму, обычно не имеет об этом ни малейшего понятия.
Нередко реконструкция будет совпадать с годовщиной травмирующего события. Это может происходить даже в том случае, если у человека нет сознательного воспоминания о том, что это событие происходило! И даже для тех, кто помнит событие, связь между первоначальным переживанием и последующим разыгрыванием, как правило, не осознается. В самом деле, как мы увидим далее, отсутствие сознательного осознания играет ключевую роль в том, что эти, часто причудливые, повторы постоянно происходят.
Без осознанности у нас нет шансов
Попробуйте избавиться от плюща, кустов ежевики или бамбука в своем дворе, просто срезав их у земли. Любой, кто пытался это сделать, знает, что так от них не избавиться. С некоторыми вещами нужно разбираться «в корне». Травма – одна из таких вещей. Когда происходят реконструкции, мы часто говорим о результирующем поведении как об «отыгрывании вовне». Эти слова хорошо подобраны. Это называется отыгрыванием, потому что не является реальным. Что-то еще на самом деле гнездится в корне этого – что-то, чего человек не осознает.
Как мы обсуждали ранее, отыгрывание действительно приносит организму некоторое временное облегчение. Сами эти действия обеспечивают выход избыточной энергии, генерируемой непрекращающимся циклом возбуждения. В организм выбрасываются химические вещества, образующие адреналин и наркотические эндорфины. За счет этого организм способен избежать переживания ошеломляющих эмоций и ощущений, которые сопровождали бы реально происходящее событие. Отрицательная сторона этого заключается в том, что, следуя однажды запрограммированным действиям, человек лишает себя шанса попробовать что-то новое или оригинальное. Немногие люди, находясь в здравом уме, предпочли бы прожить свою жизнь в тисках травмы, постоянно отыгрывая и заново переживая ошеломляющее событие.
Реконструкция травмы в сравнении с пересмотром травмы
В основе любой реконструкции всегда будут лежать неосознаваемые паттерны событий и убеждения, которые, по-видимому, обладают достаточной силой, чтобы воссоздавать наши переживания в соответствии с их диктатом. Это навязчивое повторение не является «преднамеренным» в обычном смысле этого слова. Преднамеренные действия обычно требуют некоторой сознательности, ингредиента, который в разыгрывании играет весьма незначительную роль. В реконструкциях человеческий организм не полностью осознает побуждения и мотивы своего поведения и, следовательно, работает в режиме, больше соответствующем рептильному мозгу. Он просто делает то, что делает.
Разыгрывание представляет собой попытку организма завершить естественный цикл активации и деактивации, который сопровождает любую реакцию на угрозу в дикой природе. В дикой природе активация часто разряжается бегом, борьбой или другими активными действиями, которые приводят к успешному завершению конфронтации, потенциально опасной для жизни. Если первоначальное событие требовало активной стратегии бегства, то отыгрывание, которое стремится к тому же, не должно нас удивлять.
Поскольку мы люди, мы, в отличие от животных, подвержены травмам. Ключ к выходу из этой, казалось бы, неразрешимой ситуации лежит в характеристике, которая наиболее четко отличает нас от животных – нашей способности осознавать свой внутренний опыт. Когда мы можем, как это было с Джеком, замедлиться и пережить все элементы ощущений и чувств, которые сопровождают наши травмирующие паттерны, позволяя им завершиться, прежде чем мы двинемся дальше, мы начинаем делать доступными и трансформировать побуждения и мотивации, которые в противном случае заставили бы нас вновь и вновь повторять травмирующие события. Осознание, которое становится доступным нам через телесно-ощущаемое чувствование, обеспечивает нам мягкую энергетическую разрядку, столь же эффективную, как и ту, что получает животное посредством действия. Это и есть пересмотр травмы.
Театр нашего тела
Возбуждение становится хроническим в результате ошеломляющих или подавляющих чувств и эмоций, которые имеют внутренний источник. Именно по этой причине травму можно и нужно трансформировать, работая с ней на внутреннем уровне. В отыгрывании весь мир – наша сцена. Будучи внешней, она при этом также остается неизменной. Следовательно, отыгрывание вряд ли может выполнить поставленную перед ней задачу.
В ущерб себе мы живем в культуре, которая не уважает внутренний мир. Во многих культурах внутренний мир снов, чувств, образов и ощущений является священным. Тем не менее большинство из нас лишь поверхностно осведомлены о его существовании. У нас мало или вообще нет опыта в том, как ориентироваться в этом внутреннем ландшафте. Следовательно, когда этого требуют обстоятельства, мы оказываемся неподготовленными. Вместо того чтобы умело преодолеть их, – если мы вообще попытаемся это сделать, – мы с большей вероятностью скатимся к их повторению (реконструкции травмы).
Однако, проявив терпение и внимание, паттерны, которые приводят к травматической реконструкции травмы, можно устранить, и тогда мы снова получим доступ к бесконечным оттенкам чувств и поведенческих реакций, которые способны проявлять. Как только мы поймем, как зарождается и развивается травма, вслед за этим мы должны научиться познавать себя через телесно-ощущаемое чувствование. Вся необходимая информация, чтобы начать пересмотр травмы, нам доступна. Наши тела (инстинкты) подскажут нам, где находятся те или иные препятствия, а также – когда мы движемся слишком быстро. Наш интеллект подскажет, как регулировать эти переживания, чтобы они не подавили нас. Когда эти функции мозга будут работать в единстве, мы сможем установить особые отношения между основным потоком наших внутренних переживаний и хаосом травмы. Двигаясь не спеша, на каждом этапе позволяя нашим переживаниям развернуться, мы сможем усваивать неассимилированные аспекты травматического опыта с той скоростью, на которую способны.
В театре нашего тела травма может быть трансформирована. Раздробленные элементы, сохраняющие в себе травмирующие эмоции и поведение, можно привести к их завершению, после чего они могут быть интегрированы и снова соединены в единое целое. Вместе с этой целостностью приходит ощущение контроля и завершенности.
Постскриптум: как далеко во времени и пространстве?
Обсуждение реконструкции (разыгрывания) было бы неполным без того, чтобы по крайней мере не признать существование одного интригующего аспекта травматического повторения, который не поддается объяснению. Я имею в виду реконструкцию травмирующих событий, которые можно проследить на протяжении нескольких поколений истории семьи.
Недавно на учебном занятии меня попросили встретиться с молодой женщиной, давайте назовем ее Келли, выжившей в авиакатастрофе в Су-Сити (эта история легла в основу фильма «Бесстрашный»). Самолет, следовавший из Денвера в Чикаго, потерял двигатель в результате взрыва. Самолет резко накренился и стал падать под таким крутым углом, что вход в штопор казался неизбежным. Но пилот Эл Хейнс не дал самолету войти в штопор и смог совершить аварийную посадку. При ударе самолет развалился на части. Куски горящего фюзеляжа были разбросаны по окружающим кукурузным полям. Это драматическое событие было запечатлено одним из самых известных видеооператоров-любителей десятилетия. Келли спаслась из смятой секции самолета: она ползла по лабиринту из покореженного металла и проводов к пятну света.
Во время нашей работы с ней Келли медленно и постепенно проходила сквозь ужасы катастрофы. Когда мы переходим к той части, где самолет ударяется о землю, Келли слышит голос своего отца и деда, кричащих: «Не жди, иди сейчас! Иди на свет. Убирайся отсюда до вспышки». Она повиновалась. Отец и дед Келли, каждый по отдельности, пережили авиакатастрофу. Оба едва избежали смерти, пробравшись сквозь обломки, как только самолет коснулся земли.
Вполне вероятно, Келли слышала о том, что пережили ее отец и дед, и эти истории вполне могли подсказать ей, что делать при крушении самолета. Но как насчет других особенностей этого пережитого опыта? Авиакатастрофы обычно широко освещаются в средствах массовой информации. Они часто затрагивают жизни сотен людей одновременно, но в целом редко у кого из нас есть хотя бы один член семьи, который бы попадал в авиакатастрофу, не говоря уже о трех. Кроме того, необходимо учитывать характер события. Автомобильную аварию довольно легко можно объяснить кратковременным затемнением сознания, даже та, в которой на секунду отключившийся человек, кажется, не виноват. Предположить, что подобным же образом может произойти авиакатастрофа, явно будет чем-то из области фантастики.
Я слышал несколько историй подобного рода как от клиентов, так и от друзей. Существуют события, которые происходят на протяжении поколений, и они имеют поразительно совпадающие элементы. В некоторых случаях эти совпадения можно, по крайней мере частично, объяснить тем, что развитие ребенка происходило под влиянием семейных мифов и паттернов. Другие совпадения (особенно когда в катастрофу такого масштаба вовлечены большие группы людей) невозможно объяснить. Я оставляю дальнейшие комментарии Роду Серлингу, известному американскому сценаристу, но не перестаю удивляться, насколько далеко на самом деле простираются паттерны травматического шока.
Еще один пример мистической травматической реконструкции можно найти в истории Джессики. В возрасте двух лет она пережила свою первую авиакатастрофу. Пилот, ее отец, взял ее на руки и спустил вниз с дерева, на которое приземлился их маленький самолет. Двадцать пять лет спустя Джессика и ее приятель, пролетая в полутора тысячах километрах от дома, попали в снежную бурю и врезались в дерево.
Оказалось, что дерево росло на другой стороне того самого холма, где они с отцом потерпели крушение, когда ей было два года! На нашем сеансе она разрешила многие глубокие переживания и реакции из своего сложного и трудного детства. Означает ли это, что ей не нужны больше несчастные случаи – или что второе столкновение с этим холмом не был простым совпадением, – я не знаю и надеюсь, что никогда не узнаю; запишите это на счет таинственности всего сущего.
Причина, по которой в духе мы сообщаемся как с Небесами, так и с Адом, заключается в том, что это сохраняет нас свободными.